Алексей Макеев - Кандидат от партии смерти

— Не-е, — разболтанно замотал конечностями парень. — Кушать не хочу. Пойду я лучше груши околачивать. Инструмент при себе… Анжела, ты где, ласточка?..

Максимов вытолкал «маньяка» за дверь. С «гермафродитом» пришлось повозиться. Выслушать историю о полной абсурдности так называемого «реала», о том, что никому это не нужно, о том, что жизнь дается только трижды, и «почему вы меня все время роняете?» Злость брала уже нешуточная. Забыв, что наркомания болезнь, Максимов отвесил существу хорошую затрещину и выставил в зал. Распахнул окно, замкнул дверь на сомнительную задвижку, а для надежности подпер колченогой кушеткой. Потрогал разлохмаченные пружины, торчащие из рваного дивана. Аппликатор Ляпко?

— Безобразные условия, — пожаловался ворчливо. — Под мост надо было идти. Послушался тебя.

Светлана попрыгала на кушетке.

— Подумаешь, какой вы нежный, Константин Андреевич. Идите на кушетку, здесь мягче, а я могу и на диване.

— Домой позвони, — огрызнулся Максимов. — Скороговоркой скажи, что с тобой все в порядке, ночуешь у знакомых, и никаких соплей.

Послушный ребенок. И дочь, наверное, образцовая. Включила телефон, изобразив страдальческую мордашку, дождалась ответа, выпалила пулеметную тираду… и не смогла оборвать разговор: Максимов слышал, как нечеловеческим голосом орала мама, а Светлана покрывается мертвенной бледностью. Порывалась что-то сказать, но всякий раз не удавалось. Наконец собралась с духом, выпалила:

— Перестань, мама, говорю же, со мной все в порядке, и ничего я такого не делала! — швырнула телефон на диван. Максимов швырнул его обратно.

— Отключи. О чем говорила мама?

— Люди какие-то приходили. — Светлана уперлась глазами в пол. — Дважды. Документы показывали. Орали, что я совершила преступление и меня теперь посадят в тюрьму. А потом отец выносил мусор — видел, как они дежурили в подъезде.

— Невесело, — признал Максимов. — Но главное, что с родичами все о’кей. Ложись спать, Света. Давай я тебе куртку постелю…

Он дождался, пока она уснула, свернувшись в клубочек, сделавшись сразу маленькой, бедненькой, затворил окно. Взгромоздился на скрипящие пружины и, прежде чем уснуть, активировал мобильник.

— Ты! Папахен! — вознегодовала Маринка. — Я звоню тебе каждые три минуты! Что за фигня, папахен?! Где ты находишься?!

— Гм, — сказал Максимов. — В наркоманском притоне.

— Ой, — сказала Маринка. — А чего ты там делаешь?

— Как все. Курю, колюсь, кайфую. Супец из мухоморов чавкаю.

— Ага, — задумалась Маринка. — Счастье и гармония. То есть, в сущности, у тебя все нормально.

— В сущности? — рассмеялся Максимов. — Меня разносит по разным сущностям, дочь. Ни в одной из них не вижу ничего нормального. Сама-то где?

— У подруги. Она уже похрапывает. В школу завтра, пап.

— Не вздумай ходить, — испугался Максимов. — Школьных дней в году не счесть, а дочь у меня одна. Поняла?

— Поняла, пап. Я у тебя одна.

— И запомни, дочь: никому, даже лучшим друзьям, учителям и президенту, твоя подруга не должна сообщать, где ты находишься. Уяснила?

— Могу повторить, папа.

— Спокойной ночи, Мариша.

— Приятных глюков, папахен.

Он выключил трубку и несколько минут смотрел, как посапывает, обняв рюкзачок, Света. Свалилась ему на голову и уселась незаметно на шею… Но он не в претензиях — потерпит.

21 апреля. Среда

Утро разукрасило нежным светом засморканную занавеску, и Максимов подпрыгнул, как образцовый новобранец. 7.30. Светлана не спала — лежала, обхватив ручонками рюкзачок, смотрела на него как на бога и что-то беззвучно шептала.

— Бежим, пока ломка не началась, — схватил он ее за руку. — Надышались мы тут с тобой.

— Сейчас. — Она оставила рюкзак и сладко потянулась.

— Никаких «сейчас», дома потягиваться будешь! — Он отодрал джинсы от пружин и спрыгнул с дивана. Чувство опасности проснулось вместе с голодом.

— Какой вы жесткий, Константин Андреевич, — прошептала Света.

— Да я мягкий, как подушка! — возмутился Максимов, стаскивая Свету с кушетки и отодвигая ее от входа. — Уходить нам надо, детка, рассвело уже…

В иной ситуации он бы охотно посетил и ванну, и туалет. Ох бы как охотно… Где тут ближайшая остановочная платформа? У наркоманов спросить?

В зале полумрак, вонь ужасная, час побудки еще не настал. Ворочалась девица, прощаясь со сладкими иллюзиями. С наступающей вас ломкой, господа… Не напрасны были опасения. Противник на полшага обходил сыщика, и каждый раз приходилось проявлять чудеса изворотливости. Проводилась «ковровая зачистка» — всех, кто может иметь потенциальное отношение к разыскиваемой! Они выбежали из подъезда одновременно с машиной, подскочившей со стороны Воинской. Грязный «Опель» с вдавленным бампером. Двое выпали и остолбенели. На что рассчитывать сыщику, кроме реакции? Рукоятка уже в руке, палец чуть подрагивает…

— Ой, мамочка, — пролепетала Света.

— Здравствуйте, мужчины, — радуясь своей проворности, сказал Максимов. — Очень вовремя, согласен. А теперь лапки в гору, стоим, не шевелимся.

— Блин… — ругнулся хорек в кожаной обдиргайке. — Не было же у него ствола…

— Вроде не было, — согласился желтолицый азиат — почему-то со светлым волосяным покровом. — На понт берет.

— Пукалка газовая, — криво усмехнулся хорек, медленно опуская конечности. Кореец напрягся, пошевелил пальцами, Брюс Ли недоношенный…

Пуля взбила землю под ногами азиата. Парень подпрыгнул, сильно озадаченный. Эхо от выстрела погуляло по дворам, улетело в небо.

— Решайте, парни, пуля найдет героя, — сухо сказал Максимов, мысленно подсчитывая содержимое обоймы. Ракита стрелял трижды, сам он — только что. Восемь минус четыре… То же самое, что три плюс один. Или дважды два.

— Чего ты хочешь, сука? — процедил монголоид.

— Стволы достали, — ухмыльнулся Максимов. — Медленно, красиво и без всякой задней мысли. Бросили в машину.

— А пузо тебе сметаной не намазать? — поинтересовался хорек.

Переводить драгоценный патрон было бы верхом расточительности. Но почему не сделать вид? Ствол опустился, замер, недвусмысленно направленный в мошонку. Хорек непроизвольно заслонился руками.

— Не поможет, хорек кастрированный… Живо стволы выбросили!

Вредные какие попались. Двигая челюстью от нетерпения, он наблюдал, как бандиты вразвалочку выполняют приказ. Хорек забористо выражался — на языке Тургенева и портового грузчика. Азиат недобро косил, выжидая момента. Не видать им удобных моментов!

— А теперь в подъезд — резче! И сидеть, пока не уедем. Считаю до трех, дальше не буду — р-раз!.. Света, падай в машину…

— Вы так сурово двигаете челюстью, Константин Андреевич, я даже засмотрелась…