Марина Серова - Загадка в ее глазах

В ожидании кофе мэр побарабанил пальцами по подоконнику, потом взял пульт. Синим светом вспыхнул экран телевизора.

«…Выпуск ночных новостей. Сегодня Президент вернулся с экономического форума в Давосе. Он назвал перспективы развития нашей страны «многообещающими». Турция согласилась войти в Таможенный союз. Депутат Государственной Думы Асриев выступил с инициативой запретить импорт картофеля на территорию Российской Федерации. В Москве открыта новая станция метрополитена. Продолжается расследование убийства генерала Качалина, застреленного три недели назад в торговом комплексе «Патриот-Плаза». Мировые валютные биржи…»

Мэр с отвращением скривился и выключил телевизор.

— И вот так — все время! Утренние новости, дневной выпуск, потом вечерний. А теперь еще и по ночам! Федеральные каналы, и даже наши, местные… три недели в каждом выпуске! Витьку, конечно, жалко… Но зачем же так-то? Пусть себе следственные органы работают, дело свое делают. Но зачем на всю страну трубить? Боевого генерала застрелили на глазах у тысяч прохожих, а они…

Мэр, кажется, хотел развить тему, но тут дверь открылась, и в кабинет въехал столик на колесиках. На нем стояли кофейник и две фарфоровые чашечки, изящные, словно голубки, — Виталий Михайлович питал слабость к хорошей посуде. Была там еще тарелочка с бутербродами, накрытая белоснежной салфеткой, и шоколадные конфеты — горкой, в хрустальной вазочке. Ну и ну! Так сервируют стол старые холостяки, когда к ним в дом в кои-то веки попадает женщина и они тщетно пытаются ее обольстить! Не хватало еще сладкой музыки и приглушенного света! Давненько я не бывала в такой атмосфере…

Все объяснялось очень просто — вместо секретарши мэра, миловидной Олечки с косой до попы, столик катил Сан Саныч, состоявший на должности помощника мэра последние лет пять, если не ошибаюсь. Сан Саныч выглядел так, что при виде его собеседник испытывал острый приступ жалости, смешанной с отвращением, и стремился поскорее закончить разговор, вдобавок ко всему, терзаясь чувством вины, потому что нас всех долго-долго учили быть толерантными. Сан Саныч беззастенчиво пользовался своей «особенностью», и мэр выпускал своего помощника, так сказать, на арену, когда нужно было избавиться от неприятного посетителя или ответить кому-либо решительным отказом в какой-нибудь просьбе.

Вот и сейчас, когда Сан Саныч поставил передо мною чашку кофе и сдернул с тарелки салфетку, я невольно откинулась на спинку кресла. Помощник мэра был высок, но согнут крючком, худобою напоминал анатомическое пособие, руки его с длинными пальцами постоянно двигались и словно бы жили своей жизнью, все время что-то трогая и разглаживая. В довершение картины могу отметить его вытянутую по-гусиному шею и невероятные уши — большие, хрящеватые и ярко-красные.

Между тем сам помощник, казалось, даже не подозревал, что он чем-то заметно отличается от окружающих. Он был вполне успешен, отнюдь не беден и, самое потрясающее, нравился девушкам!

На первый — невнимательный — взгляд могло показаться, что мэр безжалостно эксплуатирует своего помощника, поручая ему дела, не соответствующие его статусу. Вот, например, кофе велит подать… Но я знала, что Виталия Михайловича и его странноватого помощника связывают долгие деловые отношения, и оба вполне довольны тем, как складывается их сотрудничество. Так, господин Толмачев иногда поручал Сан Санычу выполнение весьма щекотливых дел и деликатных миссий. А тот за это имел право на автономию несколько большую, чем позволяло его положение. Я относилась к страшноватому помощнику мэра с некоторой опаской — несмотря на его трагикомическую внешность, Сан Саныч был человек серьезный. Я лично знаю о четырех случаях, когда кое-кто жестоко поплатился за то, что не принял Сан Саныча всерьез или перешел ему дорогу на почве деловых интересов. А его манера поведения — всего лишь маска. Но наблюдать за этим представлением иногда бывает забавно.

Сан Саныч поставил чашечку перед мэром и принялся переставлять предметы на столике — поменял местами сахарницу и вазочку с конфетами. Подумал — и переставил обратно.

— Спасибо, Александр Александрович! — с легким раздражением проговорил мэр, и помощник, совершив некое лакейское движение спиной — то ли это был поклон, то ли гимнастическое упражнение, — убрался из кабинета. Виталий Михайлович подождал, пока за ним закроется дверь, и только потом продолжил, прямо с того места, где его прервали:

— …а они цирк какой-то устраивают, а не расследование! — Мэр тяжело вздохнул и заговорил почти жалобно: — А теперь его супруга едет сюда, в Тарасов. Кстати, вы в курсе, что Качалины отсюда родом?

Я молча кивнула. Кто же этого не знает! До того, как Ольга Христофоровна переместилась в столицу, ее лицо было у нас в городе самым растиражированным медийным объектом — после «Кока-колы», разумеется. Качалина в телевизоре, Качалина на плакатах… Вот она открывает спортивный комплекс, а вот осматривает новенький, с иголочки, роддом.

— И эта женщина тащит сюда все свои проблемы! — Мэр, не сдержавшись, ударил кулаком по подоконнику — несильно, в самый раз, чтобы обозначить, насколько он взволнован. Ну, артист!

Я молча ждала окончания спектакля.

— А проблем у нее, между нами говоря, целая куча, — мрачно произнес Толмачев. — Ведь Качалин обе войны прошел, и не все им были довольны. Виктор, конечно, героем был, но, правду сказать, человек он резкий, прямой — одно слово, солдат…

Я тихо, но явственно вздохнула. Самый неделикатный собеседник должен был понять, что это означает. Какое мне дело до покойного генерала с его проблемами?!

Мэр все понял правильно и заторопился:

— Так что придется вам, уважаемая Евгения Максимовна, поработать, так сказать, в тандеме…

Так! Опять Толмачев произнес эту фразу, с которой началось наше сегодняшнее противостояние.

— Послушайте, Виталий Михайлович! — как можно более мирным тоном проговорила я. — Ведь уже второй час ночи. Неужели вам не хочется спать? Завтра будет такой тяжелый день!

Я намеренно говорила монотонно, убаюкивая собеседника. Простой прием, а как помогает! Я всегда использую его, если разговор мне неприятен и я желаю поскорее его завершить. Вот и теперь: мэр глубоко вздохнул, плечи его слегка поникли, напряжение истекшего дня постепенно отпускало его, и в конце фразы мэр уже деликатно зевнул — правда, с закрытым ртом, как воспитанный человек. А я торопилась закрепить успех:

— Приезжает столичная гостья, вам придется ее встречать, да и остальных дел никто не отменял. Найдите кого-нибудь другого. Я ведь уже объяснила вам, что всегда работаю одна.

И тут мэр меня удивил. Он стряхнул сонное оцепенение, резко встал и перегнулся через низкий столик, на котором еще дымились кофейные чашки. Кончиками пальцев Толмачев оперся о столешницу и угрожающе навис надо мной, мирно сидевшей в кресле, отчего вся эта сцена стала отдавать неким малобюджетным фильмом о проделках мафии.