Алёна Белозерская - Высшее наслаждение

– Запоя, – подсказал Абакян. – Я тоже испытываю желание закрыться в спальне и пить с утра до вечера. Но потом вспоминаю, что у меня есть внук. И знаете, это останавливает от ошибок.

Полина недоуменно нахмурилась, так как вовсе не предполагала, что разговор будет идти в столь неформальной манере. Она ожидала чего угодно, только не искренних признаний. С одной стороны, это расслабило, с другой – насторожило, ибо Полина чувствовала подвох в нарочитой душевности, которую демонстрировал дед.

– Господин Абакян, я…

– Зовите меня по имени, – поступило неожиданное предложение, на что Полина ошеломленно покачала головой.

– Я не могу, простите.

– Что ж, как знаете, – Абакян отошел в центр комнаты и указал на диван. – Присаживайтесь, – разрешил он, сам устроился в кресле напротив, предварительно захватив со стола стакан с виски. – Вы хотели спросить, для чего я пригласил вас?

– Да, – кивнула Полина, осторожно присев на краешек дивана.

– Было интересно знать, почему вы не ушли из дома моей дочери, остались и вызвали полицию? Насколько мне известно из отчетов, у вас была такая возможность.

Полина почувствовала, что отчаянно хочет выпить. Она посмотрела на графин с виски, стоящий на подносе на низком столике перед диваном, и сглотнула. После опустила голову и ответила:

– Я не убивала Нар, поэтому мне нечего было бояться. Но если бы я ушла, и вы об этом как-то узнали… В общем, я испугалась, что вы обвините меня в смерти дочери.

– То есть сейчас вы считаете, что вам нечего опасаться?

– Отнюдь нет, – беспокойно двинулась на месте Полина и посмотрела на свои коленки, потом вдруг усмехнулась и ответила Абакяну таким же пристальным взглядом, которым он сверлил ее лицо. – Мне очень страшно, потому что не знаю, чего ожидать. Вы легко можете назначить меня виновной в убийстве Нар…

– «Назначить»? – глухо рассмеялся Абакян. – Дурацкое слово. Не подходит этой ситуации и моему характеру. Я не самодур и не сужу поверхностно. Но и не лишен слабостей. Порой мне, как и любому другому, присуща излишняя эмоциональность. Зато я ценю честность, ну и, разумеется, факты. Во-первых, я хочу поблагодарить вас за то, что приехали ко мне.

«Будто у меня был выбор», – со злостью подумала Полина и улыбнулась, когда дед озвучил ее мысли.

– Впрочем, у вас не было другого варианта. Во-вторых, – он поднялся и, подойдя к столу, взял что-то из шкатулки, стоящей у ноутбука, – я хотел лично вернуть вам это.

Абакян вытянул руку, в которой заблестел золотой крест, украшенный черными камнями. Полина не сдержалась и всхлипнула, приложила пальцы ко рту, а после и вовсе спрятала лицо в ладошках. Старик присел рядом и обхватил ее рукой за плечи.

– Простите меня, – вдруг сказал он, и Полина поняла, что извинение далось ему с большим трудом.

– За что? – все же уточнила она, не в силах посмотреть на Абакяна, продолжая прикрывать мокрое лицо руками.

– Насколько я понимаю, вы не просто так пришли к Нар тем вечером. Когда вы начали подозревать ее?

– Когда узнала, что она любила моего брата, а он оставил ее ради Амины. Потом увидела этот крест у нее на руке… – Полина взяла крест в руку. – Я не знаю, как объяснить. У меня не было фактов, только глупые предположения и сумбур в голове.

– Да-а, – протянул Абакян, крепко сжав плечо Полины, – самая большая ненависть возникает к тем, кто сумел дотронуться до сердца, а затем плюнул в душу. Знаете, кто это сказал?

– Ремарк?

– Браво, – почти неслышно проговорил Абакян. – Мне было приятно познакомиться с вами, мадам Матуа. И я соболезную вам. Искренне.

Полина поняла, что встреча закончилась, когда старик учтиво поцеловал ей руку, подошел к окну и принялся задумчиво разглядывать лужайку перед домом. Она, ошеломленная короткой беседой, поднялась с дивана и направилась к двери, остановилась на пороге, услышав спокойный голос.

– Не беспокойтесь, вас отвезут, куда скажете.

– Спасибо за то, что вернули его, – Полина сжала в руке крест и вышла в коридор.

Конечно, она хотела спросить, откуда дед узнал, что крест принадлежит Алексу. В голове кружилось столько вопросов, на которые не было ответов, а человек, знающий истинное положение вещей, отказался говорить с ней. Лишь продемонстрировал, что не имеет претензий, извинился за смерть Алекса и выставил за дверь. Будто простым «прости» он мог вернуть ей брата. «А вдруг это он ее? – Полина нервно облизала губы. – Вполне возможно, учитывая его акулью сущность. Нар убила Амину, Абакян узнал об этом и убил ее». Тут же она покачала головой, отгоняя от себя это ужасное предположение. Ни один отец не наказал бы столь радикально своего ребенка, как бы жестоко тот ни ошибся. И все же Абакян слишком отличался от «нормальных» людей, поэтому исключать такую возможность Полина не стала. Она отчаянно мечтала поделиться своими мыслями с кем-нибудь из близких. В особенности хотелось рассказать о встрече с Абакяном Роману, задать ему все те вопросы, которые мучили ее, и получить ответы. Сафонов как никто другой умел видеть суть вещей, отслеживал мотивы поступков, выделял главное, при этом все делал быстро. В отличие от Полины, ему не приходилось долго думать над какой-либо сложной ситуацией, потому что он привык мыслить оперативно, не зацикливаясь на чувствах, не позволяя им брать верх над разумом.

Полина попросила охранника отвезти ее на то же место, откуда забрали, надеясь, что Роман уже вернулся домой, и ждать его не придется. К сожалению, дверь Полине никто не открыл. С обреченным видом она присела на ступени и, сжимая в руке мальтийский крест, задумалась о встрече со стариком, вспоминая слова, произнесенные им…

Абакян вышел на задний двор и остановился у каменных перил, отсюда открывался прекрасный вид на большую лужайку, где его внук играл в футбол с высоким черноволосым мужчиной. Маленький Саркис весело гонял мяч по траве и очень расстроился, когда мужчина, посмотрев в сторону дома и заметив стоящего на ступенях Абакяна, прервал игру. Он пожал ребенку руку и побежал к дому.

– Роман! – кричал ему вслед Саркис. – Так нечестно!

– В другой раз, – пообещал Сафонов, обернувшись, после подошел к Абакяну и с интересом спросил: – Ну, что? Вы удовлетворили свое любопытство?

– Вполне, – кивнул старик. – Знаешь, видно, что у тебя нет детей. Ты общаешься с семилетним мальчиком, будто он взрослый, не замечая, что он еще ребенок.

– Но я же играл с ним, – возразил Сафонов. – Даже улыбался. И, по-моему, я ему нравлюсь.

– Мне тоже так кажется, – согласился Абакян и посмотрел на внука, который обиженно уселся на нижнюю ступеньку.

– Вы так и не сказали ему, что Нар умерла?

– Нет.

– Будет лучше, если он узнает об этом от вас, а не из газет или от друзей в школе. К тому же прислуга может случайно обмолвиться.