Кирилл Казанцев - Слезы Рублевки

На совсем худой конец, бизнес можно выкупить целиком, как таковой. Но… Вот тут и подходил банкир Владимирский к вопросу: зачем? Просьба Ларисы здесь ровным счетом ничего не значила. То есть из-за бабьих разборок начать борьбу с посторонним бизнесом — это не цель и вообще не нужно. Нет, конечно, лишний раз жену расстраивать тоже ни к чему. В его возрасте уже начинаешь ценить простые телесные радости, а Лариска их доставлять умеет. Когда не расстроена.

Владимирский знал, умом понимал, что именно своими «расстроениями» она и пытается им управлять. Да что пытается! Если честно, то и управляет. Но, в конце концов, требует она сущие мелочи по сравнению с объемами его… нет, не богатства. Его жизни.

Ну что такое, в самом деле, — уступить ей в ответ на напухлившиеся губки. Когда эта уступка настолько мелка, настолько — на порядки! — меньше его настоящих дел! Наконец, что это рядом с упоительным ощущением власти, которую дают деньги! Не над людьми власти — хотя и над ними тоже. Власти над действительностью, которая гнется и ломается под напором его воли, подкрепленной напором его денег.

Как это роскошно — вложиться в какой-нибудь бизнес, цены которому на начальном этапе не знают сами его создатели! И потом через эти вложения все более и более объемно приобретать контроль над этим бизнесом. Покорять его. Покорять тех, кто его делает! Как это греет — знать, что за твои деньги в конечном итоге выходит эта оппозиционная «Новая», которая поддает огоньку аж самому… Правда, президент — человек жесткий, конечно. Но через колено ломать уже остерегается. Хватило помучиться с Мишей. Да мы и не задеваем Первое лицо. А вот пониже кого… отхлестать. И наблюдать за суетой. И знать, что позвонят тебе и попросят утихомирить писак. А тебе в ответ будут обещаны определенные преференции совсем в другой области… И приятно вызывать к себе начальника управления, что курирует его информационные и рекламные проекты. И орать, что тот его подставил. И лишать очередной «премии», как по старинке привык это называть Владимирский. И знать, что тот будет орать на внешнего владельца газеты, тот — на главного редактора. А потом какая-нибудь пройдошная журналюшка, известная своей оппозиционностью, какая-нибудь Ладынина, «неожиданно» напишет что-нибудь, где между обычных ее глупостей про «стрелки осциллографа» проскользнет пара нужных слов по просьбе нужных людей…

Или дать денег промышленнику, который разворачивает перспективный заводишко. И знать при этом, что человек этот будет крутиться и работать в значительной мере для того, чтобы деньги шли к нему, Владимирскому… а там кредит на расширение, на обновление, на производство нового продукта… И работает человек, работает. На своего банкира. Любил Владимирский именно это — что люди работают на него. Осознание этого любил, что люди, люди — его пальцы…

Так что не в Лариске дело. Владимирскому уже хотелось, чтобы Серебряков работал на него. Чтобы производство и распространение такого прекрасного продукта, как фарфор, были подконтрольны ему. Чтобы приносили не только деньги — это само собой! — но и возможность управлять, хотя бы и частично, всей этой отраслью.

Постепенно. Начнем с мелкого Серебрякова. А там наложим лапу и на сам Пушкинский завод… Ибо он знает, что затем предложит изменить в этой отрасли, куда ее направить. Чтобы про него говорили: это Владимирский, фарфоровый король, который контролирует отрасль.

С нефтью-газом, с серьезными производствами, нет смысла связываться. Конечно, были деньги Владимирского во всех этих «вкусных» отраслях, были. Где побольше пакет, где поменьше, но на молочишко в старости хватит. Вот только там не покомандуешь. Слишком сильно все взяли «чекисты». И государство очень ревниво оберегает теперь свои позиции хозяина.

Такой бизнес, что и без того как по болоту ходишь, того и гляди провалишься… А теперь еще и строевым шагом ходить надо. И в указанном направлении. И старшину слушаться, над тобою поставленного… намекнут — и побежишь яйца Фаберже покупать!

А фарфор — он ничей. С одной стороны, не стратегически важная отрасль. С другой — она же является частью потребительского рынка. И если вычеркнуть из рассмотрения всякие коростеньские сервизы для быдла — рынка-то элитарного! Такого, на котором ты всем нужен!

Серебряков — дурак. Развернул бизнес вширь. Пускает тарелки свои в магазины для бедных. Ну, черт с ним, не для бедных. Для среднего класса. Так российского же, для которого кредитный «Лансер» — уже признак состоятельности. А надо сосредоточиться на бизнесе для элиты. Надо стать для нее важным и полезным… в то же время не задевая интересов «чекистов».

Хотя, с другой стороны… Опора на растущий средний класс — в этом есть что-то… Надо подумать.

Нет, с китайцами он молодец, с китайцами он хорошо пробился. Но надо бы еще и англичан, чехов, немцев через себя пропускать. Удавить всех, кто сегодня с ними торгует. Самому на канал сесть. Серебряков этого то ли не понимает, то ли не в состоянии исполнить. А потому надо бы его ухватить за самые… Тестикулы, вспомнил Владимирский медицинский термин. По поводу вспомнил, кстати. О медицинской операции речь и пойдет. Об ампутации этих самых тестикул. Чтобы был наш Серебряков сродни евнуху в гареме — управляет, но сам ни разу не… не может. Не опасен, стало быть. Стоит на страже хозяйского добра, которым сам попользоваться не в состоянии.

Надо будет Лариске еще раз на это намекнуть. Пусть порадует такая будущность мужа ее противницы. А с той уж потом девчонка пускай сама разбирается. От имени любимой жены господина…

— Все, деточка, иди. Спасибо, — махнул рукой Владимирский.

Арфистка остановилась на полузвуке, поднялась со своей скамеечки, сделала реверанс и упорхнула.

Многие подсмеивались над этим обычаем банкира — перед важными совещаниями собираться в зимнем саду и слушать арфу. Кто-то считал его оригиналом. Чем, собственно, косвенно работал на Владимирского: тот был убежден, что в истории останется не то, сколько денег он сделал или какие проекты поднял, а вот эти милые чудачества.

Современники многого не понимают. Но только впоследствии в истории остается не тот, кто подсмеивался, а тот, над кем подсмеивались. «Замечательные чудаки и оригиналы постсоветской России» — такую книжку хотел бы видеть Владимирский. И чтобы в ней одним из главных героев был он. В смысле — героев-оригиналов. А чудаками чтобы выступали его соперники. И просто люди, которые ему не нравятся.

Это, в общем, очень просто — остаться в истории таким, каким хочешь ты сам, и оставить в ней своих врагов такими, какими очень не хотелось бы им быть. Достаточно только немного сместить акценты.