Роберт Гэлбрейт - Зов кукушки

Страйк начал объяснять, что ему требуется, но Брайони перебила:

— Я в курсе, Ги мне рассказал. Покурим? Только дверь надо открыть.

Прямо за стеклянной дверью начиналась мощеная садовая дорожка.

Брайони расчистила небольшой пятачок на одном из столов и примостилась на столешнице; Страйк придвинул для себя стул и достал блокнот.

— Ну, спрашивайте, — поторопила девушка и, не дожидаясь вопросов, заговорила сама: — На самом деле я постоянно вспоминаю тот день. Ужасно это, просто ужасно!

— Вы хорошо знали Лулу? — спросил Страйк.

— Довольно хорошо. Я несколько раз гримировала ее для съемок, готовила к благотворительной акции за сохранение тропических лесов. Когда я сказала, что могу сделать коррекцию бровей нитью…

— Чем, простите?

— Нитью. Типа выщипывания, только при помощи нитки.

Это было выше понимания Страйка.

— Ну хорошо…

— …она попросила обслужить ее на дому. Ее преследовали папарацци, она даже в салон не могла спокойно приехать. Просто безумие какое-то. Пришлось пойти ей навстречу.

Она говорила с легким придыханием и все время резко дергала головой, потому что чересчур длинная рваная челка лезла ей в глаза. Сейчас Брайони перебросила волосы на одну сторону, провела по ним пальцами и уставилась на детектива сквозь челку.

— Пришла я к ней часа в три. Они с Сиарой были сами не свои: ждали приезда Диби Макка. Ну, мы посплетничали, как у нас, девочек, водится. Знаете, я бы никогда в жизни не догадалась, что случится такая беда. Ничто не предвещало.

— Лула была в приподнятом настроении, да?

— А вы как думаете?! Если человек про тебя песни сочиняет… Ну, может, это детство, — добавила она с легким смешком. — Но у него такая харизма! Мы с Сиарой над этим прикалывались, пока я Луле брови делала. Потом Сиара попросила сделать ей маникюр, а за ней и Лула. Короче, я там пробыла, наверное, часа три. Ну да, ушла около шести.

— Значит, настроение Лулы можно описать как приподнятое, правильно я понял?

— Да. Ну понимаете, она была как бы немного рассеянна, все время посматривала на телефон — он у нее на коленях лежал, когда я ей брови делала. Я-то понимала, что к чему: Эван опять ее достал.

— Она сама так сказала?

— Нет, но я знала, что она на него злится. Как вы думаете, с чего бы она стала говорить Сиаре про своего брата? Что, мол, все завещала ему?

Страйка удивила такая логика.

— Это при вас было сказано?

— Что? Нет, но я об этом слышала. В смысле, потом. Сиара нам рассказала. По-моему, я в туалет бегала, когда у них этот разговор был. Короче, я не сомневаюсь, что это правда. Ничуть не сомневаюсь.

— Откуда такая уверенность?

Визажистка смешалась:

— Ну… она по-настоящему любила своего брата, так? Это же всем было видно. Он, пожалуй, был единственным человеком, на кого она могла положиться. Примерно за полгода до этого, когда я гримировала ее для дефиле Стеллы Маккартни, она всем говорила, что брат ее постоянно воспитывает: внушает ей, что Эван — прилипала. И представляете, в тот последний день Эван опять начал ее доставать, и она подумала, что Джеймс — ее брата зовут Джеймс, да? — всю дорогу был прав. Она всегда знала, что ее дела для него на первом месте, хотя он иногда и пытался командовать. Но бизнес — такая жесткая штука, это понятно. У каждого есть свой личный интерес.

— А как вы думаете, у кого был личный интерес к Луле?

— Господи, да у всех. — Бриони описала широкий круг сигаретой. — Она и в самом деле была супермоделью, каждый хотел что-нибудь от нее урвать. Например, Ги… — Тут Брайони осеклась. — Да, Ги, конечно, бизнесмен, но он ее просто обожал, предлагал даже переехать к нему, когда ее стал преследовать тот псих. Ги до сих пор не может прийти в себя после ее смерти. Говорят, он даже медиума нанимал, чтобы с ней пообщаться. Мне Марго Ляйтер рассказывала. Он настолько подавлен, что при одном упоминании ее имени начинает лить слезы. Короче, — заключила Брайони, — это все, что мне известно. Могла ли я в тот день подумать, что мы с ней больше не увидимся? Боже мой!

— А она говорила о Даффилде, пока вы… э-э-э… корректировали ей брови нитью?

— Нет, — сказала Брайони, — зачем ей было о нем говорить, если он ее так достал?

— Зато, по вашим воспоминаниям, она говорила о Диби Макке?

— Ну… это больше мы с Сиарой.

— Но вы считаете, что Лула им интересовалась?

— Еще бы!

— Скажите, когда вы находились у нее в квартире, вам не попадался на глаза голубой листок бумаги, исписанный почерком Лулы?

Брайони опять тряхнула головой и расчесала волосы пальцами.

— Что? Нет. Я ничего такого не видела. А что это было?

— Пока не знаю, — ответил Страйк. — Но намерен выяснить.

— Нет, не видела. Голубой? Нет.

— А какой-нибудь другой листок с ее записями?

— Нет, никаких листков не помню. Нет. — Она убрала волосы с лица. — То есть вполне возможно, что он где-нибудь лежал, только я не приглядывалась.

В гримерной было грязновато. Возможно, Страйку померещилось, что Брайони слегка порозовела, но он же не мог придумать, что она подтянула к себе правую ногу и стала осматривать подошву балетки, как будто на нее что-то налипло.

— Водитель Лулы, Киран Коловас-Джонс…

— Ой, такой душка, просто душка! — оживилась Брайони. — Мы над ней прикалывались: Киран по ней с ума сходил. По-моему, его услугами теперь пользуется Сиара. — Брайони со значением хихикнула. — У нее репутация веселой девушки, у Сиары. Я что хочу сказать: ее невозможно не любить, но все же…

— Коловас-Джонс утверждает, что после посещения больной матери Лула, устроившись на заднем сиденье лимузина, писала что-то на голубом листке бумаги…

— А вы с ее матерью не беседовали? Странная она какая-то…

— …и я намерен выяснить, что это было.

Брайони щелчком выбросила окурок в открытую дверь и беспокойно заерзала, по-прежнему сидя на столе:

— Да мало ли что это было. — (Страйк ждал ее отклика — и не ошибся.) — Список покупок, например.

— Угу, возможно; но чисто теоретически мы должны допустить, что это была предсмертная записка…

— Не может быть, что за глупости… такого не бывает… Кому придет в голову написать предсмертную записку настолько заранее — а потом накраситься и пойти танцевать? Бессмыслица полная!

— Допустим, такое маловероятно; тогда что же это было?

— Почему вы думаете, что это связано с ее гибелью? Может, она записку Эвану писала, чтобы не смел больше ее злить?

— Насколько я понимаю, он разозлил ее только вечером. И вообще, зачем писать такую записку, если у тебя есть телефон, если ты вот-вот должна с этим человеком встретиться?

— Откуда я знаю? — Брайони начала раздражаться. — Я просто говорю, что это могла быть какая-нибудь ерунда, вообще ни с чем не связанная.