Анна Князева - Подвеска Кончиты

– Что? – Дайнека смотрела на нее широко открытыми глазами.

– Мне, говорит, с вами, мразями, разговаривать некогда. Как скажу, так и будет. Паренек, который там был, чуть в штаны не наделал, думал, что живым не уйдет.

– Получается, он порядок в городе наводил?

Ирина задумчиво посмотрела в окно.

– Воропай – удивительный человек. Опасный и справедливый. Великодушный и жестокий. Необыкновенный набор несочетаемых качеств. Я много об этом думала, и когда особенно захотелось сказать: «Как он хорош!», мне вдруг пришла в голову мысль: окажись однажды я на его пути… Что тогда?

– Что? – спросила Дайнека.

– Мне представился случай примерить на себя подобную ситуацию… – Ирина заговорила с каким-то внутренним напряжением. – Однажды Воропай решил, что пора сменить имидж и выйти в свет. Короче, выдвинул свою кандидатуру в законодательное собрание края. Я тогда сдуру в одной из своих передач вскользь заметила, что человек с его репутацией не может стать частью истеблишмента. Вскоре мне передали, что ему это совсем не понравилось.

– И что?

– До сих пор помню ощущение, возникшее под коленками, где-то в районе икр. Я поняла, что могу быть следующей. И заткнулась.

– Понятно, – Дайнека ненадолго задумалась. – Послушай, Ирина, и все же странно: в шестом купе едет Шепетов с этим своим Казачковым. В седьмом – охрана. В восьмом – шепетовский «пиар». Тогда кто рядом с нами, в пятом?

Ирина опустила ноги с постели, нащупала туфли.

– Оттуда никто не выходит. Слышно, что разговаривают, кашляет кто-то. И, знаешь, второе купе тоже закрыто.

Дайнека загадочно улыбнулась:

– За этих можешь не беспокоиться, там – пара влюбленных. Девушку я видела с перрона, через окно. Смуглая, черноволосая, как иностранка.

– Теперь в Сибири много таких иностранок, – заметила Ирина. – Раньше они только на рынке фруктами торговали.

– Эта скорее на испанку или мексиканку похожа. Необычная внешность, волосы черные, блестящие и тяжелые.

– И мужик иностранец?

– Когда он зашел в купе, она задернула штору.

– Понятно. Как говорится, совет да любовь, – Ирина опять легла на свое место. – Кстати, насчет любви… – она вытащила из сумки конфеты. Одну кинула Дайнеке, другую развернула и сунула в рот. – Помнится, я обещала дорассказать историю командора.

Дайнека села и сложила ноги калачиком.

– Мы остановились на том, что он отправился в Сан– Франциско…

– Да, – Ирина устроилась поудобней. – В конце февраля 1806 года Резанов вышел на судне «Юнона» из Ново-Архангельска и отправился в Сан-Франциско. Кораблем командовал молодой офицер, двадцатилетний красавец Николай Александрович Хвостов. По пути они завернули в залив Ботега, где Резанов определил место для строительства российского форта. И он действительно был построен и получил название «Форт-Росс». Правда, это произошло значительно позже, через пять лет после кончины Резанова.

– Я читала, и фильм такой есть, – сказала Дайнека.

– Знаешь, я иногда думаю, сколько может сделать человек за короткую жизнь… – Ирина мельком взглянула на свои ногти: – Тут маникюр сделать не соберешься. А он за три года такого наворотил!

– Значит, приезжают они в Сан-Франциско… – нетерпеливо подсказала Дайнека.

– Моряки говорят – пришли, – подхватила Ирина. – Встали на рейд. Утром зашли в бухту. Команда являла собой грустное зрелище. И если офицеры еще держались благодаря лучшему рациону, то матросы поголовно болели цингой. Я специально интересовалась этой болезнью. Примечательно, что это болезнь мореплавателей. На суше ее встретить практически невозможно. Ну, может быть, еще на суровой Аляске, на острове Ситка, где располагался Ново-Архангельск. В те времена цингу называли скорбутной болезнью. Начиналась она со страшной слабости. Матросу нужно тянуть паруса, а он подняться не может. Потом распухали ноги и лица. Появлялась одышка. Кровоточили десны, шатались зубы. Люди настолько падали духом, что любой окрик или приказ вызывал приступ паники, во время которой больной запросто мог умереть, – Ирина посмотрела на Дайнеку долгим взглядом. – Вот с такой командой Резанов достиг Калифорнии. Но еще страшней обстояли дела в Ново-Архангельске. От болезней и недоедания русские колонисты умирали там десятками. Резанов помнил об этом и знал, что не может уехать из Сан-Франциско, не загрузившись провизией.

– Давай дальше… – поторопила Дайнека. – Жду не дождусь, когда они встретятся…

– Короче, пригласили его в дом коменданта. Там он и встретил Кончиту. Говорят, сразу в нее влюбился. Но ты уже знаешь мою точку зрения. Я в это не верю.

– А она? – с надеждой спросила Дайнека.

– Здесь – без вариантов, – уверенно заявила Ирина.

– Что это значит?

– Кончита без памяти влюбилась в Резанова…

– …и ждала его всю свою жизнь… – подхватила Дайнека.

– Дальше ты знаешь, – Ирина зевнула, закрыла глаза и отвернулась к стене.

Прислушиваясь к перебору колес, Дайнека распознавала в нем зловещий бубнеж из своего сна. Монотонное клацанье складывалось в слова. Она почувствовала, что ход замедляется. Поезд покатился легко, по инерции и наконец замер. Раздался гулкий металлический скрежет. Стало ясно, что вагоны, остановившись, сомкнулись.

Дайнека встала, чтобы выглянуть в окно. Издалека донесся визгливый гудок. Он стремительно нарастал. Внезапно все вокруг почернело, налетевшая тень с немыслимым грохотом обрушилась на поезд. Дайнека отпрянула и замерла.

Вагон раскачивался под напором бушующего воздушного вихря. Мимо, с воем и улюлюканьем, летел товарняк. Он будто бросал вызов респектабельному баловню, скорому пассажирскому поезду, а тот ждал, пока пролетарий железных дорог освободит ему путь. Взрывной, сумасшедший грохот исчез так же внезапно, как появился.

Смеркалось. В соседнем, пятом купе кто-то открыл окно.

«Холодно еще открывать , – Дайнека поежилась. – Наверное, накурили. С таким кашлем лучше бы не курить », – подумалось ей.

Она вдруг поймала себя на мысли, что за стеной уже давно никто не кашлял. Вокруг было тихо, и только птицы чирикали с таким весенним остервенением, что их было слышно даже через стекло.

Дайнека придвинулась к окну и увидела бескрайние поля, разбитую кривую дорогу и человека, идущего вдоль железнодорожной насыпи. Не останавливаясь, мужчина накинул на голову капюшон и забросил за плечо спортивную сумку. В черной куртке и капюшоне он был похож на монаха. На его спине золотом отливала змеистая голова Медузы Горгоны.

– Черный Монах… – прошептала Дайнека.

Скоро человек скрылся из виду.

Вагон резко дернулся, покачнулся и начал набирать скорость. Машинист наверстывал время, упущенное в ожидании встречного. Очень скоро поезд уже на полном ходу летел к станции. Дайнека взглянула на часы, они показывали восемь, значит, впереди – Пермь. Надежды на то, что там двери вагона откроют, не было. То есть выходить в коридор бессмысленно.