Евгения Горская - Мой дом – чужая крепость

– Ты не заболел, Николай? – сочувственно спросил директор.

– Нет, – покаялся Корсун. – Мне… по личному делу.

– Ну, раз по личному, езжай, – усмехнулся директор и неожиданно спросил: – Ты, случайно, не жениться надумал?

– Да, – подтвердил Корсун. – Надумал.

Вскоре, забрав Тоню у ближайшего к дому ее родителей метро, он ехал по уже знакомой дороге к месту жительства предполагаемого шантажиста.

Машину удалось поставить очень удобно, вся толпа с электрички должна пройти мимо. У самой железнодорожной платформы – вчера он этого не заметил – приютился маленький самостийный рынок, пахло солеными огурцами, пряностями. Тоня не удержалась, купила огурцов из слегка тронутой морозом бочки, они оказались очень вкусными, хрустеть ими в машине было неудобно и очень смешно.

– Я сфотографировала номер машины, – Тоня все-таки не удержалась, рассказала про свою утреннюю слежку. – Это «Хонда» моего коллеги Димы Колосова. Мы с ним учились вместе в институте, я его давно знаю. А в подъезд к нам входила его жена, Ася. Чертовщина какая-то. Не знаю, что теперь делать.

– Тебя на минуту нельзя оставить, – пробурчал Корсун. – Больше без меня ни шагу, поняла?

– Поняла, – покаялась Тоня. – Так что теперь делать-то?

– Пока ничего не делать, сейчас главное никого не спугнуть. А там видно будет.

– Почему сейчас не спугнуть? – не поняла она.

– Потому что у нас нет никаких доказательств. Доказать, что он вымогал у Лили деньги и она ему их дала, невозможно. Нужно дождаться следующего звонка, записать разговор и тогда действовать.

– Ты думаешь, он еще позвонит?

– Обязательно. Иначе бы они Лилю не пугали, фотки не подсовывали. Это же лишний риск. Что ты знаешь про эту Асю?

– Почти ничего. Вроде бы она училась в медучилище, потом стала художницей.

Когда-то Тоня ненавидела Асю и считала себя самой несчастной на свете. Она бы и сейчас считала себя несчастной и завидовала Асе, если бы не встретила опять Колю.

– Коллега Дима может быть с этим связан?

– Исключено, – сразу ответила Тоня. – Он такой… чистюля. В широком смысле. Со всеми вежлив, перед начальством не прогибается, очень заботится о своей репутации. Чтобы он связался с какими-то бандитами? Никогда.

– Я тоже со всеми вежлив и перед начальством не прогибаюсь, – обиделся Корсун.

– Да, – согласилась Тоня. – Только Дима не стал бы никого выслеживать. На это есть полиция.

Подошла московская электричка, Корсун напряженно всматривался в толпу, боясь пропустить куртку с пушистым капюшоном. Мужик появился, когда немногочисленные пассажиры уже миновали пешеходный переход, и опять направился к автобусной остановке.

– Он? – Корсун скосил глаза на Тоню, непрерывно щелкая камерой телефона и пытаясь поймать лицо под опушкой капюшона.

– Вроде похож, – неуверенно согласилась она. – Куртка похожа. У меня плохая память на лица.

Корсун мягко тронул машину, опережая автобус, проехал до нужной остановки, чмокнул Тоню в нос, вылез, прошел вдоль дома, где вчера потерял шантажиста, остановился у одного из подъездов, приложив телефон к уху. Конспирация была так себе, но ничего лучшего он не придумал.

Мужик появился минут через десять, не торопясь скрылся в подъезде. На Корсуна не обратил никакого внимания.

Если Лиля его узнает, половина дела сделана, они нашли преступника. Оставалась вторая половина – поймать его с поличным. Ну и самое главное – пресечь шантаж.

Припарковаться оказалось трудно, но Даше повезло, прямо перед ней от тротуара отъехал тяжелый джип, и она влезла между двумя заиндевевшими «Фордами». Из машины подъезд ее единственного был виден отлично.

Даша достала из сумки телефон, посмотрела время – ждать оставалось не меньше получаса, единственный возвращался домой к половине восьмого.

Раньше она считала, что самое восхитительное чувство на свете – это любовь, а теперь знала, что нет ничего лучше мести. Она опять порылась в сумочке, достала планшет, в который раз полистала электронные фотографии. На них единственный выглядел замечательно, и девушка рядом с ним тоже. И разрешение снимков было отличное: хочешь – разглядывай каждый волосок на голове, хочешь – что-нибудь еще, пониже талии.

Снимки попали к Даше случайно. Тогда она еще втайне мечтала, что он бросит свою корову, опомнится, вспомнит, как они любили друг друга, и поймет, что эта любовь – самое ценное в его жизни.

Девчонка, совсем молоденькая, лет восемнадцати, пришла к Даше в слезах. История оказалась банальной, даже слушать скучно – любил, обещал развестись и исчез. Даша девчонке посочувствовала и велела принести фотографии, лучше интимные. Про интимные сказала просто так, из чистого любопытства.

Дурочка принесла фотки на следующий день в электронном виде, на флэшке. Даша хотела ее за это поругать – фотографии должны быть на бумаге, но, увидев голого своего единственного, почти потеряла дар речи, впервые за много лет опять почувствовав себя разбитой горем. Больше ни о каком возвращении к ней не могло быть и речи, теперь он развлекался с восемнадцатилетними.

Приступ горя был оглушающим, но Даша собралась, поколдовала над экраном компьютера и, хорошо зная бывшего возлюбленного, дала девушке ценный совет. Любимому нужно позвонить, а если не ответит, послать эсэмэску следующего содержания: прости, встретила другого, прощай. Единственный был большим собственником и ни за что не допустил бы, чтобы девушка бросила его первая.

Совет сработал, он вернулся к брошенной юной пассии, а та периодически приходила к Даше, благодарила и приносила новые фотки для нового магического действия – удержать любимого.

В первую ночь, когда Даша узнала единственного на фотографии с девчонкой, она не могла заснуть. Пришлось пить снотворное, у нее даже мелькнула мысль выпить всю упаковку, чтобы покончить с муками неразделенной любви. Она удержалась, конечно, но уснула самым несчастным на земле человеком. А проснулась человеком нормальным, даже, пожалуй, почти счастливым – теперь она знала, что будет делать.

Даша убрала планшет в сумку, уселась поудобнее, глядя на дверь подъезда. Единственный, высокий, подтянутый, появился неожиданно – она его едва не пропустила, – прижал к домофону бляшку электронного ключа и исчез за тяжелой дверью. Искушение показать ему снимки сейчас же было сильным, но Даша слабости не проявила, стерпела. Это нужно делать не на ходу, а со вкусом, этим надо наслаждаться, потому что ничего отраднее этого наслаждения нет и быть не может.

Она сильная, она подождет.

Уже повернув ключ зажигания, она снова взглянула на подъезд и недолго наблюдала жену единственного, здоровенную, необъятную, в длинной, до пят, норковой шубе.