Алексей Макеев - Алиби для медведицы

– Слушай, Марина! – Решение сделать ее союзницей родилось мгновенно. – Подмени меня, пожалуйста, на пять минут! Переворачивай эту штуку каждую минуту, и все, чтобы дичь не подгорела, хорошо? Учти, это большая ответственность перед коллективом! Пойду гляну, кто это следит за вашей Кораблевой.

– За нашей? – удивилась девушка.

– Да! За вашей коллегой Кораблевой! Как он смеет? Я считаю, это вызов обществу.

Красавица поджала губы, дескать, тоже еще, олицетворение коллектива! Но «барбекюшницу» приняла.

Тихонько шагнув за ворота, я увидел, о какой машине говорила Марина. Затонированная в ночь «девяносто девятая» стояла во втором ряду, образовавшемся уже после моего приезда. Не раздумывая, я двинулся к ней, желая познакомиться с водителем. А вот он почему-то не хотел общения со мной. Автомобиль завелся, сдал назад, резко развернулся и порулил от турбазы, покидая площадку. Очень странно!

Я вернулся настолько быстро, что охранник не успел меня забыть, а Марина – сжечь моего глухаря. Я поблагодарил ее, снова принимая на себя обязанности кулинара.

– Ну что? – спросила меня моя новая сообщница.

– Уехал, – пожал я плечами и, доверительно понизив голос, добавил: – Непонятно!

– Ага, – согласилась Марина, но с таким видом, словно для нее-то ничего странного в этом не было. Это только я, наивный, не понимаю, что Кораблева водит меня за нос.

Татьяна меня расстраивала все сильнее и сильнее…

Народ хорошо возлиял. Все перезнакомились, я тоже для всех стал своим в доску, с каждым теперь на «ты», даже с директором Эдуардом и его матроной. Последнее было для Марины и Ирины храбростью за гранью понимания! Все равно что зайти в клетку к тигрице. Глупенькие! Любови Ивановне (а может быть, Людмиле Петровне, я не был уверен) куда приятнее было выглядеть молодой, Любочкой (или Людочкой), нежели важной!

Народ не на шутку разгулялся, кое-кто уже начал и чудить, формируя коллекцию приколов, нелепостей, которые еще долго будут по возвращении в офис обсуждаться в курилках. А для меня скоро должен наступить час «Ч» – час принятия решения, что делать дальше. И тут мне позвонил один человек, о котором я почти забыл, хотя совсем недавно сам искал встречи с ним.

– Андрей Владимирович? Вас беспокоит Аспиранов Алексей Алексеевич. Мне звонил Александр Михайлович Правилов, говорил, что вы хотели пообщаться со мной.

– Да-да, Алексей Алексеевич! Меня отвлекли некоторые дела… Могли бы мы с вами встретиться? Скажите, когда вам было бы удобно?

– Сегодня вечером я свободен и один. Если бы вы смогли подъехать ко мне…

– Конечно! Назовите адрес.

Оказалось, ученый живет на Мещере, то есть сразу за Волжским мостом. От турбазы до него рукой подать. Очень удачно!

– Я смогу приехать через час, если не задержит пробка на мосту.

– Буду ждать.

Я обрадовался возможности покинуть на время турбазу. Это было детской уловкой, надеялся, что, когда вернусь, застану Татьяну среди ее коллег.

Охранника на воротах я предупредил, что пока отъеду, но обязательно вернусь.

– Если уснете, не запирайте ворота. А то мне придется лезть через забор и вы меня сгоряча еще подстрелите.

– Я не усну, – сдержанно улыбнулся охранник. Он не сказал, что не подстрелит, это наводило на размышления.

Покидая парковочную площадку и углубляясь в лес, я заметил, пока площадка еще оставалась в зоне видимости, как зажглись фары другого автомобиля и он двинулся следом за мной, то есть от турбазы к трассе. Неужели это слежка или у меня развивалась шпиономания? Несколько раз фары повторили на трассе мой маневр. Я обгонял машину, и они – тоже. Я – две, они – две. Потом, уделяя внимание дороге, я потерял своего преследователя среди прочих огней, в темноте фары разных машин казались одинаковыми.

Алексей Алексеевич Аспиранов с первого взгляда показался мне настоящим профессором. Очки, бородка клинышком. А когда он назвал меня сначала «голубчиком», потом «батенькой», последние сомнения отпали! Вероятно, студенты в нем души не чаяли! Речь «Аспиранта», как назвал его дедушка Алекс, была густой, самобытной, сочной. Мне даже как-то неловко стало слушать говор такого фактурного дядьки одному, а не вместе с целой аудиторией.

– Андрей Владимирович, голубчик, так вы что же, и вправду надеетесь отыскать коллекцию? Ведь милиция ничего не нашла…

– Милиция тогда не знала где искать, Алексей Алексеевич. Видите ли… – Я объяснил профессору свои резоны и в очередной раз высказал собственную версию от начала до конца. – Подумайте, Алексей Алексеевич, кому вы говорили о том, что собираетесь передать иконы Бодреевской церкви?

– Батенька, да ведь все это милиция уж спрашивала… – погрустнел ученый.

– Я понимаю ваш скепсис, и все же?

– Я никому об этом не говорил, – вздохнул он. – Да и говорить мне было не с кем! Почти год как оставил работу, не общался ни с одной живой душой, ухаживал за сыном. Он болел сильно, дела шли все хуже. Перевез его в загородный дом, в Бодреевку. Воздух свежий, не так шумно. Только сыну все равно хуже и хуже делалось. Жена его на больного рукой махнула, перестала навещать. Бог ей судья… Отчаялся я совсем. Думал, сын умрет и я следом. Никакого смысла жить не останется, да-а… У нас окна как раз на храм выходят. Каждое утро я подходил к окошку и молился. Не знал, как надо, не умел никогда. Видел, как реставрируют храм, и приговаривал: «Верни, Господи, здоровье моему Сереженьке, как люди храм Твой восстанавливают!» Врач из Семеновской больницы приезжала наблюдать его, я договорился и машину за ней посылал каждый день, да только на врачей уж не больно надеялся…

И вдруг случилось чудо! Кризис миновал, сынок мой поправился, семью новую завел. – Профессор счастливо улыбнулся. – На той девушке, докторе из Семеновской больницы, что ухаживала за ним, женился! Ждем вот пополнения семейства… Собственно, это я вам, Андрей Владимирович, рассказываю, чтобы вам понятно было, почему я большую часть своей коллекции храму отдал.

От Аспиранова я уезжал с чувством, что услышал еще одну любопытную житейскую историю со счастливым концом, что случается не так часто, но не продвинулся в своем расследовании ни на шаг.

Приближаясь к турбазе, не столько прокручивал в голове разговор с однокашником дедушки Алекса, сколько напрягал свою интуицию, пытаясь отгадать, приехала Татьяна или нет?

Татьяна не приехала. Я должен был давно понять, что так и будет, интуиция подсказывала именно это, просто я не хотел ей верить. Ревность стала бушевать во мне с новой силой. Куда она могла пропасть?

Народ из последних сил гулял, а я забрел в свой домик, чувствуя себя несчастным и одиноким. Даже соседа у меня не было, не подселили никого. За окошком фальшивое пение под гитару слабо нарушало всеобщую ночную тишину да слышался стук теннисного шарика по столу – кто-то еще играл в павильоне.