Сергей Сибирцев - Привратник 'Бездны'

И нужно быть искренним идеалистом-дураком, чтобы пару секунд поизучав мое ночное видение, признать в нем добропорядочного соседа, господина Типичнева Владимира Сергеевича, сорока лет от роду, разведенного, служащего где-то, которому нынче не спится, и которому приспичило в самую сладкую пору пополуночи ломиться в чужую квартиру с самыми добросердечными намерениями....

Я знал, что за этой скромной окрашенной в половой цвет, деревянной дверью, защищаемой обыкновенным так называемым английским внутренним замком, проживает ветхое существо, 1915 года рождения. Наша законная местная подъездная достопримечательность, - Бочажников Нил Кондратьич, заслуженный уважаемый пенсионер и чекист, - или наоборот, кому как удобнее.

Признаться, специальных нагрудных знаков, удостоверяющих принадлежность моего боевитого гонористого (и по сию пору) соседа к ордену сподвижников товарища Дзержинского лично мне не довелось лицезреть. Поэтому приходилось верить на слово, о его чрезвычайно засекреченной деятельности в чекистских органах под руководством товарищей Ежова, Ягоды, Берия - вплоть до товарища Андропова.

Вот бы кого в качестве главного понятого в квартиру Цимбалюка, может, не добудились старика...

Появление на пороге собственной квартиры старого чекиста Бочажникова и короткий, на удивление звучный, сигнал дверного звонка, как мне показалось, произошло одновременно.

Если быть точным, едва я только коснулся черной матовой пуговицы, как дверные запоры бесшумно пришли в движение, и...

- Товарищ Типичнев, я в курсе оперативной обстановки! Вы пришли за профессиональной помощью! И вы - получите ее!

Все эти восклицательные предложения выпалились с такой странной поспешностью, что я не успел ни поздороваться, ни разглядеть ночного платья заслуженного пенсионера.

Скороговоркой, заговорщицки выстреливши прямо мне в грудь все выше услышанное, он тут же вновь огорошил меня, стремительно прихлопнув прямо на виду моей несколько обомлелой физиономии свою крашенную опрятную дверь.

Тревожить скандальную кнопку второй раз я отчего-то медлил. И как выяснилось через пару минут - совершенно правильно, что не суетился.

В сущности, я не успел даже присочинить более менее нелитературное ругательство, которое бы охарактеризовало данную дурацкую ситуацию моего одиночного затяжного топтания на лестничной продуваемой осенними сквозняками площадке, как был вознагражден за свое смиренное долготерпение вторичным явлением моего бесстрашного информированного соседа, по случаю ночного нештатного рандеву приодевшегося соответственно ситуации: москвашвеявского фасона канифасовые штаны с искусно заглаженными наколенными пузырями, бостоновый лоснящийся коричневый двубортный пиджак, застегнутый на все (три) облупленные оловянные пуговицы, худую узловатую шею скрашивал гигантский узел синтетического галстука неопределенного черепашьего колера, который цепко держал жестяной жесткости воротничок синей нейлоновой (некогда, во времена моего глупого благодушного детства, супермодной) сорочки.

И, чтобы окончательно добить меня, жалкого полуночника, пребывающего в отвратительном наряде, задорный старикан не поленился и переобулся в нечто и ныне модное, - лаковые штиблеты с выдающимися носами, идеально наискось срубленными, слегка курносыми, глянцевито вызывающими.

Вполне буржуазный видок соседа, несколько не гармонировал с выражением его подвижного древне-пергаментного портрета, - его черты демонстративно пугали не сочетаемым: сверхсерьезной неукротимой решительностью и беспечно жутковатым клоунским простодушием...

Босхианский шут - в истинном, слегка замшелом, образе народного мстителя.

Впрочем, то, что старик являл собою привесьма серьезного персонажа, можно судить по его глазам, - в эти мгновения, враз потерявшие, присущие им возрастные цвета побежалости.

Никаких кровяных сеток-прожилок, никакой акварельной блеклости, чрезвычайно твердые, отчетливо подсиненные, мужские глаза...

Глаза, сознающие, что принадлежат они не старику-доходяге, почти ровеснику века, а существу человеческого мужского рода, сознающего себя не кучкой водянистого дерьма (чем, в сущности, мы все являемся), - но Человеком с прописной буквы, готового драться именно за светлые идеалы человечества...

Собственно меня в эту минуту, чрезвычайно контрастный облик ветхого чекиста не особенно шокировал.

Меня повергло в изумление иное. Точнее истинно положительный мужской аксессуар, запросто расположившийся под мышкой старика, отчего довольно миниатюрная конституция его, вынужденно отклонилась, можно сказать, откинулась назад, с тем, чтобы сохранить приемлемо бравое корпусное выражение, соответствующее его внутреннему сверхсамоуверенному настрою...

Нилу Кондратьичу явно не доставало фиолетовой велюровой шляпы, чтобы его автопортрет справедливо вписался в классический багет гангстера времен великой американской депрессии тридцатых годов.

Точно подслушав мои уважительные мысли, старый боец инфернальных фронтов, вдруг, словно из воздуха, свободной левой жилисто высушенной желтой пигментарной рукой, изящно предъявил мне курортное соломенное чудо: шляпу-канотье, времен милейшего Антона Павловича Чехова, вследствие подобной временной отдаленности, приобретшей некоторую старьевщицкую антикварность...

Бесстрашный Нил Кондратьич, собрав, видимо, все остатние мускулатурные данные приспособил себе под мышку самый натуральный общевойсковой автомат Калашникова - АКС.

От "калашникова" шибало свежей нежнейшей оружейной смазкой и ухоженной синеватой сталью. Рожок своей новенькой чернотой и увесистостью притягивал к себе мой завистливо-пришибленный взор...

- Главное, Владимир, запоминай - не тушуйся, да! На такое дело позволяется не пожалеть и горсточки свинцовых карамелек!

- Ну, вы, Нил Кондратьич, и даете... С таким снаряжением запросто можно забить стрелку с любым мишкой-шалуном... вернее - шатуном! А, Нил Кондратьич, - забьем? Не схлюздим...

Я с недоумением и уже привычным внутренним брюзжанием наблюдал за собою, за своей доморощенной дешевой идиотской бравадой. Перед этим странным стариком, едва удерживающим, полностью снаряженный "калашников", я с какой-то стати, довольно плоско разыгрывал из себя крутого ироничного мужчину.

- Владимир, бросьте ваши интеллигентские штучки! Говорите здесь нормальной русской речью. Это, во-первых, да. Во-вторых - вам, Володечка, придется распрощаться с некоторыми чистоплюйскими привычками. Вам придется нажимать на гашетку, - лично! Лично приводить высшую меру наказания в исполнение. Да, Володечка! Все наши предки не чурались этого неблагородного занятия, да. Вот, пожалуйста, для вас. Не дарю, но доверяю на время "х", да. Держите, Володя, - благодарить будете потом.