Мария Спасская - Роковой оберег Марины Цветаевой

— Перезаклад? — скучным голосом осведомился он.

— Нет, выкуп, — живо откликнулась Цветаева.

Служащий с интересом посмотрел на клиентку и уточнил:

— Вы уверены?

Теперь все несли сдавать ювелирные украшения и предметы старины, и практически никто их не выкупал. Ценились еда, дрова, теплая одежда, а золото и бриллианты ничего не стоили. Изредка особо оптимистичные граждане возвращались, чтобы перезаложить какую нибудь бриллиантовую брошь в надежде, что хорошие времена не сегодня завтра вернутся и этой брошью будет что украсить… Но за все время военного коммунизма мало кто вернулся, чтобы окончательно выкупить свой залог.

— Абсолютно уверена, — резко отозвалась клиентка, выкладывая на прилавок деньги.

Служащий окинул изумленным взглядом гражданку с мерцающими зелеными глазами и, пересчитав ассигнации, звякнул о прилавок массивными золотыми часами на серебряной цепочке. Марина взяла талисман и, ощутив в руке его тяжесть, тут же испытала небывалое спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Не чуя под собой ног, Цветаева шла домой по Борисоглебскому переулку, почти не касаясь утоптанного снега, торопясь увидеться с сестрой и рассказать ей, что теперь все будет хорошо. Марина вбежала в покосившийся дом, за время революции как то внезапно просевший и обветшавший, и, поднявшись на второй этаж, столкнулась с Асей. Сестра стояла перед дверью единственной пригодной для жилья комнаты, как будто боялась пропустить возвращение М. Заметив поднимающуюся по лестнице сестру, она взмахнула измятым конвертом и радостно заговорила:

— Муся, радость то какая! Только что принесли письмо от Эренбурга! Прости, я не удержалась — прочла. Илья пишет, что нашелся Сережа! Сережа жив, представляешь? И даже не ранен! Он в Чехии, учится в Пражском университете!

— Мы с Алей немедленно едем к нему, — решительно проговорила Марина и устремилась мимо сестры в комнату собирать вещи.

Я отлично помнила, как к матери попали эти часы. Случилось это в Сент Женевьев Дюбуа, когда Марьяна вела экскурсию по Русскому дому, где доживали свой век белогвардейские эмигранты. Когда мы собирались в пригород Парижа, мама рассказывала, что еще до моего рождения она частенько водила экскурсии по Русскому дому. И как то к юной маме, которая тогда и не думала становиться мамой, а училась на четвертом курсе института и проходила в Париже практику, устремился благородного вида старик на инвалидной коляске, явно намереваясь ей что то сказать. Приблизившись к Марьяне, он учтиво поцеловал ей руку и по русски, но с легким акцентом, проговорил:

— Мадемуазель Колесникова, если не ошибаюсь?

Мама согласно кивнула, а пожилой обитатель французского дома для престарелых продолжал:

— Я сразу вас узнал, вы очень похожи на Катю Колесникову, супругу Николая Андреевича. Мне доводилось бывать в доме генерала на улице Сен Клер. Помню, у Колесниковых еще был славный сынок, Федор. Должно быть, вы приходитесь ему родственницей?

— Федор Николаевич мой отец, — пролепетала практикантка.

— Вот как? — вскинул брови старик. — Как ваше имя?

— Марьяна, — ответила моя будущая мама.

— Да что вы говорите? — удивился мамин собеседник. И распевно прочитал: — Кто создан из камня, кто создан из глины, А я — серебрюсь и сверкаю! Мне дело — измена, Мне имя — Марина, Я — бренная пена морская!

— Это Цветаева! — обрадовалась Марьяна, всегда считавшая себя последовательницей русской поэтессы.

— Как будто про вас написано, — польстил маме старик.

— Но меня зовут не Марина, а Марьяна.

— Простите великодушно, не расслышал, — смутился мамин собеседник. — Вы любите Цветаеву?

— И даже пишу стихи, совсем как она! — радостно подхватила мама.

— Сейчас все ее любят, — ворчливо заметил русский. — Это при жизни Цветаевой пришлось несладко. В память о моем знакомстве с генералом Колесниковым хочу подарить вам брегет, который служил Марине Ивановне оберегом. Эта вещица принадлежала Наполеону и, говорят, приносила ему удачу. Имейте в виду, мадемуазель Колесникова, потеряв сей талисман, Бонапарт лишился былой славы. Так что храните его в надежном месте и никому не показывайте, чтобы потом горько не пожалеть.

Мамин новый знакомый принялся шарить под пледом в поисках старинных часов, когда из глубины сада показался санитар, проворно подхватил коляску за ручки и покатил по дорожке в сторону корпуса. Старик пытался протестовать, но его не слушали. Марьяна разочарованно смотрела вслед загадочному обитателю Русского дома, которому так и не удалось одарить ее брегетом Наполеона, служившим талисманом самой Марине Цветаевой. После возвращения на родину маму вызывали в комитет госбезопасности и с пристрастием допрашивали, о чем она беседовала с обитателем Русского дома, грозя отчислением из института, но мама проявила твердость и так ничего и не сказала про брегет. Ее простили и оставили в инязе, поверив, что это была ни к чему не обязывающая беседа о России.

Все это я услышала в номере гостиницы перед поездкой в Сент Женевьев Дюбуа, а уже во время экскурсии Марьяне снова принялся махать рукой какой то старик в инвалидной коляске, жестами показывая, чтобы она шла за ним. Даже я, семилетняя, понимала, что это не может быть тот самый дед, который разговаривал с мамой много лет назад. Если он, конечно, не Вечный Жид и не бессмертный Дункан Маклауд из клана Маклаудов. Я с интересом наблюдала, как мама извинилась перед экскурсантами и проследовала за угол главного корпуса, куда покатил обладатель коляски. Я побежала за ними, опасаясь пропустить самое интересное. Свернула за угол и увидела, как Марьяна наклоняется к старику и тот торопливо говорит:

— Мне сказали, что вы — Марьяна Колесникова.

— Да, это я, — согласилась мать.

— Мой покойный друг просил передать вам это.

И старик вложил маме в руку сверток размером с сигаретную пачку. Наученная горьким опытом, Марьяна быстро сунула сверток в самое потаенное отделение сумки, хотя настали другие времена и опасаться бдительных органов, неусыпно следивших за своими гражданами при советской власти, было уже не нужно. Весь день Марьяна ходила, словно потерянная, то и дело ощупывая пакет на дне сумки, а вечером, запершись в гостиничном номере, мы развернули подарок старика и ахнули. Перед нами лежали золотые часы, которые мало того, что были исправны и ходили, но еще имели богато украшенную пухлую крышку, откидывающуюся с мелодичным щелчком, а также серебряную витую длинную цепочку, заканчивающуюся золотой крепежной клипсой.

— Женька, эти часы держала в руках Марина Цветаева! Представляешь? — тормошила меня Марьяна.