Анна Малышева - Сфинксы северных ворот

— Уснуть я уже не смогла… — Бледная, сосредоточенная, Наталья повернулась к Александре. Художница стояла у дверного косяка, слегка опершись о него плечом и скрестив руки на груди. Она молча слушала. — Да собственно, больше я уже в этом доме и не пыталась ночевать…

Установилась долгая пауза. Наталья явно ждала реакции слушательницы, а художница, не торопясь делать выводы, обдумывала каждое слово. Она видела, что ее ответ очень важен для старой знакомой.

— Послушай, это очень неприятно, конечно, что дом навевает тебе такие страхи, — произнесла она наконец. — Но то, о чем ты говоришь, мне тоже знакомо. Иногда нас будит какой-то звук или собственное движение во сне. Если мы резко просыпаемся, то, открыв глаза, иногда видим тени сна… Эти образы просто не успевают исчезнуть! Бывает мгновение, когда ты уже спишь и не спишь, сознание еще не перестроилось и ловит сигналы изнутри и снаружи… То же самое, когда мы засыпаем, — мы еще видим комнату, в которой находимся, и в то же время в ней уже появляются образы из начинающегося сна… Однажды через мою мансарду проскакал всадник… Прилетела птица, села на мою постель и запела… Это все сон, Наташа!

Но женщина покачала головой:

— Я знаю, о чем ты говоришь. Совсем, совсем не то! И полог был отдернут.

— Да ты сама его сдвинула во сне… — начала Александра, но хозяйка ее остановила резким отрицательным жестом:

— Я знаю все, что ты можешь мне сказать! Так вот, ты ошибаешься. Я спала спокойно и не трогала полог. Я вообще сплю спокойно… Спала до сей поры.

С этими словами она прошла мимо посторонившейся гостьи и, вновь оказавшись в коридоре, открыла дверь следующей комнаты, в которой Александра провела ночь:

— А вот здесь я и упала в обморок! — Наталья даже не вошла в комнату, осталась стоять в коридоре. — Представь… Я зашла сюда случайно, здесь ведь почти нет мебели, нечего прибирать, незачем возиться… Я не торопилась что-то покупать, не знаю почему. Меня все время что-то останавливало… Может, с самого начала казалось странным, что такой крепкий, хороший дом срочно продавался за сходную цену, что его еще не купили, как скупили почти все свободные дома в округе… Париж-то близко…

— И что же с тобой здесь такого страшного случилось? — Александра чувствовала, как ее сердце забилось быстрее.

— Вот, слушай… Я вошла в комнату и задумалась… Смотрела в окно, вспоминала Москву, мысли унеслись далеко… Дом был заперт, подчеркиваю. После тех двух случаев я запиралась не только на ночь, но и днем, хотя тут это не принято. Дело было уже к вечеру. И внезапно кто-то положил мне руку на плечо. — Помолчав, Наталья еле слышно добавила: — Когда я пришла в себя и поднялась с пола, в комнате никого, конечно, не оказалось. И в доме тоже. Я немедленно собралась и уехала в Париж. Ночевала в гостинице, утром стала искать квартиру… Конечно, прежний хозяин даже не подумал меня предупредить, что уже случалось в этом доме, в этой комнате! И что это вообще за комната! Он так и не разговорился, когда я стала задавать вопросы, мне все рассказал Дидье…

Видя, что гостья не отвечает, Наталья удовлетворенно кивнула:

— Ну вот, теперь и ты поверила.

— Видишь ли, — придя в себя, произнесла Александра, — в этой самой комнате я провела ночь… И со мной ровным счетом ничего не случилось…

— Однако на тебе сейчас лица нет! — почти с удовлетворением заметила Наталья.

— Совсем не потому, что мне страшно! — парировала художница.

И солгала: теперь и она ощущала страх, не определяемый словами, темный и бесформенный, как тень во сне. «Дидье сразу отвел меня в эту самую комнату… будто других не было! Зачем?!» Александра с трудом решилась озвучить свои сомнения.

— Почему сын твоего соседа устроил меня на ночлег именно здесь? — с напускной небрежностью спросила она, указывая на раскрытую дверь спальни. — Он что, решил меня испытать? Проверить, не упаду ли и я в обморок после визита вашего местного привидения?

— Кто знает! — хрипло ответила Наталья. — Кто их знает… Иногда у меня появляется подозрение, что они ждут, когда и со мной что-нибудь случится. Или с тобой. Им все равно с кем: им хочется, чтобы в этом доме снова кто-то погиб, как уже бывало… Я не шучу, Саша! — добавила она, встретив изумленный взгляд гостьи. — Увы, других объяснений у меня просто нет…

Александра и не ждала, что хозяйка прибывших из Москвы шедевров проявит к ним жгучий интерес, какой бывал в прежние годы. Но такого равнодушия она и предположить не могла. Наталья едва взглянула на папки, которые художница бережно доставала из раскрытого чемодана и раскладывала на кровати, застланной красным шерстяным одеялом. Женщины остались в спальне, где провела ночь Александра, — днем, по признанию Натальи, этот дом ее не так пугал. Кроме того, общество старой знакомой действовало на нее как успокоительное средство. Наталья слегка оживилась, уже не выглядела такой подавленной и даже начала улыбаться, хотя это была лишь тень прежней, легкомысленной улыбки.

— Рисунки, да… — Присев на кровать, она небрежно коснулась одной из папок, прочитала надпись на наклеенном ярлыке. — Сколько было волнений, когда ты боролась за них на аукционе в Кельне, как я переживала, что не смогла приехать туда сама… И как хорошо оказалось, что не приехала! Ты блестяще провела операцию, перехватила их у моего старого врага, который тоже охотился на «дегенеративное искусство» [1]  Дегенеративное искусство — термин нацистской пропаганды, принятый для обозначения авангардного искусства (импрессионизм, дадаизм, кубизм, фовизм, сюрреализм, экспрессионизм, Баухаус). Произведения немецких художников и скульпторов, творивших в этих направлениях, были изъяты из немецких музеев и с 1936 по 1941 год выставлялись в разных городах Германии, в качестве «антигерманского модернизма». Выставка имела огромный успех, и ее посетило рекордное количество людей. и на «Бременскую Советскую Республику» [2]  Бременская Советская Республика — пролетарская республика, наряду с Баварской Советской Республикой является одним из недолго существовавших революционных государственных новообразований в Германии 1918–1920 годов. Молодые художники-модернисты левых взглядов нередко принимали самое активное участие в работе Советов и впоследствии подвергались арестам и преследованиям. … А сейчас мне как будто все равно, есть они там, в папке, или нет их. На что мы тратим жизнь?

— Верно! — Александра закрыла опустевший чемодан и поставила его в угол. — Но у меня давно уже такое ощущение, что жизнь нам дана, чтобы ее тратить… Пока не растратим до того, что останется крошечный островок, на котором только и хватит места, чтобы сесть, схватиться за голову и сказать: «Что же я наделал?!»