Галина Куликова - Французская вдова

– А что, если Сударев еще до знакомства с Валерьянычем чисто случайно побывал в вашем театре и видел какой-нибудь спектакль, в котором играли девушки? Или хотя бы одна из девушек?

– Слишком фантастическое предположение, – покачал головой Тарасов. – Случайно зашел, случайно запомнил лица, а в момент убийства сразу же опознал – без грима, в обычной одежде, а не в костюмах… Нет, чушь собачья. Твой первый вывод кажется мне верным – убийца имеет отношение к театру. Он сразу узнал девушек, как только они попали в поле его зрения. Узнал, выследил и убил.

– Похоже, что так, – вынужден был согласиться Федор. – Выходит, Сударев действительно выпадает из списка подозреваемых. Знаешь, даже жалко. Этот тренер личностного роста до того противный тип, что я бы не расстроился, засади мы его за решетку.

Тарасов вздохнул и посмотрел на часы.

– Ну что, добьем мемуары Валерьяныча?

Они уже прочитали каждый по тетради, потом обменялись ими и теперь заканчивали изучение, изредка прерываясь на чай, кофе и пространные рассуждения.

– Да уж, лучше покончить с ними сегодня. – Тарасов вздохнул и опустился на стул, положив свою тетрадь под лампу. – Теперь хотя бы понятно, почему старик сходил с ума из-за браслета. Прямо в дрожь бросает, когда читаешь про его Чувство.

– Ты же понимаешь, что нам придется отдать дневники Зимину? – Федор посмотрел на режиссера внимательно. – Если задержим хоть на день, забывчивостью не отговоримся. Он нам впаяет противодействие следствию.

– Хорошо-хорошо, тогда давай не будем отвлекаться.

В комнате повисла тишина, и только ночная бабочка шелестела крыльями, перелетая с одной занавески на другую. Федор завершил чтение первым и некоторое время сидел, глядя в пустоту и о чем-то напряженно размышляя. Наконец Тарасов тоже захлопнул свою тетрадь.

– У меня только один вопрос, – сказал он задумчиво.

– У меня тоже только один, – Федор поднял голову. – Где, черт побери, диадема?

– С браслетом все ясно, – горячо говорил Тарасов. – Дед считал, что в нем живет душа его драгоценной Клавдии. Он его прятал и лелеял. Но диадема, которую отвергла дива, похоже, тоже осталась у него!

– Дива не отвергла, а отдала ему на сохранение, – поправил Федор.

– Ну, и по всему выходит, Валерьяныч должен был хранить ее как зеницу ока.

– Может, он снимал ячейку в банке, – предположил Федор. – Или зарыл под яблоней на даче.

– Да не было у него никакой дачи! – воскликнул Тарасов. – И друзей не было, чтобы схоронить что-нибудь в их клумбе с георгинами. У него только квартирка и была. Конечно, может быть, он хранил диадему в чемоданчике под кроватью… Тогда ее Зимин наверняка нашел.

– И никому, разумеется, не сказал. С чего бы ему рассказывать всем подряд о такой находке? Ее уже, наверное, оформили как вещдок.

– А если нет? – засомневался режиссер. – Что, если диадему украли? А Валерьяныча убили из-за нее?

– Тогда из-за чего убили Оксану Полоз? – развел руками Федор. – Нет, пока что ничего не вытанцовывается.

– Считаешь, наше расследование зашло в тупик? – с надеждой спросил Тарасов, которому с каждым днем все меньше и меньше нравилось изображать из себя сыщика.

– Так всегда кажется на определенном этапе, – подбодрил его Федор. – Вроде бы ты знаешь уже очень много всего, но не в состоянии соединить факты друг с другом, найти причинно-следственные связи. А потом всплывает какая-нибудь мелочь и – бац! – приходит озарение.

– Надеюсь, озарение не за горами, – проворчал Тарасов и встал со своего стула. – А что это у тебя тут за коробки в углу?

– Это вещи Виктора, – вздохнул Федор. – Я попросил, чтобы его сестра привезла их сюда. Думал: вдруг я найду в них что-то важное?

– И не нашел, – утвердительным тоном произнес Тарасов.

– К сожалению.

Федор поднялся со своего места и отправился провожать гостя до двери.

– Так как мы действуем дальше? – спросил тот, останавливаясь на пороге. – Какие у нас планы?

– С утра сдадим Зимину дневники реквизитора и ключи от его квартиры, а потом поглядим. То есть ты сдашь дневники… А у меня завтра утром важные встречи, бизнес зовет. Так что поговорить сможем только вечером.

– Давай уж лучше завтрашний день совсем пропустим, – вздохнул Тарасов. – Я вернусь очень поздно. Иногда нужно и поспать.

– Ладно, черт с тобой, считай, что у тебя завтра выходной. Возможно, у меня тоже.

Развалясь в кресле, привезенном из дома, Федор, словно ленивый домашний котяра, жмурился на яркое солнце. Пейзаж за окном уже давно вызывал не любопытство, а отвращение, поэтому Федор старался без необходимости глаз не открывать. Небесное светило никак не желало уходить за горизонт, настойчиво призывая к физкультурной бодрости. Буколеву же страстно хотелось сидеть не шевелясь. Он изо всех сил старался отключить мозг, чтобы дать ему возможность переработать информацию и в нужный момент неожиданно выдать правильный ответ. Говорят, именно так совершаются все великие открытия – не тогда, когда ты напряженно решаешь задачу, а как только отвлекаешься на что-нибудь незначительное.

Из кухни в очередной раз послышалось противное «кап» – там подтекал кран. Звук изрядно действовал на нервы. Федор повернул голову, посмотрел на раскладушку со смятой постелью и вздохнул. Нащупав банку с холодным пивом, которую он пристроил на широком подлокотнике, он сделал глоток и решил – пора выезжать из этой квартиры. Девяносто девять и девять десятых процента, что обнаружить здесь больше ничего не удастся. Идея, как справедливо говорил Остап Бендер, себя изжила. Хорошо, по крайней мере, что личных вещей у него тут немного. Упакует все в небольшой чемоданчик, сложит раскладушку и – привет! Кресло, в котором он сейчас восседал, оставит будущим жильцам в подарок. Главное – не прозевать чего-нибудь нужного, чтобы потом не возвращаться, не звонить Марине с унизительной просьбой впустить его еще разочек по причине врожденной забывчивости. Или, еще хуже, просить ее найти укатившуюся под диван сапфировую запонку, а может, платиновый зажим для галстука. И потом, чтобы забрать их, назначать свидания… в метро. На станции «Пролетарская» или «Шоссе Энтузиастов»…

Федор содрогнулся и постарался сосредоточиться на том, можно ли еще хоть что-то выжать из пребывания на чужой жилплощади. Эти непраздные размышления нарушил телефонный звонок. Федор непроизвольно дернул рукой и задел пивную банку, которая, противно чмокнув, брякнулась на пол. Пытаясь спасти остатки пива, он резко наклонился и больно стукнулся лбом о подоконник. В секунду от вальяжного летнего благодушия не осталось и следа. Чертыхаясь, он схватил трубку и отрывисто бросил: