Марина Серова - Когда придет твой черед

Жанна повернулась к мальчику:

— А ты, Сергунька, не боишься, что тебе брательник ноги повыдергает?

— Не, не боюсь! — заржал подросток. — Они с Васькой со вчерашнего квасят! У бабки самогон поспел, на березовых почках настоянный — их теперь за уши не оттащишь! Пока все не выпьют, не отвалятся.

Жанна попыталась дать парнишке подзатыльник, но тот ловко увернулся и припустил по улице.

Мы двинулись в сторону дома. Я незаметно разглядывала Машу Серебрякову. Удивительное дело! Давно я не встречала такой красоты. У вчерашней школьницы была чистая кожа с жарким румянцем, ясные серые глаза, опушенные длинными ресницами, волосы цвета спелой пшеницы развевались на холодном ветру. Ну просто Марья-Моревна из книжки «Русские народные сказки»!

Девушка поймала мой взгляд и улыбнулась. Зубы у нее были плохие, а вот улыбка хорошая — открытая и искренняя.

— Вы за мной приехали, да? — спросила меня Маша, когда мы подходили к дому.

Я кивнула.

— Значит, мой папка умер, — опечалилась девушка, — и теперь я наследница, да?

— Да, Маша, это так.

Девушка вздохнула и сообщила мне:

— Знаете, я всю жизнь этого ждала.

Мы вошли в дом. Там наследница согнала кур и заперла их в клети в углу, разожгла газ, подогрела воды. Перемыла всю посуду, скопившуюся в раковине, сварила макароны, разложила еду по чистым тарелкам и даже натерла сверху плавленый сырок, что в этом доме было вообще уж невообразимым шиком. Леху будить не стали — за стол уселись одни женщины. Жанна налила всем по рюмке «помянуть твоего папку, Мария». Наследница послушно хлопнула стопку, не морщась, но больше пить не стала. Я тоже застолья не поддержала, так что Жанна, которая все подливала себе деревенского абсента, вскоре едва ворочала языком.

— Доча, ты ведь нас не забудешь, как в город уедешь? — еле выговорила женщина. — Будешь нам денежки присылать? Мы ведь тебя растили, поили-кормили, обували-одевали…

— Конечно, мама. Ложитесь, отдохните!

Маша взяла сухонькую Стюардессу за плечи и отвела на диван. Уложила рядом с Лехой и прикрыла одеялом. По-моему, женщина захрапела раньше, чем ее голова коснулась подушки. Потом Маша откинула волосы со лба неожиданно красивым жестом и сказала:

— Ну что, я пошла собираться, да?

— А как же… — я указала на бесчувственные тела ее родителей.

Девушка махнула рукой:

— Они теперь до вечера не проснутся. Проснутся, похмелятся и до утра спать будут. Нам их дожидаться ни к чему. Лучше поедем.

И Маша вытащила из-под дивана старый продавленный чемодан. Девушка ушла за занавеску и вынесла оттуда свои вещи — вполне приличные, хотя и дешевые, платьица, юбки и кофты. Наследница, ничуть меня не стесняясь, переоделась в «городское» — трикотажное платье, колготки, сапоги и пуховик. У нее была тонкая талия и высокая пышная грудь. Белье самое простое, но чистенькое.

— Я готова, — сообщила мне девушка. Вытянувшись в струнку, со спортивной сумкой в одной руке и чемоданом в другой она походила на пионерку, собравшуюся ехать в летний лагерь. — Ой! Самое главное чуть не забыла!

Девушка кинулась за занавеску и через минуту вынесла пластиковую папку с какими-то справками.

— Документы мои! — улыбнулась Маша. — Свидетельство о рождении, об удочерении, о втором удочерении… Все на месте. Ну, поехали!

Я усадила Серебрякову в машину, и мы тронулись в обратный путь. Я уже заранее представляла себе скачку по диким ухабам, но Маша показала мне объездную дорогу — та находилась в приличном состоянии.

— Я по этой дороге в школу ездила! — светло улыбаясь, сообщила мне девушка. — Осенью туда, на каникулы обратно. Потом снова в интернат, а на лето — домой.

— И не скучно тебе… в Волчьих Ямах? — спросила я.

Маша замотала головой:

— Да вы что! Это вы зимой приехали, потому так некрасиво вокруг. Поглядели бы вы на нашу деревню летом… Летом у нас хорошо! Хочешь, купайся. Хочешь, гуляй. А какая у нас рыбалка!

Девушка показалась мне не то чтобы глупенькой… скорее немного задержавшейся в развитии. Как ребенок, право слово! Однако какая у них тут простота нравов — полная сексуальная свобода…

От девушки ощутимо пахло курятником. Я достала сигарету из пачки и прикурила, слегка приоткрыв окно. Потом спохватилась — все-таки Маша уже совершеннолетняя — и сказала:

— Извини, тебе не предложила. Ты куришь?

— Да вы что? — оскорбилась Маша. — Курят вы знаете кто? Колька мне говорит, что целовать курящую женщину — все равно что лизать пепельницу.

Ага, а делить девушку с двумя братьями — это ничего, это нормально…

— Ну, как хочешь. — Я спрятала пачку.

Какое-то время мы ехали молча.

— А вы его знали? — вдруг спросила Маша.

— Твоего отца?

Девушка смущенно кивнула.

— Я ведь про него ничего не знаю. Только то, что мамка рассказывала. А она на него до сих пор злая… Так какой он был человек?

Я припомнила все, что знала о Серебрякове, представила себе аллею памятников на тарасовском кладбище, созданную его стараниями… и честно ответила:

— Нет, Маша, я не была с ним знакома. Встречалась всего однажды. Меня нанял для поисков вовсе не твой отец, а юрист.

Маша разочарованно вздохнула.

— Но не переживай — очень скоро ты окажешься среди людей, которые знали твоего отца очень хорошо.

— Ой, жду не дождусь! — оживилась девушка. — У меня, кроме них, и родни-то нету. Только мамка и отчим. А какие они, мои родственники?

Перед моими глазами пронеслась череда лиц родных и близких покойного. Вот скандальная троюродная сестра Иннокентия и ее красавец сынок, вот Нинель Васильевна с ее усами и рентгеновским взглядом выцветших глаз, силиконовая дурочка Кира…

Все, что я могу, — это посочувствовать Маше. Но помочь ей никто не в силах. Девушке придется самой выживать в новом для нее мире, так непохожем на патриархальный уклад деревни Волчьи Ямы, где народ пьет по-черному сутки напролет, держит кур у себя на кровати, сдает детей на полгода в школу-интернат и пугает волков ружьем бабы Кати…

Впрочем, девушка теперь — наследница миллионов. Возможно, это несколько примирит ее с необходимостью общаться с семейкой Серебряковых…

— Потерпи, скоро приедем, и ты сама увидишь. — Я увильнула от прямого ответа. Незачем заранее настраивать Машу против родных. Возможно, ей они не покажутся сборищем алчных эгоистов. Может быть, они полюбят ее как родную и примут в семью. На их месте я бы так и сделала — ведь основные активы империи Серебряка получила именно Маша…

— Послушай, расскажи о себе! — попросила я, уводя разговор подальше от опасной темы.

— Ой, да что там рассказывать! — засмеялась наследница. — Мне и лет-то всего восемнадцать. В прошлом году я еще в школу ходила! Волновалась из-за экзаменов, как дурочка. Мамка меня валерьянкой отпаивала! Но я хорошо сдала. Я вообще в школе отличница была.