Галина Романова - Кинжал в постели

– Я нормально, – севшим голосом прошептал он.

И не потому шептал, что Жанки боялся. Та станет теперь до следующего вечера упиваться собственной значимостью и ликовать, как лихо обвела вокруг пальца Боголюбова. Он шептал, потому что задыхался от трепетного хорошего чувства к милой малышке.

– Как дела? – осторожно спросила девушка.

Она никогда не лезла с вопросами: когда увидимся, когда приедешь, когда снова будем вместе. Она очень деликатной была, эта милая девушка.

– Да ничего. При встрече расскажу.

– Хорошо… – выдохнула она, и в этом дыхании явственно прозвучал вопрос.

Приедет ли он к ней в ее милую уютную квартирку на окраине? Останется или просто поговорит у двери, как бывало не раз? Если останется, то надолго ли? Все это он разгадал, услышал и страшно благодарен был, что не слышал.

– Я скоро буду, ты ждешь меня?

– Господи! – ахнула она.

И снова он услышал: да, да, конечно, всегда, в любое время!

– Через полчаса, самое большее – через час, – пообещал он.

И тут же подумал, что надо постараться как-то незаметно выскользнуть из офиса. Нельзя напороться на монстра в обличье жены. Если запеленгует, то свидание пропало. Если нет, то повезло. Наболтать потом он ей сможет все, что угодно. От сломанной машины до внезапной деловой встречи с внезапно появившимся на горизонте партнером. Потом, не теперь!

Михаил спрятал на прежнее место подпольный телефон, отключив предварительно. Надел поверх рубашки кожаную курточку, обтягивающую его, как вторая кожа. Поправил волосы перед зеркалом, остался доволен тем, что увидел. Схватил кожаную сумку на длинном ремешке, идеально дополняющую его курточку и ботинки, подошел к двери и замер. Вроде тихо… Он приложил ухо к двери, прислушался. Тихо! Отворил дверь, вышел в полутемную приемную и начал красться к выходу. Выглянул, никого. Длинная кишка коридора тонула в темноте. Значит, охранник уже прошел по этажам, проверил все двери, потушил ненужный свет. Это хорошо. Жанка темноту не любит. Она точно не полезет к нему на этаж. Хорошо!

Михаил быстрым шагом двинулся по темному коридору в сторону пожарного выхода. Тот уже бывал в это время заперт. Но у него всегда при себе был запасной ключ. Всегда! Лестничные марши пожарного выхода по его требованию слабо, но освещались.

– Не дай бог, пожар! А у вас тут что?! – гневался он как-то, едва не сломав ногу в темноте, когда так же вот от Жанки удирал.

– Включим, – бубнил охранник.

– Да, в пожар ты точно свет полезешь включать! – фыркнул ему в лицо тогда Михаил и утром охранника уволил.

Теперь свет горел всегда с вечера до девяти часов утра. Даже летнее время не было исключением. Светло было и теперь.

Он быстро спустился. Вышел на улицу, выглянул из-за угла.

Жанкина машина все еще стояла на стоянке. Стало быть, жаба торчит в офисе, потирает руки, строит планы, как завтра станет избавляться от Сереги Боголюбова.

На краткий, едва уловимый миг в душе Михаила возникло раскаяние.

Зачем они с ним так, а? Он, может, и не полез бы к ним с просьбами никакими. Может, и не стал бы требовать дивиденды. Он даже и не позвонил, когда вернулся, а времени-то уже прошло прилично. Если бы захотел, то позвонил бы. И потребовал. А он не стал звонить. Может, стыдится своей жизни и все понимает? Он хороший всегда был, Серега-то. Веселый, дружелюбный, независтливый, фартовый.

До тех пор, пока в его жизнь не пришла беда.

Беда его поменяла. Сделала из него убийцу.

Михаила вдруг передернуло, словно от внезапного сквозняка. А на улице было тихо и даже потеплело к ночи, хотя капли недавнего дождя все еще щелкали по земле, срываясь с желтеющей листвы.

Нет, правильно Жанка сделала, что затеяла все это. Замороченно как-то, он бы так не стал. Он бы упростил все до минимума. Но все правильно.

Сидеть и всю оставшуюся жизнь ждать: придет Серега или нет?! Потребует или нет расплатиться по счетам?! Это паскудно.

Он осторожно, чтобы не попасть в свет уличных фонарей, а их перед их офисом было щедро, добрался до своей машины. Открыл без звука, влез, вставил ключ в зажигание, завел и только тогда бросил взгляд на окна ее кабинета.

Жанка была все еще там. Она стояла у незанавешенного окна и с кем-то оживленно разговаривала. И не по телефону, нет. Она очень оживленно жестикулировала, руки ее были свободны. И даже ржала, голову запрокидывала, как лошадь.

Кто же это ее так развеселил? Ему внезапно сделалось интересно. Кто бы это мог быть? Неужели кто-то был способен на нее позариться? За деньги или просто так?

Ни тени ревности, честное слово! Еще чего! Ревновать эту жабу? Стыдоба какая. Просто сделалось интересно, и все. И он чуть задержался. И дождался того момента, когда ее собеседник подошел к окну.

Он тотчас узнал его, хотя и прошло много времени с их последней встречи. Узнал и удивился. И тут же успокоился и уехал.

Плевать ему на Жанку и ее вечерних визитеров. Пускай что хочет, то и делает! Ему меньше внимания с ее стороны. Он вот сейчас едет на свидание. И поедет, между прочим, на своей машине, не станет пересаживаться на такси. Скажет своему милому созданию, что одолжил тачку у друга. Она наивная, всей его брехне верит. И подарок ей купит нормальный, а не убогий, как всегда. И продуктов купит, а то устал давиться ее макаронами по-флотски и нахваливать. И ее накормит, и себя заодно. И останется у нее до утра. А если эта корова утром устроит ему истерику, он ей…

Да ничего он ей не скажет! Просто промолчит и все, как бывало не раз. А если уж очень будет настаивать в своем праведном гневе на объяснениях, то оскорбится будто бы и скажет, что поменьше сама бы врала законному супругу.

Он столько всего накупил в супермаркете, что еле протиснулся с пакетами по узкой лестнице старого дома. И звонил в звонок лбом, потому что руки были заняты. А когда она потрясенно ахнула, выхватывая у него тяжелую поклажу, довольно улыбнулся про себя.

Все вышло, все хорошо…

Ночь была волшебной. А перед этим был потрясающий ужин. Малышка порхала, ухаживала, целовала. Стрельников просто млел от такого великолепного душевного комфорта. Не доставала претензиями – раз! Не ныла – два! Все время улыбалась – три! А улыбка на ее прекрасном лице многого стоила, поверьте.

Уснул он в три. Точно помнил, что в три. Подумал еще, кутая милое создание толстым одеялом, как бы не проспать. И проспал!

– Мне ничего не надо! – кричал он ей в кухню, лихорадочно путаясь в штанинах и бегая по комнате в поисках носков. – Я опаздываю!

– Хотя бы кофе, милый! – не настаивала, просто говорила она, продолжая греметь туркой и чашками. – Один глоток на пороге. Я все принесу. Один глоток.

Он выхлебал всю чашку, уже обувшись и надев куртку. Нашел кофе замечательным. Бросил в рот крошечный бутерброд с сыром и колбаской, второй прихватил и слопал, сбегая по лестнице.