Наталья Александрова - Монета Александра Македонского

На такой мажорной ноте мы с ней простились до утра.

Не стану рассказывать, как я провела эту ночь. То есть сначала, придя домой, я позвонила матери. Больше некому было звонить. Но как только она услышала мой гнусавый от слез голос, то заорала в трубку, чтобы я оставила ее в покое, чтобы не портила ей жизнь и что и так она достаточно от меня натерпелась. И бросила трубку.

Скажу сразу: тогда меня спасло только то, что в доме не было никаких сильнодействующих лекарств. В противном случае я наглоталась бы таблеток и не сидела бы сейчас здесь, в кафе, терзаясь воспоминаниями. Может, и к лучшему…

Я позвонила Ульяне еще, чтобы она помогла разыскать мне ее соседку. Потому что по всему получалось, что моя предшественница на посту бухгалтера прекрасно знала обо всем, что творилось в этой фирме. Потому и уволилась.

Ульяна очень удивилась моему звонку, сказала, что про соседку она ничего не знает, потому что живет сейчас у жениха, у нее скоро свадьба. Когда же я по дурости выболтала ей, что у меня неприятности, в голосе Ульяны послышалась такая радость, что я поскорее повесила трубку. То есть запоздало я поняла: это она нарочно меня подставила, предложила сомнительное место. Ну вот что такого я сделала ей плохого? Парня увела? Так он потом все равно к ней вернулся!

Однако предательство Ульяны не настолько меня ранило, как разговор с матерью, не то я уже притерпелась, не то и не ждала от Ульяны ничего хорошего.

В общем, утром Оксана снова заперлась со мной в кабинете и заявила, что вопрос с налогами можно решить. Только нужны деньги. Причем большие. Не для того, конечно, чтобы заплатить недоимку, а для того, чтобы укротить ту самую налоговую бабу. А большие деньги нужны потому, что она уже к этому делу внимание привлекла. И теперь не только ей заплатить нужно.

С замиранием сердца я спросила, сколько. Оксана оглянулась на дверь и шепотом назвала сумму. Я сразу успокоилась – таких денег у меня не было. Не было и половины. Да что там, и четверть такой суммы я собрать ни за что бы не смогла!

Никогда в жизни не водилось у меня денег. С родителями мы жили бедновато, зарабатывала я мало, едва хватало на одежду и кое-какие развлечения, не было у меня и богатых родственников.

– Продавай квартиру, – посоветовала Оксана, – в противном случае – тюрьма. Там тебе квартира точно не понадобится.

Я вспомнила прозрачные, абсолютно неживые глаза налоговой бабы и поняла, что на снисхождение рассчитывать не приходится.

Оксана очень быстро все организовала, буквально за неделю квартирка моя оказалась продана, а так как по закону человека нужно куда-нибудь выписать, то я оказалась владелицей крохотной темной комнатушки в старом доме на Казанской улице. Матери я про перемену места жительства не сообщила.

И начался следующий этап моей невезучей и скучной жизни, про который даже вспоминать не хочется.

Внезапно мне стало так плохо, что захотелось упасть головой на стол и зарыдать. А потом биться головой о стену и выть. Я даже удивилась – с чего это вдруг? Зойка нахамила, уволили меня из магазина? Так не в первый раз такое происходит. Можно бы и привыкнуть. Не к кому обратиться, не у кого просить помощи или хотя бы простого утешения, потому что хоть и есть у меня по документам муж, но он, говоря прямо, форменный козел, тряпочный урод и законченный придурок. А может быть, я другого и не заслуживаю?

Слезы подступили к глазам, и я полезла в сумку за платком. И тут под руку попался желтый конверт. Я совсем про него забыла!

Я достала конверт и повертела его в руках. Все правильно, адрес мой, и фамилия моя, и инициалы – Гусаковой А. А. Это я, Антонина Алексеевна, только по отчеству никто еще не называет. И не будут называть, если дальше все пойдет в таком же духе.

Отчего-то я медлила открывать конверт. Хотя очень хотелось узнать, что же там такое. Очевидно, я боялась разочарований. И так за всю жизнь их накопилось у меня множество.

Я оглянулась по сторонам. Народу в кафе прибавилось – подошло время ланча, однако никто на меня не смотрел, как обычно, я никого не интересовала. Что ж, я привыкла.

Из надорванного конверта я вытащила листок бумаги. Отпечатано на принтере:

«Уважаемая госпожа Гусакова!

Государственный нотариус Винетутов приглашает Вас 12 июня сего года к 15.00 в свою контору, находящуюся по адресу ул. Восстания, дом 25, для ознакомления с условиями завещания. Если Вы не сможете явиться к данному времени, просьба заблаговременно сообщить об этом по телефону…»

Далее был указан номер и подпись. А потом печать именная – «нотариус Винетутов…». Инициалы я не разобрала.

Я отложила письмо и тяжко вздохнула. Какое завещание? Кто мне мог что оставить?

После смерти отца прошло несколько лет, завещание давно потеряло силу. Да и не могло после него остаться ничего ценного. Как я уже говорила, жили мы бедно. Отец работал инженером-наладчиком, в моем детстве он много ездил по командировкам, потом перестал, потому что, по его собственным словам, все развалилось и нечего стало налаживать. Так, перебивался кое-как. Мать же никогда толком не работала, то есть чтобы получать серьезную зарплату. То брала группы продленного дня, то вела при ЖЭКе кружок мягкой игрушки, была даже какое-то время приемщицей в химчистке и администратором в стоматологической поликлинике. Вечно она пилила отца, что в доме нету денег. А он отмалчивался, только иногда, когда она очень уж расходилась, говорил тихо: «Таня…» – и она почему-то успокаивалась.

Я тупо смотрела на письмо, пока меня не осенило, что сегодня как раз двенадцатое июня, так что нотариус Винетутов ждет меня сегодня в три часа. А сейчас уже четверть третьего. Улица Восстания отсюда не так далеко, успеть можно. И даже паспорт у меня в сумочке оказался совершенно случайно, забыла выложить. Хорошо, что свекровь не видит, она вечно ругает, что документы с собой таскаю. Тут она в кои-то веки права…

Выходит, хорошо, что меня уволили, а то Зойка, стерва рыжая, ни за что бы не отпустила с работы. Я причесалась, подкрасила губы и поспешила на улицу Восстания.

В приемной нотариуса было жарко и душно.

Вдоль стены стояли диван, обитый потрескавшейся искусственной кожей, и несколько жестких офисных стульев. Над диваном висела репродукция картины – море, покрытое барашками волн, парусник, скользящий по этим волнам под всеми парусами, и над ним – летящие в неизвестном направлении дикие лебеди.

На диване сидели мужчина и женщина. Они сидели на разных концах дивана, чтобы случайно не соприкоснуться, и смотрели в разные стороны. По всему было видно, что это муж и жена в последней стадии развода. Между ними чувствовалось такое напряжение, что воздух потрескивал, как перед грозой.