Марина Крамер - Я не ангел

— И на старуху бывает проруха, Варечка, — виновато отозвалась бабушка, — но ничего, я исправлю. Есть у меня юноша на примете…

— Бабулечка, а давай о чем-нибудь другом, а? — взмолилась я, поняв, что ее не собьешь. — Вот о юбилее твоем, кстати. Ты определилась с рестораном?

— Никаких, Варвара, ресторанов, — твердо заявила она, — и юбилей дома отмечать будем. Сама все приготовлю.

О господи… лучше бы я не заговаривала об этом, лучше бы мы тихо заказали ресторан, обзвонили гостей и привезли бабушку к месту торжества, поставив перед фактом! Но теперь это невозможно — она начнет готовиться за неделю, суетиться и поминутно доставать меня звонками. Если только…

Если только обожаемый ею Светик не возьмет все на себя и не уговорит бабушку отпраздновать юбилей в ресторане. Такое под силу только ему — уговорами, лестью и задушевными беседами Светик всегда мог добиться от моей бабули чего угодно. Они обсуждали, сколько по времени нужно варить кашу из определенной крупы, чтобы была не размазня, и ровно с тем же азартом разбирали по нотам ноктюрны Шопена или романсы Гурилева. Только Светик мог угодить ей с подарками, только к его слову она прислушивалась с тех пор, как не стало папы. Исключение составлял разве что дядя Витя. Почему-то об умственных способностях женской половины семьи Тамара Борисовна была весьма невысокого мнения…

Только вот где его искать, Светика этого?

— Бабуль, давай к разговору о юбилее позже вернемся, хорошо? — схитрила я, меняя тему. — Как тебе диск с Жирардо, кстати?

Анни Жирардо — эта тема была беспроигрышной. Бабушка обожала актрису, фильмы с ней могла смотреть и пересматривать, а потом долго обсуждать игру и внутреннюю силу француженки. На это ушло еще полчаса, мой чай остыл, а приготовленные тосты с ветчиной потеряли прежний аппетитный вид. Но меня беспокоило другое — должен позвонить Арам, а линия занята. И только потом я поняла, что звонить он мне не станет, а скорее приедет сюда, потому что телефон мой может прослушиваться.

Он действительно приехал сам — консьерж позвонил и поинтересовался, жду ли я гостя по имени Арам. Попросив пропустить, я пошла в коридор, мельком глянула в зеркало — вроде нормальный вид, можно открывать дверь.

Арам поднялся быстро, вошел в квартиру и остановился на пороге.

— Вы проходите, Арам, здесь говорить неудобно.

— Я тороплюсь. Вот телефон, — он протянул мне трубку, — там забит номер Анастасии. С ней все в порядке, с девочкой тоже. Они на даче у Анатолия Ивановича, там их точно никто искать не станет. Все, что захотите передать, делайте через меня, мой номер тоже есть в книжке. И очень прошу: пореже звоните и старайтесь не делать этого в квартире, машине и офисе. — Он многозначительно посмотрел на меня. — Квартира вроде чистая, но это пока, мало ли что завтра будет.

— Как вы узнали?

— А зачем я велел домой через полчаса ехать? Пока вы кофе пили, мой мальчик все проверил, — улыбнулся Арам, а мне стало неуютно: в моей квартире был посторонний, ходил тут, смотрел…

— А ключи? — глуповато поинтересовалась я. — Ключи откуда?

— Зачем спецу ключи? — хмыкнул Арам. — Да вы не бойтесь, больше вас никто в квартире не побеспокоит. Но про разговоры помните, хорошо? Это ведь и в ваших интересах тоже.

Он попрощался и ушел, а я села на пол и задумалась. За два дня столько всего произошло, что голова идет кругом, и это, чувствую, только начало. Я ведь так и не выяснила, кто стоит за этой канителью с документами на «Снежинку», кто пытался отравить сына Потемкина, кто давил на Анастасию. И пока я этого не выясню, мне так и придется играть вслепую по чужим правилам. Хорошо, сейчас я вывела Анастасию из-под удара, но что с того? Ее будут искать и рано или поздно найдут. Что тогда? Наверное, мне придется опередить их. Знать бы еще, кого — «их»…

… Светик явился в три часа ночи, когда я уже безмятежно спала, вольготно раскинувшись на кровати. Он ввалился в спальню в распахнутой дубленке, всклокоченный, холодный с морозца и совершенно пьяный. Я, проснувшись, не сразу поняла, что происходит: муж никогда не напивался до такого состояния. Пошатываясь, он двинулся ко мне, схватил ледяными пальцами за плечи и, дыша перегаром, зашипел в лицо:

— Сволочь… какая ты сволочь, Варька… что ты со мной сделала? Ты мне жизнь испортила! Всю жизнь…

Я уперлась руками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть, но у Светика неожиданно оказалась очень сильная хватка, он держал меня за плечи и все шипел, блестя слезившимися глазами:

— Змея… змея ты, Варька, вот ты кто! Опутала, обвилась кольцами — дышать не могу… ведь я же тебя люблю, всю жизнь люблю, дура!

Я сумела повернуть голову и укусила мужа за запястье, с остервенением рванув зубами. Почувствовала вкус крови, а Светик, тонко взвизгнув, схватился за прокушенную руку.

— Сдурел совсем? — зло спросила я, откатываясь на дальнюю сторону кровати. — Ты какого черта ведешь себя как пьяный шоферюга?! Дирижер! От тебя перегаром разит, как от заправского алкоголика!

Светик не отвечал, качался пьяно, баюкая на груди руку, из которой сочилась кровь. Мне вдруг стало жаль его — расхристанного, пьяного, совершенно беспомощного в своем несчастье. Я встала, накинула халат и подошла к мужу, обняла:

— Ну, что ты, милый? Пойдем, я помогу тебе раздеться и перевяжу руку. Извини, что так вышло, я не хотела…

— «Извини»… — пробормотал он, — как чужому на улице — «извините, что толкнула»… — однако подчинился и пошел за мной в гостиную.

Пока я, стянув с него дубленку и ботинки, обрабатывала рану перекисью, он все бормотал под нос что-то об испорченной жизни и неземной любви ко мне. Я всегда считала мужа слегка экзальтированным и склонным к мелодрамам, но сегодня он явно перегнул с этим — ситуация напоминала фарс.

— Светик, прекрати, — попросила я, завязывая кончики бинта узлом, — это становится противно. Ты ведешь себя как ребенок. Что на тебя нашло?

Он вдруг стал совершенно трезвым и каким-то незнакомым, страшным, навис надо мной и заговорил абсолютно осмысленно:

— Нашло? На меня нашло?! А как, по-твоему, я должен реагировать на то, что моя жена является с работы как шлюха, в разодранной блузке?! Что ты скажешь на это, госпожа высокооплачиваемый адвокат?! Ну давай приведи мне неоспоримые доказательства! Или нечем тебе крыть?! Нечем?! Правильно! И я это знаю! Знаю!

— И что? — распрямившись, насмешливо спросила я. — Хочешь, чтобы я оправдывалась? Так не буду. Не устраиваю? Ты знаешь, что с этим делать.

Я развернулась и ушла в спальню, для верности закрыв еще и дверь на замок — продолжать диалог со Светиком совершенно не хотелось. Завтра все будет как прежде: он проснется, страдая головной болью, приготовит мне овсянку и кофе, выжмет сок и будет скрестись в дверь, как нашкодивший кот. Он — а не я. И он же будет считать себя виноватым в сегодняшнем, опять он, как всегда.