Мария Семенова - Магия успеха

— Возьму по двадцатке. — Хачик в ларьке и внимания не обратил на прохоровскую внешность, зато с пристрастием рассмотрел стобаксовую — похрустел, пошуршал и, разглядев на свет, отмусолил деревянные. — Мамой клянусь, к зиме вырастет до полтинника.

Серега о будущем не загадывал. Тут же, у киоска, опрокинув в себя коробку томатного сока, он ощутил, что жизнь прекрасна, приобрел шикарный, в двадцать пять стволов, букет роз и на крыльях страсти полетел по опустевшим улицам. Дважды от прилива чувств и мочи он делал остановки и, обильно орошая придорожные столбы, представлял себе Женю в постели — волнующую, страстную, с этим загадочным насекомым на упругом бедре. Однако уже в районе Автово на него накатила зевота, и он стал подумывать просто о постели, без всяких там татуированных баб с плотными ляжками. Положить гудящую голову на подушку, вытянуть усталые ноги и спать, спать, спать. И чтобы никто в ухо не сопел…

А не послать ли на хрен эту романтику? Тормоз совсем уж было намылился домой, но, представив Женины глаза, ее низкий, бархатный голос, вдруг почувствовал себя последним гадом: девушка не спит, томится, слюной над тортом истекает, а может и не только слюной, а тут такой облом!

Только переживал он напрасно.

— Что, бандитская пуля? — Женя критически осмотрела его со всех сторон и, потянув носом воздух, округлила глаза. — Тебя пытали?

Она отнюдь не выглядела томящейся в истоме: глаза в усмешке, челка в бигуди, на кухне хохот и веселенькая музыка — там шли диснеевские мультики про котов. Еще оттуда доносились ароматы кофе и свежевзрезанного шоколадно-бисквитного торта.

— Нет, поскользнулся на арбузной корке. — Тормоз вытащил из-за спины букет и неуклюже, словно веник, протянул хозяйке. — Шанхайский сюрприз.

Ему вдруг стало чертовски неловко: какого хрена он приперся среди ночи к едва знакомой телке? Сонный, с разбитой мордой, в обтрюханных штанах — а все туда же! Гребарь грозный, Бельмондо, Ален Делон херов!

— Ой, спасибо. — Женя прижала розы к полуголой груди и, глянув на Серегины носки, еще недавно девственно чистые, поманила его в ванную. — Вот тебе полотенце, вот мыло, гель, шампунь на полочке. В общем, будь как дома. Бельишко кинь в машину, только кнопочки не нажимай, я сама. — И, зарывшись носом в лепестки роз, она прикрыла за собою дверь.

«Ну ты у меня и повеселишься сегодня. — Обнаружив в кране горячую воду. Тормоз мгновенно разоблачился и, забравшись под душ, принялся с наслаждением намыливаться. — Я тебе покажу, блин, бандитскую пулю. Вот как засажу по самые волосатые…» Намывшись до покраснения членов, он яростно вытерся и, обмотавшись полотенцем, вышел из ванной — здоровый, как лось, с обширным кровоподтеком на мускулистом торсе. Пусть все видят, что ранен в честном бою, а то «бандитская пуля», «тебя пытали?». А хоть бы и пытали, — кремень, гранит, свирепый самец, каких нынче мало.

— С легким паром. — Женя с интересом взглянула на Серегины раны, включила электрочайник а потянулась к аптечке. — Ну что, йодную сеточку? — Она художественно разрисовала Прохорову бок, отрезала торта и потрепала пациента по плечу. — Жить будешь. Чай, кофе?

— Все равно. — Тормоз вдруг с горечью понял. что рот у него открывается с трудом — чайную ложку не пропихнуть, не говоря уж о ее содержимом. Выцедив без вкуса полчашки чаю, он выжидательно глянул на хозяйку. — Спасибо. Не пора ли на боковую?

— Иди, иди, раз натура требует. — Лукаво прищурившись, она повела гостя в спальню и ловко сдернула с кровати покрывало. — Ложись на бочок, вытяни ножки, разложи ушки по подушке, а я сейчас, постираю только. — Загадочно улыбнулась и, шлепнув Тормоза по полотенцу, направилась в ванную.

