Анна Князева - Венецианское завещание

Дайнека старалась не чувствовать себя благодетельницей. И это ей удавалось. Фима потихоньку обживалась в номере, ей все здесь нравилось. Наконец, разложив свои вещи, она подошла к окну и открыла его.

– Смотри. – Фима обернулась к Дайнеке.

Та подошла ближе и встала рядом. Мимо проплывали ярко раскрашенные лодки, они ускользали от лучей прожекторов куда-то в глубь города, в темноту узких каналов.

– Неужели все заканчивается?

– Да что ты! – Фима взмахнула обеими руками. – Теперь только все и начинается. Там вечерами такие гулянья, танцы. Я много раз хотела пойти, да не с кем было.

– Пойдем?

– Пойдем! – Фима кинулась к шифоньеру. – Что мне надеть?

– Что-нибудь поудобней, – посоветовала Дайнека. Еще не отдохнувшие ноги подсказали ей разумный ответ.

По набережной протекала людская река. Попав в ее течение, можно было часами кружить по городу, который с наступлением темноты неузнаваемо преобразился. Карнавальное безумие охватило площади, улочки и набережные Венеции.

У Дайнеки сразу замерз нос, она плотнее замотала на шее шарф. Фима зябко куталась в свою курточку.

– Замерзла?

– Не-а… Интересно! – ответила Фима.

Она посмотрела на Дайнеку и рассмеялась:

– Весело!

Им приходилось орать, вокруг гремела музыка, перекрикивались подвыпившие компании, запуская в воздух извилистые ленты серпантина. Появилось восхитительное ощущение слияния с этой шумной и праздничной толпой. Людским течением их занесло на мостик, который пересекал узкий канал у стен бывшей городской тюрьмы.

Стало совсем тесно, приходилось еле-еле переставлять ноги, подчиняясь скорости продвижения людского потока.

Рядом с Дайнекой оказались два типа в страшноватых золоченых масках. Длинные носы грифонов спускались до самой груди. Черные с опушкой треуголки делали их похожими на гвардейцев какого-то зловещего ордена. Дайнека ощутила толчок в спину, и ее вплотную прижало к одному из грифонов. Она встретилась с его взглядом, и он отвернулся.

Отыскав глазами Фиму, Дайнека наперекор сопротивлению людских тел устремилась к ней.

– Фима, Фима! – закричала она, подпрыгивая и взмахивая руками.

– Я здесь! – Ее новая подруга тоже прокладывала дорогу своими тощими локтями.

Вцепившись, наконец, в воротник ее куртки, Дайнека подтянула Фиму к себе и крикнула:

– Держись ближе, потеряешься.

На подходе к площади Святого Марка стало свободней, и Дайнека осмотрелась. Рядом с ними ковыляла компания уставших Вельзевулов. Старший, самый разодетый и презентабельный, печально уронив красные рожки, озабоченно оглядывал свою команду и пересчитывал всех по головам, прикасаясь к ним грозным трезубцем.

С площади доносилась музыка. Там были танцы.

– Пойдем потанцуем? – Дайнека посмотрела на Фиму.

– Нет, – испуганно замотала головой та. – Пойдем куда-нибудь, где потише. Мне страшно в этой толчее.

Они пробирались вдоль стен под сводчатым портиком. На площади плясали Пульчинеллы, Пьеретты, Черти, Дамы и Кавалеры. Проскользнув в проем арки, девушки свернули еще раз и вышли, наконец, к каналу, вдоль него можно было идти свободно.

Дайнека оглянулась и увидела «носатых грифонов». Все так же, плечом к плечу, те неумолимо приближались к ним.

– Нам лучше уйти отсюда… – Дайнека не успела договорить. Кто-то схватил ее за рукав и рванул в сторону. Она ощутила, как чьи-то сильные руки тащат ее в темный проулок.

– Оставьте ее! Немедленно отпустите! – кричала Фима.

Один из тех, кто тащил Дайнеку, кинулся к Фиме и несколько раз ударил ее. Фима упала, но успела схватиться за его ногу. Обозленный мужчина начал ее пинать.

– Не смейте! – закричала Дайнека. – Па-ма-ги-те!

Жесткая рука зажала ей рот и больно, с силой, повернула голову набок. Ее ноги волоклись по земле, как две тоненькие веревочки. Во всяком случае, так ей показалось в ту минуту. Она не видела, сколько их было, тех, кто тянул ее за собой, как не видела, где теперь Фима. Ее тащили все дальше и дальше по темному переулку.

Вдалеке замаячили две мужские фигуры. Дайнека поняла, что их настигают грифоны в уродливых масках, и ей стало еще страшнее.

Вдруг она больно ударилась о камни мостовой. Ее уронили и тут же подхватили снова. Над головой угрожающе навис золотой клюв. Вывернув шею, она увидала еще одного, в такой же хищной маске. Дайнека беспомощно перебирала ногами в воздухе. Сознание расплывалось, все вокруг стало плоским, ненастоящим…

Что-то маленькое и твердое прижалось к ее уху. Стараясь освободиться от неприятного ощущения, Дайнека боднула головой воздух, но опять ощутила нечто у своей щеки.

– Синьорина Дайнека! Синьорина Дайнека! – Чей-то голос назойливо жужжал над самым ухом.

Она тупо мотала головой, отбиваясь от удерживающих ее рук и от этого неуемного нудного жужжания.

– Синьорина Дайнека, послушайте меня! Я – команданте Монтанья! Это мои люди, не нужно их бояться!

Она обмякла и успокоилась. К ее щеке снова приставили мобильник, она взяла его и тихо спросила:

– Что это было? Это правда вы?

– Это я, синьорина Дайнека. На вас напали и пытались похитить. Вас освободили мои люди, они вас проводят в отель. С вами все нормально? – частил команданте.

– Да, я в порядке.

Дайнека оглядела длинноклювых гвардейцев. Они стояли рядом с ней навытяжку. Она протянула одному мобильник.

– Мне нужно найти мою подругу. Вы ее не видели?

Втроем они вернулись в проулок, где на нее напали. У стены дома лежало нечто бесформенное. Дайнека подбежала и склонилась:

– Фима!

Девушку подняли. Она посмотрела на Дайнеку безумным взглядом.

– С тобой все в порядке?

– А с тобой?

– Слава богу, – с облегчением вздохнула Дайнека. – Спасибо тебе, Фима. Если бы не ты…

– Брось… Я не могла оставить тебя в беде.

На ночь они оставили включенным ночник, который должен был поддерживать иллюзию безопасности.

Уверенность в том, что где-то поблизости находятся люди команданте, не давала успокоения. Напротив, ненужные воспоминания вызывали безотчетную тоску, и Дайнека ничего не могла с этим поделать.

За окном звучала страстная, надрывающая душу мелодия, деревянные ставенки не могли защитить от веселой агрессии беснующейся толпы.

Дайнека посмотрела на спящую Фиму. Отвернувшись к стене, она спокойно и ровно дышала.

Сентиментальное и слезливое настроение собирало воедино все обиды и разочарования, пестуя и подкармливая жалость к себе.

– Пустая, бессмысленная жизнь… Для чего? – тихонько причитала Дайнека, вытирая слезы рукавом футболки.

– Ты не спишь? – тихо спросила Фима.

– Нет, – ответила в нос Дайнека и высморкалась.

– Мне кажется, ты плачешь…