Евгений Сухов - Убойный репортаж

– Алексей Петрович, вы слышите меня?

– Слышу, – отозвался тестируемый с другого конца огромного стола.

– Вы готовы отвечать на вопросы?

– Готов.

– Как вы слышите меня?

– Хорошо слышу.

– Тогда вопрос первый, – начала тестирование Бережная. – Представьте себе такую ситуацию. Идет пассажирский поезд. Впереди – разрушенный мост. Но машинист этого не видит, и вот-вот может произойти крушение поезда. Вдоль путей идет старик. Он до того стар, что не сегодня завтра умрет. Если его толкнуть на пути под поезд, машинист затормозит и крушение не произойдет. Сотни и сотни человеческих жизней будут спасены, но старик, естественно, погибнет под колесами поезда. Как вы поступите в данной ситуации: толкнете старика под поезд или нет?

– Нет, – ответил Алексей Петрович.

Маргарита Николаевна взглянула на монитор полиграфа и удовлетворенно произнесла в микрофон:

– Хорошо. Тогда следующий вопрос. Та же ситуация с поездом… Он идет на всех парах, впереди – разрушенный мост, чего не знает машинист. До крушения – несколько сотен метров. И тут пути начинает переходить старик. Дряхлый и немощный. Ему никак не успеть перейти рельсы. Поезд его задавит. Зато машинист успеет затормозить, и крушения не будет. Вы поможете старику перейти железнодорожные пути и тем самым спасти его от гибели? Но при этом поставив под угрозу всех пассажиров поезда?

– Нет, не помогу, – ровным голосом ответил Алексей Петрович.

– Вот, – повернулась в мою сторону Маргарита Николаевна, прикрыв ладошкой микрофон. – Так отвечают люди в так называемом «здоровом состоянии». Они не готовы собственноручно убить одного человека, дабы спасти жизни многих других людей. Чувство сострадания и вины не позволяет им этого сделать. Но вот если убивать собственноручно не надо, и человек погибнет без их непосредственного участия или даже с их пассивным участием, то в данном случае такая жертва становится обоснованной. Здесь уже чувство вины молчит и превалирует рассудок. Но, подчеркиваю: так рассуждают в большинстве случаев люди вполне здоровые. То есть испытывающие сострадание и подверженные «правильным», как мы их называем, эмоциям. Но если мы отключим чувство вины и эмоцию сострадания, то получим совершенно иные результаты… – Бережная перевела какой-то рычажок и сказала в микрофон: – Алексей Петрович, вы готовы?

– Да, – последовал ответ.

– Тогда новый вопрос… Ваш пароход затонул, и вы оказались в шлюпке. Шлюпка переполнена. В ней женщины и дети. Чтобы спасти их, надо лишь не протянуть руку старику, который пытается забраться на шлюпку. Вы протянете ему руку или нет?

– Нет, – без заминки ответил тестируемый мужчина.

– Спасибо, – сказала Маргарита Николаевна, мельком глянув на меня. – Тогда следующий вопрос… Ваш пароход затонул, и вы оказались в шлюпке. Шлюпка переполнена. В ней женщины и дети. Чтобы спасти их, надо столкнуть в воду со шлюпки одного беспомощного старика. Вы его столкнете или нет?

– Да, – также без запинки ответил Алексей Петрович.

– Спасибо, – вновь сказала Бережная и повернулась ко мне: – Чувствуете разницу?

– Не очень, – честно признался я, еще не до конца вникнув в лабиринты и тонкие казусы психической медицины.

– Ну как же, – немного осуждающе произнесла Маргарита Николаевна. – Мы отключили область мозга, где формируется чувство вины и сострадания. То есть заблокировали вентромедиальную префронтальную кору мозга, или тот его участок, что отвечает за добро. И в нем ничего не произошло. Информация, содержавшаяся в моем вопросе, у тестируемого никаких эмоций не вызвала: он не пожалел старика, не подумал, что отнимает у него жизнь, и не испытывал чувства вины, когда, пусть и теоретически, это делал. Он ответил, руководствуясь лишь рассудком. То есть он не видит разницы между пассивным убийством человека в виде непротянутой ему руки и фактическим убийством посредством его утопления, потому как уже не может отличать добро от зла.

– Я понял, – сказал я. – Но это же… страшно.

– Страшно, – согласилась Маргарита Николаевна и улыбнулась: – Сейчас мы исправим это состояние…

Она снова перевела какой-то рычажок.

– А сейчас что вы сделали? – поинтересовался я.

– Направила нравственность тестируемого в сторону добра, – ответила Бережная.

– А этот рычажок типа реостата? – указал я пальцем на прибор. – Вы перевели его налево – получился злодей, перевели сейчас направо – получится добряк?

– По сути, вы где-то правы, – сказала Маргарита Николаевна. – Конечно, перед нами встают этические проблемы, когда мы экспериментируем с долями мозга, отвечающими за добро и зло, но все меркнет перед столь глобальной проблемой, как победить зло. Вы согласны?

– Наверное, – неопределенно ответил я, боясь высказаться более точно. Впрочем, я просто не знал, что ответить…

– Итак, – Бережная отвернулась от меня и снова задала вопрос Алексею Петровичу: – Вы готовы?

– Да, – последовал ответ.

– Тогда новый вопрос. Представьте себе, что вы попали на необитаемый остров с незнакомым вам человеком. Он вам несимпатичен, даже в чем-то отвратителен. А имеющегося запаса пищи хватит лишь на одного человека, и этим запасом владеете вы. Вы поделитесь с ним едой? Да или нет?

– Да, – твердо ответил Алексей Петрович.

– Еще вопрос, – продолжила тестирование Бережная. – Перед вами вооруженный грабитель. Он целится в ребенка и готов его убить. Вы можете спасти его, только заслонив его от пули собственным телом. Вы сделаете это? Да или нет?

– Да, – столь же твердо ответил мужчина.

– Это феноменально! – не смог я удержаться, чтобы не выразить свое восхищение. – Вы… Вы просто… все тут… волшебники…

– Мы еще только учимся быть ими, – довольно ответил Борис Георгиевич. – И иногда это у нас получается…

– А если не возвращать ваш рычажок в первоначальное положение? – спросил я у Маргариты Николаевны. – Оставить этого тестируемого с установкой нравственности в сторону добра и отпустить домой? Что тогда с ним будет?

– Ничего не будет, – улыбнулась Бережная. – Вернее, будет одним хорошим человеком больше…

– А как долго по времени сохраняется эта установка?

– Эксперименты в этой области нами ведутся, – ответил за Бережную профессор Базизян, – но конкретно мы пока ничего сказать не можем…

– Это секрет? – задал я прямой вопрос.

– И секрет, и необходимость, – сказал Борис Георгиевич. – Ведь еще неизвестно, как отреагирует общественность на наши опыты и, главное, какие будут результаты этих опытов…

– А что, если Алексея Петровича пока оставить добрым? Денька на три, а? – Я с надеждой посмотрел сначала на Бережную, а потом на Бориса Георгиевича. – Вы же говорите, что ваши установки в сторону добра и зла безвредны и безболезненны?