Андрей Остальский - Английская тайна

Джозеф утверждал, что созданный им рисунок находится в полной, хотя и не для всякого очевидной гармонии со зрительным образом дома, его явными и скрытыми пропорциями, с формой окон, наклоном крыши и даже цветом, в который дом выкрашен. И даже еще и с подсознательными ассоциациями, которые образ дома вызывает.

Вскоре Сашок близко познакомился со всей этой философией и самой процедурой тоже, потому как имел удовольствие наблюдать Джозефа за работой, когда тот делал садовый дизайн соседям. Не то чтобы Сашок совсем уж уверовал в гений художника, но невозможно было отрицать, что палисадник действительно гармонировал с домом, шел ему, как удачно сшитый костюм. С чем, судя по всему, были согласны и прохожие, частенько останавливавшиеся перед творениями Джозефа поглазеть на произведение искусства.

Что же касается масонства, то Сашок потерял к нему всякий интерес после того, как не в самом презентабельном районе города вдруг увидел обветшалый дом со скромной вывеской «Масонский холл» — такой же заурядно-деловой, как «Аптека» или «Ньюзэйджент», красовавшиеся на других зданиях поблизости. А вот, кстати, ньюзэйдженты как раз на Сашка впечатление произвели. Во-первых, самим своим титулом. Не какой-нибудь там «торговец прессой», не «продавец газет» и даже не «Союзпечать», а вот так романтично — «агент новостей». Во-вторых, даже без специального бухгалтерского образования было понятно, что на копеечной (вернее, пенничной) газетно-журнальной марже не то что состояния, а даже и сколь-либо приличного мелкобуржуазного существования не обеспечишь. И для того, чтобы на этой ниве просто сводить концы с концами, надо вкалывать — будь здоров! Недаром владение этими лавочками, равно как и всякая другая грязноватая и низкооплачиваемая работа, — удел недавних иммигрантов. Увидеть за прилавком «ньюзэйджента» белое лицо почти невозможно. В основном это индийцы, пакистанцы, в крайнем случае китайцы.

Почему, собственно, этим делом никогда не занимаются русские, думал Сашок и сам себе отвечал: да ясно, почему. Такое занудное, требующее исключительного терпения и выдержки дело, да еще без ярких перспектив — это совсем не по нашему национальному нутру. И все же бывали моменты, когда Сашку казалось, что он и этим тоскливым делом мог бы (временно, конечно!) заняться — лишь бы обрести свободу, заиметь свой угол, пусть даже пару несчастных комнатенок наверху над лавкой, как это часто бывает с ньюзэйджентами. Но зато никакой унизительной зависимости, никакой утомительной игры в благородство и постоянно витающего в атмосфере чувства вины.

Вот какие воспоминания одолевали Сашка в тяжелые моменты, когда он стоял перед домом, тайно надеясь, что родителей Анны-Марии нет дома и он сможет спокойно потомиться весь вечер. Но надежда тут же умирала, как только в окнах второго этажа появлялся отблеск света. Увы, значит, его «родители в законе» опять дома. Нет, нет, Джон и Мэгги никак не связаны с уголовным миром, просто это дословный перевод с английского, на котором тесть будет — «фазер-ин-ло», а теща, соответственно, — «мазер-ин-ло». Отношения у Сашка с ними, скажем прямо, может, и законные, но не очень простые. В России, известное дело, примаки редко особенно нравятся тещам и, на основе принципа взаимности, в свою очередь, не часто питают к ним теплые чувства. Но там, на родине, все проще, понятней, предсказуемей. Что обычно раздражает тещу? Все по известной схеме — недостаточно богат, недостаточно ценит и «зря о себе воображает». Судя по рассказам приятелей, выдержать тещины выпады и уколы трудно, но можно, если постараться. Особенно если тесть попадется незлобный. Но здесь, в английском доме, старайся не старайся, не знаешь даже, когда тобой довольны, а когда нет, и главное — почему.

Сашок на всю жизнь запомнил, как дом поначалу показался ему невообразимо огромным. На первом этаже — гостиная, или, как здесь ее называют, «сидячая» или почему-то «рисовальная» комната, отдельная столовая, соединенная специальной дверью с вытянутой, прямоугольной кухней. Когда Мэгги заявила Сашку как-то, что в доме «маленькая кухня», он в ответ только глаза вылупил: английский юмор, что ли, опять? Оказалось — нет, никакого юмора. Просто ровно половина кухни, где, как выясняется, когда-то стоял маленький стол и два стульчика, называется «брекфаст рум» — «завтрачная комната». И неважно совершенно, что никто никогда там больше не завтракает, что столик и стулья давно исчезли, а их место заняли платяные шкафы — все равно в сознании семьи все это просторное помещение разделено пополам невидимой границей. «Мы готовим только в этой половине», — объяснила Мэгги, когда Сашок попробовал осторожно выразить свое недоумение.

Но бог с ней, с кухней. Сашку чрезвычайно понравились высокие потолки со старинной лепниной, затейливые хрустальные люстры и аутентичный черный камин, отделанный по бокам кафелем изумительно бежевого цвета, с решеткой и щипцами, а также всякими другими блестящими инструментами для управления огнем. А еще внизу, под домом, был вырыт огромный чулан — фактически просторная полуподвальная комната с собственным окном.

Наверху располагались две спальни и кабинет Джона. Анна-Мария занимала третий, чердачный, крутой конструкции этаж с не очень высоким, но красиво скошенным потолком и перекладинами из эффектного полированного дерева. Весь этаж был в ее распоряжении: у нее было здесь две комнаты — гостиная и спальня с маленькими смешными окошками и, соответственно, своим собственным (а вы как думали!) туалетом и рукомойником. Все это богатство она теперь делила с Сашком, который, впрочем, вовсе не ощущал себя здесь хозяином. К тому же в доме часто кто-то гостил: то тетушка Лиз из Брайтона, то дядюшка Дэвид из Эдинбурга, то еще кто-то из родственников.

Если гостей оказывалось двое, то один ночевал в большой гостевой на втором этаже, через стенку от «мастер бедрум» (хозяйской спальни), а другой спал на третьем, временно лишая молодых гостиной. Там же жили и нередко появлявшиеся в доме подружки из прежней жизни Анны-Марии — товарки по Ноттингемскому университету, а то и по «Сити оф Ландон скул фор герлз» — очень престижной, судя по всему, лондонской школе для девочек.

Кстати, с названиями этажей у Сашка не все сразу получалось. То есть он, конечно, еще из школьного курса знал (14-я специальная, с изучением ряда предметов на английском языке— это вам не хухры-мухры!), что второй этаж надо называть первым, третий — вторым и так далее. Но знать — это одно, а привыкнуть и не путаться — это другое. Поначалу же он некоторое время пугал тестя с тещей, говоря: «Пойду, пожалуй, спущусь на первый», когда он, по их мнению, как раз на первом этаже и находился. Или: «Поднимусь на третий», в то время как по английскому счету третьего этажа в доме не было вовсе. Сашок даже думал, что, возможно, именно в такие моменты Джон и Мэгги приходили к выводу, что их «сын в законе» — парень, конечно, ничего, и даже, может быть, умный, но несколько рассеян, и вообще… Особенно — вообще.