Алексей Макеев - Чистосердечное убийство

Гуров выбрал для беседы удобный образ чертовски уставшего человека, который ему сейчас диктовало его самочувствие. Для него этот разговор — чистейшая формальность, сплошная мука. Голова болит нестерпимо, а тут езжай, опрашивай свидетеля. Очень хочется поговорить о чем-то приятном, постороннем, не связанном с трупами, кровью, убийцами.

Гуров начал беседу издалека. Вопросы у него звучали как обычные фразы. Он произносил их с такими интонациями, за которыми уже, по логике беседы, должен был следовать ответ. Так оно и получалось.

Почти час Гуров просто разговаривал о жизни, потом перешел к опросу, предупредив, что это чисто дежурная процедура. Эти бланки объяснений он, дескать, просто обязан привезти в Москву, чтобы отчитаться о работе. Потом еще примерно час Гуров беседовал с Коноваловым на самые различные темы, которые то резко менялись, то плавно перетекали одна в другу.

За этим последовал резкий обрыв разговора. Полковник сослался на срочное дело, о котором, учитывая свое состояние, забыл совершенно.

Реакция на это была очень четкой. Коновалов почувствовал облегчение. Все это время он врал, причем весьма умело, используя все, чему его научили за четыре года на актерском факультете. Только Коновалов не знал, что перед ним сыщик, который имеет жену — профессиональную актрису. Теперешний юрист врал как раз чисто сценически. Он даже перебарщивал, но Гуров заметил это лишь потому, что знал, что такое актерская игра. Ему заведомо было известно, что его собеседник будет играть.

Специальные жесты поддержки образа, которые в жизни не применяются, чуть-чуть излишняя мимика, слишком уж хорошо поставленные актерские интонации голоса. И все потому, что Коновалов побаивался этой беседы.

В результате Гуров вышел из здания администрации с совсем уж разболевшейся головой и уселся на скамейке в сквере. Весь его организм настойчиво требовал свежего воздуха, а мозг — еще и спокойного, неторопливого размышления.

«Значит, Ершов сказал правду, и Коновалов совершенно определенно знает, кто на самом деле убил Бурмистрова, — думал сыщик. — Это раз! Второе. Бурмистрова застрелили в присутствии Коновалова. Третье. Бурмистрова убил не Ершов. Четвертое вытекает из предыдущего. Ершова просто подставляют. Он в этом преступлении не замешан. Наверное, просто оказался в ненужном месте не в то время. И пятое. Коновалов не случайный свидетель случившейся трагедии, а сообщник убийцы и член преступной группы, которой смерть Бурмистрова была нужна.

Запись, которую я сделал во время беседы, потом нужно будет несколько раз просмотреть, проанализировать, хотя уже ясно, как расставлены в этом деле известные и пока скрытые величины. Но знать наверняка — это не то же самое, что иметь на руках доказательства вины, которые нужны будут суду. Сегодняшний разговор так и останется оперативным мероприятием».

Гуров увидел доцента Захарова и сразу испугался, подумал, что вернется вчерашняя головная боль. Преподаватель университета и известный в городе эколог выглядел весьма непрезентабельно. Мятая рубашка с грязным воротником, одутловатое лицо, огромные мешки под глазами. Значит, опять вчера топил что-то в водке. Совесть? Проблемы? Увы, ни то, ни другое в вине, в смысле в водке, не тонет.

«Значит, стоит подождать, — решил Гуров. — В таком состоянии Захаров долго на кафедре не пробудет. Здоровья не хватит. А пить в наше время в стенах университета не всякий рискнет. Вот слесарь из здешней котельной, если бы таковая существовала, тот да, осмелился бы. А доцент вряд ли.

Гуров не ошибся. Захаров показался за воротами университетского городка через тридцать пять минут. Он выглядел недовольным, постоянно морщил лицо и хмурил брови.

«Может, приезжал у кого-нибудь занять? Вдруг ему похмелиться не на что?» — с надеждой подумал Гуров.

— Доброе утро, Владимир Константинович! — как можно жизнерадостнее и громче произнес полковник, загораживая Захарову дорогу. — Ого! Я вижу, оно у вас не совсем доброе. Вам требуется лечение, причем незамедлительное. Хотите пивка холодненького? Тут в двух шагах в тенечке есть местечко, укрытое от посторонних глаз. Оно уже работает! Представьте, всего один бокал пива — и головная боль уходит. Второй — и вы снова человек, опять видите весь мир в ярких красках. И приятный собеседник рядом!

Захаров не очень упирался и позволил отвести себя в уличное кафе, расположенное в двух кварталах от университета. Ученый муж виновато и болезненно улыбался, облизывая пересохшие губы. Он даже не стал ничего говорить, когда Гуров заказал себе сок. В такие минуты истинного душевного и телесного страдания главное не то, что пьет собеседник.

— Плохо выглядите, Владимир Константинович! — уже серьезно заметил Лев Иванович, потягивая сок. — Говорят, что вы пить стали. А ведь я слышал о вас как о талантливом ученом, прекрасном педагоге. Студенты вас любят и на кафедре вас ценят.

— Все бренно в этом мире, — чуть осоловевшим голосом ответил Захаров. — Вы думаете, это все даром нам дается? Нет уж, никто ничего без платы не вручает. Преподносит одно, а берет другое.

— У вас этот «никто» берет здоровье, — с укором сказал Гуров.

— Здоровье? — Захаров поднял на собеседника хмельные глаза. — Ничего вы не понимаете в науке. Вы кто? Крутитесь среди актрис, хозяек салонов красоты. У вас другое мировосприятие и потребление жизни. А нам требуется не здоровье, а возможность реализовать себя в науке. Именно в ней! — Эколог выставил вверх указательный палец и многозначительно покачал им.

— Вам не дают себя реализовать?

— Дают, но не полностью, — ответил Захаров, посмотрев в пустой бокал.

Видимо, какая-то сила воли в нем еще была, потому что решительно отставил эту посудину и попросил принести ему кофе.

— Вы до сих пор занимаетесь тем же делом, за которое взялись еще на студенческой скамье, — напомнил Гуров. — Вы защитили по этой теме кандидатскую…

— Не так! — Захаров покачал головой. — Я занимался тем, что мне давали. Сначала как студенту, потом как аспиранту. Теперь я захотел изучать то, что мне ближе, интереснее, и получил по рукам! Не лезь, это политика, наши дела. А ты лучше режь лягушек. Вот скажите, а зачем мне их резать? Я же не физиолог, а биолог, специалист по экологии. Вы знаете, что это за наука такая? Уверен, что нет.

— И что же?

— Сейчас благодаря журналистам и ученым-популистам экологией стали называть все то, что имеет отношение к состоянию природной среды, ее равновесию, загрязнению. Нет, экология — это наука, которая изучает взаимодействие живых организмов в определенной среде. Я вот хотел бы заниматься условиями обитания типичных организмов, показать изменение популяций, установить, как идет смещение природных зон в настоящее время, и сделать прогноз.