«Сам, блин, разберусь, где чего разложить». Прохоров размотал набедренную повязку и восхищенно покрутил головой — вот это сексодром! Тут таких дел наворотить можно! Постель и в самом деле будоражила чувства и давала обширную пищу для фантазии — трехспальная, из серии «Ленин с нами», с зеркалом в изголовье и водяным матрасом в основании. «Как подвеска, блин, на „шестисотом“, мягко и упруго. — Серега испытал на ощупь арену предстоящих действий и, оставшись доволен, улегся наконец на белоснежные простыни. — Главное — поймать нужный ритм, а дальше понесет, как на волнах». Он вдруг почувствовал, что лежит на спине на поверхности моря, ласкового, теплого, как парное молоко, изумрудно-прозрачного. Волны нежно баюкали его — вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Затем из глубины вынырнул Рысик, со свежеразодранным ухом, почему-то совсем сухой. Он легко вскочил Тормозу на живот, и они принялись качаться вместе — раз-два-мырр, раз-два-мырр, раз-два… Потом кот куда-то исчез, а неподражаемый самец, грозный гребарь Серега Прохоров провалился в глубокий, безо всяких сновидений сон.

Разбудила его песня, — сработал таймер стереоцентра, и «панасоник» разразился во всю свою мощь:

Нас утро встречает прохладой…

«Чтоб тебя! — Словно укушенный в нежное место, Тормоз вскочил и, с ненавистью глянув на заморскую технику, проснулся окончательно. — Блин, двенадцать уже!» И тут Серега вспомнил перипетии прошедшей ночи. «Какой позор! — Он заскрипел зубами. — Какой стыд! Какие планы строил, самец недоделанный!»

— Женя, Женечка, ты где? — Ситуацию надо было немедленно исправлять, однако хозяйки дома Тормоз не нашел. Зато он обнаружил, что костюм его вычищен и выглажен, бельишко постирано, а поверх документов и баксов лежит записка: «Дорогой Сергей Иванович! Спасибо за волшебную ночь! В холодильнике томатный сок и кубики „Магги“ — разведи себе бульон. Уходя, щелкни тумблером сигнализации и хлопни дверью. Соскучишься — заходи по-соседски».

Почерк у Жени был по-восточному витиеватым, но с крепким, мужским нажимом.

«Еврокласс» работал по принципу «утром деньги — вечером стулья», причем процесс был отлажен до тонкостей. Стоило только Прохорову оплатить предстоящее лечение, как к матери пожаловал диагност — вальяжный, с бородкой а-ля черт, на белом «форде-транзит», а уже к вечеру ее определили на новое место. В однокоечную палату с двумя окнами, телевизором, холодильником и свежими цветами в вазе. С приборами дистанционного контроля, кондиционером и персональным сортиром. Сестры приветливо улыбались, санитары никого не посылали на хрен, а лечащий врач держался с Прохоровым сочувственно-уважительно:

— Пожалуйте сюда, Сергей Иванович, все, что в наших силах, Сергей Иванович, причин для беспокойства нет, Сергей Иванович.

Как в голливудской мелодраме: да, сэр, нет, сэр, наше вам с кисточкой, сэр. Блин!

Было уже часов восемь, когда Прохоров отчалил из «Еврокласса» в родные пенаты. Вечер был тих и приятен, а главное — свободен: мордобоя сегодня не намечалось. Гуляли пары, желающих прокатиться было хоть отбавляй, но Тормоз теперь был гордый. После всех финансовых манипуляций у него оставалось еще долларов триста. По пути он купил жратвы для Рысика, дюжину трусов для родителя и, плотоядно ухмыльнувшись, упаковку классных, ребристо-усатых презеров для Жени. Представив вдруг ее улыбку, загадочно-лукавую, куда там Джоконде, он задумчиво почесал затылок: «Прямо Блок, блин, прекрасная незнакомка. Непонятная она, эта Женя, хрен проссышь. А ведь знакомы уже два дня…» И грозно сдвинул брови — хватит ходить вокруг да около, действовать пора.