Харлан Кобен - Один неверный шаг

Эсперанса вздохнула, закинула ногу на ногу и заправила за ухо выбившуюся из прически прядку.

— Джессика умна, проницательна, с развитым чувством юмора, хорошая писательница, и, уж конечно, я бы не стала выгонять ее из постели за то, что она любит крекеры.

Бисексуалка, что с нее возьмешь?

— Но она причинила тебе боль.

— И что с того? Разве она единственная в мире женщина, совершившая опрометчивый поступок?

— Тоже верно, — согласилась Эсперанса, затем хлопнула себя по коленке и поднялась с места. — Должно быть, я не права… Теперь мне можно идти?

— Тогда почему до сих пор имеешь на нее зуб?

— А мне нравится держать на кого-то зло. Потому что это легче, чем прощать.

Майрон покачал головой и жестом предложил ей вернуться в кресло.

— Все-таки ты должна объяснить, почему не любишь ее?

— Послушай, я всегда была занозой в заднице. Не воспринимай мои выпады слишком серьезно.

Майрон снова покачал головой.

Эсперанса подперлась рукой и некоторое время смотрела в окно.

— Ты не такой крутой парень, каким кажешься, понятно?

— Что ты имеешь в виду?

— То, что для такого рода душевной боли у тебя слишком ранимая душа. Большинство людей могут пережить подобное. Я, к примеру, могу. И Джессика может. Уин — без вопросов. А вот ты — не можешь. Потому-то я и сказала, что ты не такой крутой парень, каким кажешься. Просто ты по-другому устроен.

— Тогда, быть может, во всем виноват я?

— Да, виноват, — ответила Эсперанса. — По крайней мере частично. Во-первых, ты слишком идеализируешь такого рода отношения. А еще ты слишком чувствительный. И слишком открытый. И слишком часто подставляешься под удар, прикрывая других.

— Разве это плохо?

Она заколебалась.

— Нет. Если разобраться, даже хорошо. И хотя ты слишком открытый и даже в чем-то наивный тип, все-таки много лучше тех, чья душа застегнута на все пуговицы… Слушай, может прекратим этот разговор, а?

— Мне почему-то кажется, что ты так и не ответила на мой вопрос.

Эсперанса словно в знак капитуляции вскинула над головой руки.

— Я выдала максимум, на что способна, и больше не скажу ни слова.

Майрон сам не заметил, как углубился в реминисценции, вспомнил любительскую лигу, в которой играл, и удар Джоя Давито, заставивший его навсегда распрощаться с бейсболом. Как Эсперанса сказала? «Ты слишком часто подставляешься под удар, прикрывая других». Вот и тогда он подставился, хотя никого не прикрывал. Наверное, судьба такая, подумал Майрон и покачал головой.

Эсперанса, воспользовавшись наступившим затишьем, поторопилась перевести разговор на другую тему.

— Я тут навела кое-какие справки по делу Элизабет Брэдфорд по твоей просьбе.

— И что же?

— А ничего. Нет ни единого свидетельства, которое указывало бы на то, что причиной ее смерти могло стать что-то иное, кроме неудачного падения с балкона. Кстати, если хочешь, можешь навестить ее брата. Он живет в Уэстпорте. Но предупреждаю: по поводу смерти сестры он придерживается точки зрения своего шурина, так что ты, поговорив с ним, никуда не продвинешься.

Стало быть, напрасная трата времени.

— А другие родственники?

— Имеется сестра, которая также живет в Уэстпорте, но предпочитает проводить летние месяцы на Лазурном берегу.

Опять по нулям.

— Что-нибудь еще?

— Есть-таки одна вещь, которая вызывает у меня легкое недоумение, — сказала Эсперанса. — Элизабет Брэдфорд была, без сомнения, социальным животным, иначе говоря, светской дамой самого высокого разбора, и ее имя фигурировало в прессе по тому или иному поводу минимум раз в неделю. Но за шесть месяцев до того, как она упала с балкона, всякие упоминания о ней в прессе полностью прекратились.

