Пол Клеменс - Снятие с креста

– Прошу прощения, – улыбнулся Жулье, получив от шефа молчаливый карт-бланш. – Мы очень рады, что в поместье Бруа царят мир и согласие. В чем немалая заслуга того, кто содержит его в чистоте и порядке. – Взоры всех присутствующих повернулись к двери, и горничная от такого обилия внимания стала потихоньку облезать. – Николь Пуатье, двадцать четыре года, уроженка маленького бургундского городка, выросла в набожной католической семье. Очень скромное и законопослушное дитя. Сорвалась всего дважды. В возрасте семнадцати лет была задержана полицией за то, что приставала к водителям большегрузных автомобилей, навязывая им свои сексуальные услуги. И в девятнадцать – когда совместно с тремя молодыми людьми была задержана за грабеж супермаркета. К сожалению, благодаря стараниям адвоката одного из задержанных…

– Послушайте, как вам не стыдно?.. – пролепетала девушка. – Мое прошлое осталось в другой жизни. Я никогда его не скрывала. Если вам доставляет удовольствие копаться в старых человеческих ошибках…

– Действительно, Арман, – укоризненно посмотрела на коллегу Катрин. – Ты перебарщиваешь. В чем ее ошибка на нынешнем этапе жизни?

– Я думаю, в ДНК, – ухмыльнулся сержант.

День закончился оглушительной тишиной. Полиция убралась, прислуга попряталась. Он сунул в карман штоф аквавита, поднялся в башню. Камера смартфона последней модели давала шестнадцатикратное увеличение. Качество терялось, но его намерения не отличались взыскательностью. Он снял, как Доминик Фанкон с супругой, гремя цепями Гименея, что-то раздраженно выговаривают друг другу. Диану Ормель, которая куталась в длинные рукава свитера и задумчиво созерцала голые клумбы. Запечатлел Анри Жюбера, бездумно избивающего ракеткой теннисные мячики, горничную Пуатье, трясущую половики. Оставил в памяти камеры Ирен Маклассар, мечущуюся между двумя машинами и что-то шипящую в телефон. Спустился в комнату, распечатал аквавит, плеснул в бокал. Валялся, прокручивая в памяти странное поведение полицейских. Вынул из-под матраса семь картин Клода Шандемо, разложил их на полу, стал прохаживаться, прося подсказку у интуиции. Пейзажи явно ни при чем. Он отнес на кровать две картины. Осталось пять. Воловья упряжка; песчаная буря, догоняющая караван; гулянка в трактире с автопортретом художника в красно-белом кашне; тот же художник за работой в окружении подручных инструментов и аксессуаров; портал католического храма, напыщенный кюре, изможденный преступник в цепях…

Оставлять картины в комнате было неразумно. Отправлять в галерею не хотелось. Он сложил их в стопку, обернул пленкой. Оставил на полу, вышел в коридор, заперся. Через несколько минут, найдя укромный уголок в одном из пустующих помещений, вернулся за картинами, спрятал, застыл, напрягая слух…

Природа погружалась в сумрак, когда он спустился на первый этаж, проследил за горничной, уходящей в свою комнату, и пристроился ей в хвост. Он постучал и распахнул дверь. Девушка ахнула, натянув снятый ранее чепчик.

– Это не налет, успокойтесь, Луиза. Просто хотелось сделать вам предложение.

Какая же горничная не мечтает, чтобы ей сделали предложение? Только мертвая. Она изумленно на него воззрилась, облизнула губы.

– Вы меня испугали, месье…

– Простите. Считайте, провели учения. На вашем месте я не стал бы расслабляться в том месте, где происходят убийства. Скажите, вы очень дорожите своей работой?

– А почему вы спрашиваете? – она попятилась и села на кровать. Анджей молчал. – Да, месье, я дорожу своей работой. В Шантуа очень трудно найти работу. Особенно… – она стушевалась.

– Особенно если не владеете никакой специальностью?

– Да…

– Какое у вас жалованье?

– Шестьсот евро… Вы говорили о каком-то предложении, месье?

Анджей улыбнулся.

– Да. Замуж и переспать не предлагаю, хотя и отдаю должное вашей… – он собрался с силами, – сексуальной привлекательности. Ваш оклад возрастет вдвое, если вы перестанете от меня шарахаться и станете откровенной. Вы часто ночуете в замке?

– Часто, месье. Проще сказать, когда я не ночую…

– А когда вы не ночуете?

– В воскресенье и в понедельник. Я не очень люблю бывать дома – там холодно и скучно…

– А здесь тепло и весело. Понятно. Вопрос такой: вы когда-нибудь замечали на территории поместья посторонних? Особенно в темное время суток.

Она испугалась и побледнела.

– Что вы, месье, откуда здесь посторонние?

– Ваш оклад возрастет вдвое, – терпеливо напомнил Анджей. – Вас никто не уволит – в отличие от некоторых других. Вспомните, Луиза, очень вас прошу.

Вскоре он вытянул из девушки необходимые сведения. Да, история, когда дворник с дубиной гнал из поместья наркоманов, имела место. Но это была попытка проникновения. В конце января в картинной галерее сломалась сигнализация. Ничего странного, все технические устройства когда-нибудь ломаются. Агентство «Голиаф» усилило наружную охрану и на этом успокоилось. В ту же ночь Луиза Гурден увидела привидение… Она проснулась среди ночи и решила сбегать в буфет за минеральной водой. Вышла с обводной галереи в холл… и обомлела. В холле кто-то был! Неясная фигура перемещалась в пространстве, сливаясь с полумраком. Луиза со страху присела за угол. Она не видела, как вошел этот некто, но шел он со стороны парадного входа, который ночью заперт! В привидениях Луиза откровенно не разбирается. Затаив дыхание, она наблюдала за странным феноменом. Привидение добралось до лестницы, повернуло налево, исчезло в нише, в глубине которой находится дверь в картинную галерею. Звуков взлома она не слышала. Назад никто не проходил. Луиза пришла в себя и сделала логичный вывод: померещилось. Ведь у нее в этот день (проклятая мигрень!) ужасно болела голова. Она выбралась из укрытия, добежала до выхода. Дверь действительно была закрыта! Точно привидение, успокоилась она. Недалеко от входа старый камин, которым давно не пользуются, древняя лестница, на которую невозможно пройти, потому что она замурована. Живые люди там не ходят. Негде… Она набралась смелости, заглянула в нишу. Дверь в картинную галерею была закрыта.

– Опишите характерные приметы привидения, – потребовал Анджей. – Рост, пропорции, мужчина, женщина…

Скорее, женщина. Высокая, стройная. Хотя могло и показаться. Никому о своей «галлюцинации» Луиза не рассказывала. Нет, она бы обязательно рассказала, если бы в галерее что-нибудь пропало. Но ничего не пропало! На следующий день вызвали ремонтников, починили сигнализацию, потом пришло распоряжение закрыть и опечатать выставку…

– Вы хорошо знаете соседей?

Она качнула головой.