Татьяна Гармаш-Роффе - Легкое дыхание лжи

– Он влюблен, – тихо произнес Кис. – Ты еще не забыл, каково это?

Серега глянул Кису в глаза бегло и внимательно. После чего повернулся к Роману:

– Поверим, полагаю. И вот почему: Мысику нет нужды убивать Милу. Судя по всему, до сих пор он намеревался ее устранить как свидетеля; но теперь он знает, что разоблачен. От показаний Милы больше ничего не зависит, от ее устранения он ничего не выиграет. Более того, проиграет: если Мила погибнет, то мы будем искать его как двойного убийцу… Хоть еще не доказано, но есть все основания считать, что Никиту застрелил он. Второе убийство стало бы весьма отягчающим обстоятельством. В уголовных же статьях он отлично разбирается, поскольку в полиции работает… Уж не говоря о том, что сделает с ним отец Милы, Пилипкин, в случае смерти дочери. Коля знает, кто такой Владислав Петрович и на что он способен… Поэтому я уверен, что жизнь Милы вне опасности. Кроме того, Мысик будет подобрее, если мы позволим ему уйти с деньгами, сечешь?

Громов хлопнул Романа по плечу и поднялся.

– Кис, пойдем ко мне в кабинет, надо кое-что обсудить… Эй, молодежь, – обернулся он к Роману и Насте, – мы снимем ваши показания, как только эта заварушка закончится. А пока вы б тут не мучились в ожидании, сходили б кофе попить, что ли? У нас неплохой кофеек в буфете, Гоша вас проводит…

– Над дорогой, где Мысика прижучили, кружит вертолет, – сообщил Серега, входя в кабинет. – Смотри, ребята сняли для меня.

Он тронул мышку компьютера, и на экране возникла видеозапись: сначала расположение машин на дороге («Вольво» Мысика в центре, между машинами ДПС, отстоящими метрах в тридцати с каждой стороны), затем низко нависший над ними вертолет с названием вертолетного клуба на синем боку.

– Кто это?

– Папаша Пилипкин явился. Ты же ему дал мой телефон, верно?

– Не надо было?

– Нормально, Кис. Не ты, так другой. Такие без мыла везде пролезут. Он все выведал у меня, а затем сорганизовался на свой лад. Требует теперь, чтобы парни из ДПС стреляли по шинам, – кто-то ему предоставил канал связи с ними, а они информируют меня, – при этом Пилипкин поминает длинный список известных думских фамилий и клянется, что всех уроет, если его требование проигнорируют.

– Но ты считаешь, что это рискованно?

– Я сказал твоему сыну, слышал? Если мы согласимся на условия Мысика, дадим уехать и он почувствует себя на свободе, успокоится, – то Милу отпустит. Я знаю этот народец криминальный, он хоть и прет на рожон, но дрейфит. И чем больше дрейфит, тем больше нервничает и неразумнее себя ведет. А Мысик работает в полиции, с него особо строго спросят, если арестуют. Тогда как он уже о красивой жизни на белоснежном пляжике размечтался… Решит, не ровен час, «или пан, или пропал» – и, увидев, что в паны не вышло, убьет и девушку, и себя. Твоему парню я не стал об этом рассказывать…

– Правильно сделал. Пилипкину ты все это объяснил?

– Само собой. Но он кричит, что не позволит бандиту увезти его дочь незнамо куда. Хотя, подозреваю, он не хочет деньги потерять. Что скажешь?

– Да что тут сказать? Ты сам знаешь: нужно в первую очередь спасать жизнь заложников. С наименьшим риском. Наименьший, я согласен с тобой, – позволить Мысику уехать… Но в этом случае крови тебе и всем Пилипкин попортит немало. А то еще иск подаст какой-нибудь, потребует вернуть ему потерянные «по служебной халатности полиции» деньги – с него станется. Кроме того, ведь никто не может гарантировать, что Мила, если мы дадим Мысику уйти, останется жива… Прости, Серег, тут я тебе не советчик. Нагрузи дилеммой начальство, пусть наверху решают!

Кис вышел из кабинета Громова, радуясь, что давно ушел со службы, ответственных решений не принимает и никто не может его шантажировать связями и знакомствами, и отправился в буфет, к Насте и Роману, пить с ними кофе. После практически бессонной ночи дело нелишнее.

…Ситуация разрешилась внезапно и весьма неожиданным образом.

Поскольку принятие окончательного решения затягивалось, Мысик нервничал все больше и больше, снова показательно приставлял пистолет к затылку Милы, давал полиции пять минут на решение, потом еще пять и еще пять… Но, как выяснилось, нервничал не только он. Неожиданно вертолет пошел на снижение. Казалось, он собрался сесть прямо на крышу «Вольво». Мысик высунулся в окно, с ужасом глядя на махину, опускавшуюся, покачиваясь, на него. Уже стало видно людей внутри вертолета: помимо пилота, Пилипкин и, как стало ясно позже, его личный телохранитель. Последний держал пистолет в боевой готовности.

Не выдержав этого устрашающего зрелища, Мысик газанул и направил «Вольво» прямо в поле – надеялся, видимо, добраться до видневшейся в отдалении деревни. Но тут у парней из ДПС сработал рефлекс, и они дали залп по его колесам…

Практически вся сцена была заснята на видео, и Кис с ребятами (Серега их позвал в свой кабинет) смотрели, затаив дыхание, на экран Громова.

Через пару минут Мысика вытащили из машины, надели на него наручники… А вот и Мила: ей помогает выбраться из «Вольво» один из полицейских… Пилипкин, тряся животом, бежит к ней по полю: «Доча! Доча!»

Камера приближается: это «оператор» вышел из машины ДПС и направился в их сторону… Мила одернула платье, поправила волосы – заметила, что ее снимают? Похоже, «оператор» разглядел, как хороша собой девушка (невзирая на несколько ссадин на щеке), и объектив его камеры завис на ее лице, любуясь. Позволив заодно разглядеть красавицу и зрителям.

Кис тихо вздохнул. Он бы предпочел увидеть что-то повульгарней. Сексапильную дешевку. Это бы отлично соответствовало тому, что Алексей о ней думал. Но Мила оказалась не просто красива, ее лицо было, увы, утонченным и изящным. А людям, взирающим на восхитительную гармонию черт, всегда верится, что и в душе такого человека царит высшая гармония…

– Ну ты даешь, папан, – произнесла Мила грубовато, когда отец до нее добежал. – А если б он меня застрелил?

– Кишка тонка у гада!

Пилипкин обнял дочь, но Мила равнодушно отстранилась.

– Я не знаю, где бабки. Но должны быть тут, в машине. Поищи.

– Доча, я же не из-за бабок! Я за тобой прилетел, спасать тебя!

У него было умоляющее, почти детское выражение лица, которое совершенно не вязалось ни с его внешностью, ни с его биографией. Но именно поэтому Кис поверил в его искренность. Он покосился на Романа: как воспринимает эту сцену сын? Чувствует ли, что никаких извращенных отношений между отцом и дочерью в помине нет? Лишь очередное измышление Милы…

Но Роман, вперившись в экран, ничем не выдавал своих эмоций.

– Ладно трындеть-то, – неприязненно бросила Мила. – Иди ищи свое бабло.

– Почему ты так со мной, доча?!