— Что значит «полностью»?

— То и значит. Иначе говоря, ее имя со страниц газет словно корова языком слизнула. Ни в одной не нашла, даже в той, что выходит в пригороде.

Майрон некоторое время обдумывал ее слова.

— Может, она тоже на Лазурном берегу отдыхала?

— Может. Но мужа с ней не было совершенно точно. Местная пресса в это время регулярно о нем писала.

Майрон откинулся на спинку стула и крутанулся на сиденье. Его взгляд снова упал на бродвейские плакаты, занавешивавшие стену за его рабочим местом. Да, их действительно пора убрать, подумал он, но сказал другое:

— А до этого, говоришь, об Элизабет Брэдфорд в прессе публиковали множество разных историй?

— Ну, историями заметки в две-три строки не назовешь, — подкорректировала Эсперанса слова босса. — Скорее они относятся к разряду упоминаний из серии: «На приеме присутствовали…» или «В ознаменование этого события состоялся банкет, который почтили своим присутствием…» — ну и так далее в том же духе…

Майрон кивнул.

— А такого рода упоминания появлялись в особых колонках или статьях на общие темы… Короче говоря, где?

— К примеру, в газете «Джерси леджер» имелась колонка, освещавшая светские события. Назвалась «Соушиэл суаре», если мне не изменяет память.

— Броско. — Майрон смутно помнил эту колонку с детских лет. Его мать имела обыкновение просматривать ее, выискивая среди выделенных жирным шрифтом фамилий знакомые имена. Между прочим, мама тоже пару раз в ней фигурировала как «известный местный адвокат Эллин Болитар». Потом она в шутку требовала, чтобы дома ее называли именно так, и когда Майрон орал: «Мама!» — появляясь, говорила: «Известный местный адвокат Эллин Болитар к вашим услугам, мистер Мятые штаны».

— Кто вел эту колонку? — спросил Майрон.

Эсперанса протянула ему лист бумаги. На нем красовался фотопортрет симпатичной женщины с несколько сложной в стилистическом отношении прической, скажем, a la леди Бёрд Джонсон. Подпись внизу фотопортрета гласила, что это некая Дебора Уиттэкер.

— Думаешь, нам удастся разжиться ее адресом?

Эсперанса кивнула:

— Уверена, много времени это не займет.

С минуту они пристально смотрели друг на друга. Срок, назначенный Эсперансой, истекал и нависал над ними как дамоклов меч.

Майрон сказал:

— Не могу представить, что ты исчезнешь из моей жизни.

— Этого не произойдет, — ответила женщина. — Независимо от того, каким будет твое решение, ты все равно останешься моим лучшим другом.

— Партнерские отношения разрушают дружеские.

— Ты в этом уверен?

— Я это знаю. — Он довольно долго избегал этого разговора, но время почти вышло, и откладывать неизбежное в надежде, что оно словно по мановению волшебной палочки само растворится в воздухе и исчезнет, не приходилось. — Мой отец и дядя пытались сделать это. Попытка завершилась тем, что они после этого не разговаривали четыре года.

Эсперанса кивнула:

— Я знаю.

— Даже сейчас их взаимоотношения далеко не те, что прежде. И уже никогда прежними не станут. Я лично знаю десятки друзей и членов различных семейств — и все они, поверь, хорошие люди, — которые пытались вступить в партнерские отношения вроде тех, о которых говоришь ты. Ну так вот: не помню ни одного случая, когда им это удалось и все с течением времени пришло в норму. Повторяю, ни одного. Все переругались или даже стали врагами. Брат возненавидел брата, дочь подала в суд на отца, друг стал желать смерти своему лучшему другу — и так далее. Деньги очень сильно влияют на людей и творят с ними удивительные вещи.