Инна Бачинская - Две половинки райского яблока

– …и не возбуждать досужее любопытство, – вставил Хабермайер. – Понимаю. Вы назвались последним из рода Якушкиных, иначе было бы трудно объяснить, зачем вы явились сюда, не так ли? – Он, улыбаясь, смотрел на господина Романо. Тот слегка порозовел под насмешливым взглядом немца.

– Что вы хотите услышать от меня, Хабермайер? – спросил он резче, чем хотел. – Что я раскаиваюсь в своем вранье? Что мне следовало раструбить на весь мир, что где-то здесь спрятана вещь, которая, возможно, перевернет наши представления о мироустройстве? А вы сами, вы-то зачем здесь?

– Я не осуждаю вас, Джузеппе, – сказал Хабермайер. – Упаси бог! Вы правы. И я здесь по той же причине. В отличие от вас, я не читал дневников Софи Якушкиной и не знаю, что она там пишет.

– Да, собственно, немного, – ответил господин Романо, остывая. – Софи упоминает о странном человеке, который однажды появился неизвестно откуда, называя его «индусом». Это было чем-то вроде семейной легенды. Сохранился старинный портрет этого человека с девушкой… Кстати, можете взглянуть – он хранится в городском музее. Вы там, кажется, уже побывали. После вашего визита у них пропал экспонат – курительная трубка.

– Я верну, – поспешно сказал Хабермайер, смутившись.

– Уж пожалуйста, я проверю, – мстительно пообещал господин Романо. – Да… Софи пишет в дневнике о тайнике дядюшки, который они разыскали. Она пишет об этом… удивительно! Я так и представляю себе прекрасный летний день, стайку молодых людей, шутки, смех, купание в реке, первую любовь… И старого дядюшку с трубкой в зубах, этакого старосветского помещика и резонера, добродушно назидающего молодежь. Его рассказы о старине, намеки на некую страшную семейную тайну… И уродливый портрет «индуса», над которым все дружно потешались. Он рассказывал об их предке, масоне и колдуне, чья молодая жена утопилась в Магистерском озере. Мы были там – от озера почти ничего не осталось – так, лужа, заросшая кувшинками, а, по словам дядюшки, когда-то это было громадное страшное озеро, где от несчастной любви топились местные барышни. Софи пишет, что, слушая дядюшкины рассказы, они давились от хохота. Иногда, не выдержав, выскакивали из-за стола и убегали в сад, чтобы там нахохотаться всласть. Мы были и там – от дома остались одни руины… печальное зрелище. А сада давно нет. К сожалению, все проходит… Вы ведь тоже там были, Хабермайер?

Хабермайер кивнул молча.

– Софи упоминает о некой вещи из рассказов дядюшки. Якобы он говорил, что эта вещь принадлежала «индусу», а «индус» был колдун и творил чудеса. Он воскрешал мертвых, умел летать, исчезал на глазах у изумленной публики и вызывал грозу. Даже превращался в собаку или волка. Что с ним произошло, неизвестно. Возможно, просто исчез, а вещь досталась на память масону Льву Ивановичу Якушкину. После чего пошла слава о его колдовской силе, а жена, не выдержав пересудов, бросилась в Магистерское озеро. Говорили даже, что он сам топил ее в озере неоднократно, а потом оживлял, ставя свои дьявольские опыты…

Молодые люди обнаружили дядюшкин тайник и были страшно разочарованы, найдя там всего-навсего мешочек нюхательного табака, старую монетку, серебрянный крестик и небольшую пирамиду черного камня вроде агата, тусклую, с оббитыми краями.

Вот и вся история, Хабермайер. То есть, можно сказать, начало истории.

Господин Романо откинулся на спинку кресла, задумчиво глядя на Хабермайера. Тот шевельнулся и кашлянул.

– И… что было дальше? – спросил он осторожно, словно боясь спугнуть господина Романо.

– Вы никогда не задумывались, Хабермайер, почему пирамида является формой, наиболее частой в ритуальных строениях и предметах культа? О том, что в пирамиде ощущается некая тайна? Почему древние народы строили пирамиды, а не прямоугольники, допустим? Почему пирамиде всегда приписывались магические свойства? Почему считается, что она взаимодействует с космическими энергетическими потоками? Почему в полых каменных пирамидах не работают некоторые физические законы… что-то там связанное с электромагнитными волнами – я не специалист. А у человека, помещенного внутрь, повышается кровяное давление? Вы, Хабермайер, называете себя магом – я уверен, вы знаете о магии многое. Скажите мне, почему среди древних магических артефактов непременно присутствует черная пирамида?

– Не только, – ответил Хабермайер. – Есть и другие атрибуты. Но вы правы, Джузеппе… пирамида присутствует.

– А изображения треугольника были найдены на клинописных табличках шумеров, хеттов, аккадов, и анализы показали наличие красителя черного цвета в этом иероглифе. Треугольник был черным! Расшифровка древних источников – дело непростое, и никто не может поручиться за абсолютную точность перевода. Черный треугольник и черная пирамида вполне могут оказаться одним и тем же понятием или предметом.

У разных народов черный треугольник называется по-разному. Это – « наль » у хеттов, « хасс » – у персов, « нтх » – у египтян. Но всегда это черный треугольник, наделенный магической силой, дающий мощь своему обладателю.

К вашему сведению, Хабермайер, Отец Неба Ану – наиболее почитаемое в Месопотамии божество – изображался в виде черного треугольника. Или пирамиды. По некоторым источникам, Гильгамеш, великий маг Месопотамии, считался сыном Ану и иногда также изображался в виде черного треугольника. А «Эпос о Гильгамеше» считается одним из самых достоверных письменных источников в истории цивилизации.

Ану, умирая – как вам известно, их боги иногда умирали, – оставил герою символ своей мощи и власти над миром – « даку », что в переводе значит «холм». Некий ученый толкователь древних языков высказал предположение, что речь идет о погребальном холме, где покоятся останки Ану – якобы место погребения Ану обладает силой и мощью живого Ану. Я же думаю, что речь шла о пирамиде черного камня, обладающей магическими свойствами – небольшой и незаметной вещице, которую Ану оставил Гильгамешу. Почему именно Ану, бог неба, а не любой другой бог? Не говорит ли это о внеземном происхождении черной пирамиды?

Господин Романо помолчал значительно.

– Я не историк, Хабермайер, – начал он снова, видя, что Хабермайер не собирается отвечать, а только слушает молча. – Вернее, я не кабинетный схоласт, идущий проторенными дорогами и ломающий копья насчет того, было ли копье у Александра Македонского длиннее на два сантиметра, чем «пишет уважаемый оппонент», или короче, извините за каламбур. Я практик и, смею думать, аналитик. А история – мое увлечение. А знаете, кто совершает открытия в любой науке? – господин Романо все-таки задал свой любимый вопрос, покосившись при этом на Флеминга.