Марина Серова - Когда придет твой черед

— О, Максимовна! — приветствовал меня Герман Кукольников, хозяин мастерской.

— Привет, Гера. Ну что, готова моя машина?

— Давно уже. Пришлось повозиться… Но стала как новая. Можешь забирать!

— Как Алиса? — поинтересовалась я, любуясь новыми габаритами.

— Отлично! — разулыбался Герман. — Недавно замуж собралась. Придешь на свадьбу?

— Спасибо, приду. Блин, как время летит-то…

Пять лет назад эта самая Алиса забурилась в такую страну чудес… До сих пор помню ночную беготню по крышам, со стрельбой…

Мы с Герой исполнили обычный ритуал — я совала деньги, он отказывался, наконец все-таки взял. Я села в машину и уехала. До чего же приятно оказаться дома! Я ехала по улицам, с удовольствием стояла в пробках — давно забытое ощущение, после тайги это было даже забавно! — слушала музыку и думала о своей жизни. Ну что со мной не так? Все вокруг — люди как люди. Общаются, ругаются, женятся, разводятся… А Женя Охотникова — просто Одинокий Волк… была такая старая киношка. Неужели только меня выводит из равновесия чрезмерная забота? А для остальных это нормально?

Проблема в том, что работа занимает процентов девяносто моей жизни. Не по времени, нет. Иногда, особенно в последние годы, я позволяю себе отказываться от предложений, которые мне не нравятся. У меня есть целый круг знакомых в профессиональной среде, которые, фигурально выражаясь, ловят крошки с моего стола. Я никогда не оставляю тех, кто ко мне обратился, наедине с их проблемами — в конце концов, люди пришли за помощью. Я предлагаю клиентам телефоны других профессионалов, занимающихся тем же, что и я. Охрана людей и грузов, деликатные поручения… В общем, после хорошо выполненной (и соответственно оплаченной) работы я могу довольно долго не работать. Месяц, даже два… проблема в том, что я идентифицирую себя с работой. Мои навыки и умения — это я. «Кролик — это не только ценный мех…» Так вот, Евгения Охотникова — это не только метр восемьдесят сантиметров роста, длинные ноги и красивые глаза. Это еще и привычка «прочитывать» собеседника во время разговора. И потребность в ежедневной физической нагрузке, и адреналиновая эйфория. И постоянно собранная сумка со спецснаряжением. И еще много чего…

Когда-то меня обучали — сначала в Ворошиловке, потом в спецгруппе «Сигма». И эти навыки теперь — часть меня самой. Я не могу отключить ту совершенную машину, в которую превратило меня обучение. Я могу ее только перепрограммировать. Я уже не служу своей стране — слишком много посредников между нами, и некоторым просто не подашь руки. Я сама решаю, на что мне расходовать свои силы, время, знания и здоровье. Теперь я помогаю людям решать их проблемы, охраняю, защищаю. То есть делаю то, чему меня учили. Ну, часть того, чему меня учили, будем честными… И мне нравится моя работа. Так почему же мне так паршиво сейчас? Что со мной не так?

Стоп, Охотникова! Ты вступаешь на опасную почву. Следующей мыслью будет сходить к психотерапевту. Он примется расспрашивать о детстве, о юных годах, о всяких травмирующих ситуациях. Ну, к примеру, я могу рассказать доктору свою жизнь лет до семнадцати — как раз до поступления в Ворошиловку. А дальше? Перерезанная мной глотка боевика — а мне пришлось проделать это в девятнадцать — это травмирующая ситуация или нет? По-моему, нет. Этот урод держал палец на кнопке взрывателя в школьном спортзале. Мы с подругой из «Сигмы» подобрались к нему вдвоем — пока я орудовала ножом, Амалия держала мертвой хваткой руку мужчины, потому что если бы он отпустил кнопку, нас всех, а главное, сорок заложников, завалило бы каменными обломками после того, как посекло бы шариками от подшипников. Так что, когда я его наконец прикончила, то прекрасно себя чувствовала.

В общем, к психотерапевту лучше все-таки не ходить. Придется врать, тогда вся затея теряет смысл. Давай, Охотникова, справляйся, старушка, сама…

Я подрулила к дому, взбежала по лестнице и позвонила. Мила открыла дверь, и я шагнула в знакомое тепло дома и восхитительный аромат шоколадного пирога.

Я успела принять душ, пообедать и уже допивала чай со вторым куском пирога, забавляя Милу рассказом об охоте на зайца, когда мой телефон затрезвонил снова. Я сжала челюсти. Ну, если это Алеша осмелился позвонить через полтора часа после того, как я открытым текстом послала его куда подальше, то я за себя не отвечаю.

Но высветившийся на экране номер был мне совершенно незнаком. Я вздохнула и приняла вызов. Чаще всего такие звонки означали, что кто-то нуждается в моих услугах и только что выцыганил мой телефон у своих знакомых.

— Охотникова, — сказала я. — Слушаю!

— Здравствуйте, Евгения Максимовна. Вы меня не узнаете? — прозвучал в трубке хриплый женский голос.

— Кто это? — напряглась я.

— Это Маша… Мария Серебрякова. Приезжайте, прошу вас. Меня только что хотели убить.

Выяснять подобные вопросы по телефону — дело совершенно бессмысленное. Поэтому я не стала спорить с бедной Машей. Вместо этого я чмокнула в щеку тетушку Милу, сообщила, что тортик был выше всяческих похвал, заявила, что мои планы на сегодня немного поменялись, прыгнула в машину и отправилась по знакомому адресу.

Было всего три часа дня, но уже наступали сумерки. Ветер крутил вдоль дорог злую поземку, редкие прохожие кутались в шарфы и норовили поскорее убраться с улиц.

Парковка перед воротами особняка Серебряковых была заставлена машинами. Я немного удивилась тому, что в доме столько гостей. Мне не хотелось оставлять свою машину на парковке — все-таки мой бедняжка был только что из ремонта, поэтому я посигналила. Очевидно, охранник был предупрежден о моем приезде, потому что меня немедленно пропустили внутрь, и я нахально припарковалась прямо перед входом.

Дверь мне открыла Сусанна Ивановна. Я уже успела забыть, какое у нее лицо — будто за щекой женщина держит ломтик лимона, причем постоянно. Сусанна смерила меня холодным взглядом и сообщила:

— Мария Иннокентьевна ожидает в голубой гостиной.

Не раздеваясь, я отправилась наверх. В вестибюле я едва не столкнулась с толстой Светланой — троюродной сестрой покойного Серебряка, — той самой, что получила в наследство аптеку и была этим недовольна.

На лестнице толпились какие-то люди — лица некоторых показались мне знакомыми. Это были родственники Серебряка — кое-кого я видела у нотариуса во время оглашения завещания.

У двери одной из комнат собралась особенно плотная толпа. Какие-то женщины с обеспокоенным видом стучали в дверь и вопрошали:

— Маша, Машенька, откройте! С вами все порядке?

Я так поняла, это и была голубая гостиная.

Я протолкалась к двери и негромко произнесла: