Галина Романова - Лучший день в году

Машину он не взял. Машина его ждала возле подъезда, служебная машина, где уже зевали опера, судмедэксперт, один прокурорский, Копылов его не знал, и еще какая-то девица в очках на самом заднем сиденье «буханки».

– Быстро ты! – похвалил с кислой улыбкой водитель Игорь. – Мы только подъехали, а ты уже собрался.

– Вообще-то я не к вам собирался, а на работу.

Копылов все еще стоял на улице, уперев руки в бока. Будто его нерешительность могла что-то изменить. Будто, если он не сядет в дежурную машину, то и убийства никакого не будет. А убийство-то есть! Вон сколько народу собралось мигом.

– Мы и есть твоя работа, Саня. Давай, давай смелее. – И уже тише, только для Копылова, Игорь проговорил: – А то мадам из следственного комитета прямо изнервничалась вся. Кондиционера, видите ли, тут нет. Хорошо, что хоть бензином заправили!

Игорь мог себе позволить говорить так со всеми. Он был лицом гражданским, и ему, по большому счету, было плевать на их звания и ранги. Ему прощалась любая фамильярность, потому что он был очень славным и отзывчивым человеком.

Копылов не стал садиться, встав за спиной Игоря. Он успел рассмотреть даму в очечках. Она была и не дамой вовсе, а так, девчонкой, пигалицей, если хотите. Лет двадцать семь – двадцать девять, не больше, с ходу определил Копылов. Одета в гражданское, в темную тонкую юбку, едва прикрывающую острые коленки, светлую блузку рубашечного покроя с коротким рукавом. Темные волосы туго стянуты в какую то колбаску на затылке. Очки. Скорее для солидности, решил Копылов, так и не рассмотрев особо лица дамочки. И тут же зачем-то пожалел ее.

Сейчас приедут на место преступления, там вонь, кровь, мозги, возможно. Хорошо, если убийца аккуратно сработал, а если нет? Девица обблюется вся. А если и нет, то станет дергать своим крохотным кадыком, желая проглотить тошноту.

Как ни странно, но задергал кадыком Копылов, а не девица. И тошнило его, а не ее. Она носилась за экспертом, как ужаленная. Сидела над телом на корточках, строчила что-то в своих бумагах, задавала всем вопросы без конца. И не отпрянула, между прочим, когда труп переворачивали с живота на спину, раздался такой мерзкий чавкающий звук в успевшей запечься луже крови.

– Александр Иванович? – Она выгнула идеальные брови так, что они вылезли из-под оправы очков. – Вам плохо?

Кто-то хихикнул за его спиной. Он даже не удостоил вниманием весельчака.

– Да, мне плохо, – буркнул он и тоже присел перед трупом.

– Но может, тогда вам на улицу стоит выйти?

Ее увеличенные диоптриями черные глаза смотрели на него без сочувствия или насмешки, они просто смотрели. Холодно, казенно, по рабочему. И он вдруг понял, что ошибся с ее возрастом. Ей хорошо за тридцать, этой Светлане Васильевне, кажется? Высокие скулы без румян, кожа на щеках бледная, не морщинистая, но и не молодая. Тонкие губы с легким намеком на помаду. Строгие сережки-гвоздики с какими-то черными камушками. Туфли почти без каблуков.

Нет, она не новичок. Она профи, вдруг понял он. И почему-то обрадовался. Дурак?

– Улица мне, Светлана Васильевна, не поможет, – проговорил Копылов, рассматривая изуродованное лицо покойника.

– Да? Тогда… – И снова очень внимательный, изучающий взгляд, потом легкий кивок. – Вы знали убитого?

– Да, – коротко ответил Копылов, поднялся и внимательно начал осматривать погром в маленькой однокомнатной квартирке на первом этаже с окнами на помойку.

– Он ваш, г-мм, знакомый? – Вопрос выражал сомнение.

– Он мой свидетель, – проговорил он с сожалением. – Очень ценный свидетель и практически единственный.

– А дело не закрыто? – догадливо кивнула она. И тоже поднялась, став с Копыловым почти одного роста.

– Дело, Светлана Васильевна, случилось восемь лет назад.

Он досадливо поморщился, вспомнив вчерашнюю свою нерешительность. Если бы превозмог брезгливость, и зашел бы к Илье, и разогнал толпу его собутыльников, тот сейчас, возможно, был бы жив.

– Да? Восемь лет назад? – Она с облегчением вздохнула. – Но хоть это-то хорошо.

– Чего же хорошего? – удивился кто-то у них за спинами. – Труп-то не оживет!

– Хорошо то, что дело восьмилетней давности давно закрыто. И что у коллеги не случится никакого «глухаря» из-за гибели его единственного свидетеля. А труп… Судя по обстановке, – Светлана Васильевна цепким взглядом осмотрела каждый предмет мебели. – Наш погибший относился к группе риска, вы меня понимаете… Здесь случилась пьяная драка, и кто-то не рассчитал удар.

– Возможно, – не совсем уверенно проговорил Копылов и тоже оглядел разгром в квартире. – Но не рассчитали несколько ударов, кажется.

– Да, но что так тщательно искали? – Один из оперов ткнул дулом авторучки в развороченный экран, закрывающий батарею. – Искали же!

– Деньги, – пожала плечами Светлана Васильевна, приводя в движение некоторые части своего тела.

И Копылов тут же по плавному колыханию плоти сделал вывод, что грудь у нее, скорее всего, третьего размера. И скорее всего, упругая, потому что Светлана Васильевна, кажется, не рожала детей. Не походила она на мамашу, по его мнению.

– Выпивка! – послал вдогонку догадку все тот же опер.

– Да, все просто, – слегка улыбнувшись тонкими губами, согласилась с ним Светлана Васильевна.

Копылов ничего не сказал, а про себя подумал, что он бы поляну накрыл, если бы все действительно оказалось таким простым и банальным, каким кажется на первый взгляд. И если бы Илья не являлся восемь лет назад единственным полноценным свидетелем, перевернувшим своими показаниями и вещественными доказательствами весь ход дела. И если бы они – Копылов и Степан – не скрывали тщательно Илью от пышущего гневом и жаждой отмщения отца погибшей. И если бы вчера этот самый отец в сопровождении внука не явился к нему в кабинет с требованием назвать всех фигурантов по тому давнему делу. А потом – тоже вчера – если бы эти двое не нарисовались во дворе Ильи. И тогда все действительно было бы простым и банальным. А так…

– Вам что-то не нравится, Александр Иванович? – Светлана смотрела мимо него, внимательно рассматривая проем за батареей, где точно чем-то ковыряли, поскольку внизу кучкой лежала отбитая штукатурка.

– Мне? – Он пожал плечами. – Мне не нравится здесь все! И то, как он погиб, и то, как жил последние годы. Он, знаете ли, был талантливейшим фотографом. Выставлялся… Получал шикарные заказы.

– А-а-а, понятно, – ноздри ее точеного носика вдруг затрепетали, как крылья бабочки, кажется, она разозлилась. – А что же потом? Жена стерва попалась? Не знал, куда девать гонорары? Не знал, что делать с поклонницами?

Опа! Копылов уставился на нее с изумлением. Она говорит так, как будто знакома с подобной проблемой. Как будто сама являлась для кого-то такой вот стервой, погубившей чей-то талант.