Наталья Солнцева - Джоконда и паяц

– Какой… талант…

– Говори, – кивнула Эмилия. – Говори, чтобы заглушить страх! – С этими словами она взглянула на Лаврова. – Ты ведь тоже боишься? Смерть уже рядом. Ты чувствуешь? Ужас приближения смерти парализует, лишает рассудка. Скоро вы оба станете холодными трупами.

– Врача… – простонала Светлана. – Помоги-те…

– Вам никто не поможет, – упивалась моментом мстительница. – Вы уже мертвы. Осталось несколько минут, и вам конец. Что, страшно? А вот я не испугалась, когда ощутила себя тем самым Клоуном, Паяцем, прислуживающим Люциферу. Я поняла, почему Артынов называл Музу – злой. Она приходит, как ангел света, и несет с собой проклятие! Муза, которая дарит вдохновение и отравляет душу! У нее лик Шута и сердце, не ведающее жалости. Она дает то, что у нее просят, и берет то, что ей готовы отдать. Это честная сделка.

– Честная? – не выдержал Лавров. – А как же… Ольга и Алина? Они-то в чем провинились… перед Паяцем?

– Они обрели бессмертие на холсте. За это надо платить.

– Бессмертие… – усмехнулся он и судорожно вздохнул.

– Появились признаки удушья? – воскликнула Ложникова и с любопытством покосилась на Светлану. – А у тебя? Отрава растекается по вашим жилам, кровь разносит ее по всему телу.

– Ах ты… мразь…

– Искусство требует жертв! Не я это придумала. Я только служу Люциферу, который приходит к тем, кто грезит величием и замахивается на вечное. Зачем Артынов взял у меня флакончик с каплями? Творил бы самостоятельно, и никому бы не задолжал.

– Так это… была ты? – догадался Лавров.

– Да! – радостно кивнула она. – Я с детства обожаю переодеваться. Наверное, потому и мечтала стать моделью. Костюм Паяца пришелся мне к лицу. Он хранится в моем шкафу среди платьев. Метелкину я сказала, что это маскарадный костюм. В сущности, так и есть.

– Значит, это ты… помогла Ольге Слободянской… выброситься из окна? А Алине Кольцовой… разбиться на машине?

– Не я, – он. Паяц! Он просыпается во мне, когда необходимо, и засыпает до следующего раза. В промежутках между его «визитами» я просто натурщица, модель, жена и любовница. Женщина, которая жаждет любви, а находит только обман. Миром правят ложь и корысть. Почему бы Паяцу не собрать свою жатву на человеческой ниве? Артынов сделал Ольгу Венерой. Ей ли обижаться на судьбу? Богиня любви не потерпит соперницы. Я – только орудие в ее руках. Ольга сама виновата… сначала впустила меня в квартиру, потом беспечно свесилась из окна. На подоконнике лежал ее золотой браслет, я «нечаянно» уронила его вниз. Она хотела посмотреть, куда он упал. С высоты восьмого этажа! Ольге было жаль браслета. Это ее и погубило. Жадность надо выкорчевывать с корнем еще в зародыше.

– Алину… ты отравила?.. Так же… как нас? – задыхался Лавров.

– Ты подозревал Светлану, верно? – хихикнула Эми. – Глупышка. Я просто оделась в безвкусные пестрые тряпки и нацепила на голову жуткий рыжий парик. Алина очень удивилась, увидев меня этаким чучелом. Мы сидели в «Пионе», пили кофе и болтали. Я сказала ей, что меняю стиль. Беру пример с модной художницы Артыновой. Я развлекалась! А она поверила, бедняжка. И ты поверил. Ты следил за Алиной, надеялся спасти ее. Зря! После сеанса она была такой возбужденной и рассеянной, что не заметила, как я подсыпала ей в кофе немного белого порошка.

– А сам мэтр… за что… пострадал?

Светлана лишилась чувств и опустилась на стол лицом вниз, но еще дышала. Ложникова подозрительно уставилась на нее, потом перевела взгляд на Лаврова, который боролся с удушьем.

– Странно… ей пора умереть, а она… Ах, да! Артынов. Он посмел заявить мне, что все кончено . Заставил зарезать петуха и вымазаться кровью. Идиот! Вздумал откупиться ничтожной жертвой. Он отверг меня! Опять отверг. О, я с наслаждением перерезала ему горло!

Она запуталась. Паяц растворился в ее оскорбленной женственности, которая взбунтовалась и требовала возмездия.

– Труп я накрыла драпировкой, – продолжала Эми. – Из уважения к Артынову. Все-таки он был у меня первым. А потом подошла к двери, громко попрощалась с ним и включила диктофон.

– Значит… ты заранее… подготовилась к убийству…

– Как же иначе? – не отпиралась она. – Артынов мучил меня, мое терпение иссякло. Я незаметно записала на диктофон его голос, чтобы обеспечить себе алиби. Ты же сам приставил ко мне Рафика. Он имеет ужасную привычку подслушивать у дверей.

– Ради твоей же… безопасности…

– Ты перестарался! – упрекнула она Лаврова. – А потом предал меня и поплатился за это.

– Я только… хотел заработать…

– Ты уничтожил мой портрет. Моя «Джоконда» погибла. Но холсты не горят, как и рукописи. Существует галерея, где можно увидеть их все! Так что это не самая страшная твоя вина. Ты установил в мастерской камеру и не предупредил меня. Это не честно.

– Тебя… посадят…

– Ошибаешься. Я ничем не рискую, – усмехнулась Эмилия и повела рукой в воздухе. – Квартира не твоя. Ты наверняка снял ее для своих темных делишек. Кто и когда найдет здесь два окоченелых трупа? Я все приберу, вымою чашки, уничтожу следы. Мне ничего не грозит, милый. Где карта памяти?

Лавров уже не мог говорить и с трудом качнул головой.

– Не скажешь? Ну и плевать! Сама найду. У меня будет достаточно времени, чтобы обыскать каждый уголок. Ты не мог спрятать ее далеко. Ты пытался запустить карту, значит, она где-то под рукой. А! Вот и ноутбук… вероятно, она там. Но это потом. Сначала я полюбуюсь твоей агонией.

Он дернулся, упал на стол и затих.

Эмилия встала со своего места, подошла к нему и наклонилась, прислушиваясь, дышит или нет…

Глория застала в съемной квартире мрачную картину. В открытое настежь окно дул ветер. Светлана лежала на диване бледная, как смерть. Больше в комнате никого не было. Из ванной доносился плеск воды.

Глория пошла на звук и заглянула в приоткрытую дверь ванной. Лавров, отфыркиваясь, умывался. Во все стороны летели брызги.

– Ты жив? – спросила она, как будто сей факт требовал подтверждения.

– Твоими молитвами, – не оборачиваясь, ответил он. – Как ты вошла?

– Ты забыл закрыть дверь на замок.

– Мы же договорились встретиться здесь завтра. Впрочем, я знал, что ты придешь. У меня тоже развивается ясновидение.

Она спокойно подала ему полотенце со словами:

– Вытирайся. Где Эмилия?

– Мертва.

Глория молча наблюдала, как он приводит себя в порядок: поправляет рубашку, приглаживает волосы.

– Что с ней?

– Неужели не догадываешься? Покончила с собой.

– И ты позволил?

– Я не обыскал ее, – нахмурился он. – После того, что между нами было…

– Ты поступил правильно, – кивнула Глория. – Не оправдывайся.

Лавров стоял перед ней, сложив руки на груди.