Ирина Градова - Врачебная ошибка

– Есть, – перебила я, и Арсений вперил в меня взгляд, словно внезапно узрел архангела Гавриила.

– Что, простите?

– Я говорю, есть дело. Мне не все равно, если Киру станут обвинять в том, чего она не совершала!

– Агния Кирилловна, но политика больницы… Шемякина ведь подворовывала наркотики… вернее, списывала все подчистую, а это равносильно воровству – и вам об этом известно!

– Да, но то, что именно она перепутала наркоз, еще не доказано!

– Но никто и не станет это доказывать, ведь это… это просто нецелесообразно! Ну как вам объяснить?!

– Не надо мне ничего объяснять! – разозлилась я, видя, что Арсений принимает меня за дурочку, которой все надо втолковывать десять тысяч раз. – Я отлично понимаю, что вы пытаетесь сделать – списать на Киру все грехи. Не выйдет! Докажете ее вину – отлично, не докажете – идите к черту!

По всему видно, юрист не ожидал такой реакции. Мне даже стало его жалко, ведь парнишка молодой и тоже человек подневольный: как можно ожидать, чтобы он пошел наперекор главному человеку в больнице, Доброву? Ведь именно от него зависит карьера Арсения! Поэтому я смягчила тон:

– Вы лучше скажите, что от меня потребуется на этом суде?

– Суда не будет… вернее, Добров не хочет, чтобы суд состоялся, – тут же поправился юрист.

– Но повестка…

– Мы должны сделать все, чтобы Митин согласился решить дело миром.

– То есть больница ему заплатит?

– Да. Вопрос только в сумме. Мы – не Америка, и на большую сумму Митин рассчитывать не может даже по суду. Надо прикинуть, сколько ему могут дать, если процесс состоится, и заплатить чуть больше.

– А если Митин окажется не таким сговорчивым, как ожидает Добров, и процесс все-таки состоится, то что потребуется от меня? – я помахала в воздухе повесткой.

– Скорее всего, дать характеристику работе Шемякиной, ведь вы дольше других с ней работали.

– И все?

– Принимая во внимание ваше к ней отношение, это может оказаться м-м-м… несколько затруднительно.

– Почему?

– Вы слишком лояльны к ней, а руководство больницы хочет не этого.

– Добров желает, чтобы я опорочила Киру?

Арсений не ответил, но все и так выглядело кристально ясно.

– А вы понимаете, что, обвиняя свою анестезистку в халатности, я тем самым подставляюсь сама? Что я за врач, если, больше двадцати лет работая с этой медсестрой, не смогла разглядеть, какой она плохой специалист?

– Поймите, Агния Кирилловна, – взмолился Арсений, – от меня ведь ничего не зависит! – На его лбу выступили капельки пота. – Я – юрист больницы и выражаю интересы этой больницы и ее руководителя. Других вариантов нет!

– Нет, есть, – возразила я. – Я не стану делать того, что ожидает от меня Добров, можете так ему и передать. Вас не казнят за то, что вы донесли до него мои слова, а я… Я уж как-нибудь отверчусь.

Арсений посмотрел на меня со странным выражением на лице.

– А вы смелая женщина, Агния Кирилловна, – сказал он с неожиданным уважением. – Вы ведь не первая, к кому я обратился с подобной просьбой, и ни один человек не отказался пойти навстречу руководству. Вы – единственная!

Мне вовсе не льстил этот факт. Нельзя сказать, чтобы я не опасалась реакции Доброва – терпеть не могу скандалов и ненавижу, когда меня отчитывают, как девочку, а наш главный любитель, так сказать, прогнать человека сквозь строй. Тем не менее вопрос с Кирой – дело принципа, а в некоторых случаях я не могу ими поступиться, иначе перестану себя уважать. И все же перспектива оказаться «на ковре» у главного вызывала у меня мелкую дрожь, которую я изо всех сил старалась скрыть от юриста. Я снова подумала о Кире. Конечно, она – самый удобный кандидат по причине ухода из жизни, но вот устроит ли такой выход отца Нины, или он потребует крови Жанны? Если да, то, возможно, расследование затянется и мне не придется вступать в сделку с собственной совестью? Господи, но ведь я вовсе не хочу, чтобы Жанну замучили подозрениями и допросами!

– Я все передам Доброву, – сказал между тем Арсений, не замечая моей задумчивости. – Надеюсь, ваша принципиальность не выйдет всем нам боком, Агния Кирилловна!

Павел гордился тем, что Карпухин дал ему самостоятельное задание. Иногда лейтенанту казалось, что подполковник все пытается делать сам, так как боится доверить что-то по-настоящему серьезное подчиненным. Это обижало парня, ведь он давно работал с Артемом Ивановичем и считал, что тому следовало бы больше полагаться на него.

Афанасий Шемякин, по данным, переданным Павлу Карпухиным, снимал квартиру в районе станции метро «Проспект Просвещения», на Сиреневом бульваре. Парень понимал, почему мужчине понадобилась его часть жилплощади, ведь с рождением ребенка съем жилья окажется непосильной ношей. Не понимал он лишь одного – как можно из-за квадратных метров убить человека. Правда, подполковник всегда внушает ему мысль, что подозрения не являются основанием для предвзятости суждений, но Трофименко верил в то, что дыма без огня не бывает.

Съемная квартира Шемякина оказалась маленькой, тесной клетушкой. Павел подгадал так, чтобы его визит пришелся на вечер и Афанасий был дома, однако он просчитался. Дверь открыла растрепанная девица, высокая и полная, но миловидная. На руках у нее гордо восседал пухлощекий малыш в желтом слюнявчике, заляпанном детской смесью. Продемонстрировав удостоверение, Павел получил разрешение войти.

– Не представляю, что могло понадобиться следователю от Афанасия! – воскликнула хозяйка, глядя на Трофименко одновременно растерянно и подозрительно. – Он таксует по вечерам, ведь, сами видите, дите у нас, денег много требуется.

– А вы… как ваше имя, кстати?

– Лиза.

– То есть вы не в курсе, что Кира Шемякина погибла?

– Кира… ч-что, простите?

Выглядела Лиза потрясенной, и сыграть такое, как казалось Павлу, невозможно, если только ты не окончил театральное училище и не проделывал подобные «этюды» на занятиях какого-нибудь мастера большой сцены.

– Кира Шемякина была убита, – пояснил Трофименко, пока Лиза переваривала новость, присев на подлокотник потрепанного кресла.

– Но кому могло понадобиться… Погодите, вы считаете, что мы имеем к этому отношение?!

Звук поворачивающегося в замке ключа возвестил о приходе хозяина дома. Лиза кинулась в крохотную прихожую, прижимая к себе младенца, с криком:

– Афанасий, Кира умерла!

– Что ты несешь! – ответил сердитый мужской голос. – Как это – умерла? Я же с ней недавно по телефону…

В комнату вошел высокий, полный, даже, пожалуй, толстый мужчина с неаккуратной бородой и глазами чуть навыкате. На нем были мешковатые джинсы, протертые на коленях, и засаленная спортивная куртка.