Дастин Томасон - 21.12

— Да, приобретаем кое-что, — признал Мастрас. — Но не думайте, мы не получаем просроченное мясо в пакетах из супермаркетов. Никогда не пускаем в переработку трупы животных с ошейниками против насекомых. Их предварительно снимают, потому что иначе мы не примем останки. На этом настаивает наше руководство, которое стремится к высочайшим стандартам в работе.

— Или, скорее, не хочет иметь проблем с законом, — скептически усмехнулся Дэвис.

Они дошли до того места, где из грузовиков сваливали останки различных животных на конвейерные ленты. Они расходились в разных направлениях и уносили на себе порой совершенно не поддающиеся опознанию части туш, окровавленные шкуры, горы костей, сломанные челюсти и прочее. Дэвис занялся лентой для останков свиней, а Стэнтон сосредоточился на коровах.

Используя хирургические щипцы и нож фирмы «Экс-Акто», Дэвис срезал образцы и тут же бросал их в сосуд для оперативного иммуноферментного анализа и проверки на энзимы — тест, который он лично разработал несколько лет назад в разгар борьбы с «коровьим бешенством». Стэнтон же укладывал кусочки плоти забитых животных на пластиковую пластину с двадцатью различными углублениями, каждое из которых было заполнено чистым белковым раствором. Попав в такую среду, любые подвергшиеся мутации прионы сразу же окрасили бы жидкость в темно-зеленый цвет.

За десять минут он подверг проверке дюжину образцов с конвейера, но растворы не показали никакой реакции. Стэнтон настоял на продолжении тестирования, но результаты оставались такими же.

— У меня тоже ничего, — сказал Дэвис, подходя к нему и разводя руками. — Быть может, этот штамм устойчив к иммунному анализу.

Стэнтон снова обратился к начальнику цеха:

— Покажите нам ваши грузовики.

У погрузочных площадок складских помещений они проработали каждый квадратный сантиметр кузовов машин, которые использовались для доставки останков животных с бойни: соскребали материал с покрытых кровью полов и бортов всех двадцати двух грузовиков и подвергали тем же тестам.

Но анализ за анализом давал негативные результаты: белковые растворы оставались прозрачными.

Мастрас теперь имел все основания расплыться в улыбке. Выпрыгнув из кузова последней машины, он позвонил в контору и доложил, что поставки продукции по школьному контракту можно возобновлять незамедлительно. Около миллиона учеников будут обедать сегодня мясом компании «Хавермор», и Стэнтон уже ничего не мог сделать, чтобы предотвратить это.

— Говорил же я вам, — торжествовал Мастрас, — что у нас всегда все чисто.

Стэнтону же оставалось только молиться, что они ничего не упустили из виду, и укорять себя за наивную надежду, что решение проблемы можно будет найти так быстро и просто. Производство побочной продукции было только одним из рискованных методов, придуманных людьми, чтобы использовать мясо, которое они сами и употребляли. Теперь необходимо было максимально расширить круг поисков источника болезни Джона Доу. И с каждым новым часом ожидать, что поступят сведения о других случаях недуга.

Когда Стэнтон тоже выпрыгнул из последнего грузовика, он заметил, что Мастрас уже покинул склады и медленно шел в сторону от них по дороге. При этом он пристально всматривался в нечто, замеченное им в отдалении. Стэнтон последовал за начальником цеха и вскоре сам отчетливо мог увидеть, что происходит. Поднимая огромные облака пыли, в их сторону неслись микроавтобусы с «тарелками» спутниковых антенн на крышах.

— Сучий потрох! — выругался Мастрас, выразительно оглядываясь на Стэнтона.

На всех парах к ним приближались съемочные группы телевизионных компаний.

Толпа репортеров, собравшаяся при входе в Пресвитерианскую больницу, привела Чель, которая и так уже нервничала, в еще большее смятение. Врач, с которым она разговаривала по телефону, заверил ее, что дело сугубо конфиденциальное, а это устраивало ее как нельзя больше. О причинах, заставивших ее приехать в больницу, она сама предпочла бы не распространяться. Чем меньше внимания привлечет ее визит, тем лучше. Но теперь не оставалось сомнений: пресса почуяла сенсацию, и почти все пространство перед больницей было заполнено газетчиками, фотографами и людьми с телекамерами.

Чель даже некоторое время не выходила из машины, взвешивая вероятность, что присутствие здесь прессы каким-то образом связано с интересовавшим ее вопросом. Стоит ей войти внутрь и обнаружить связь между больным, о котором ей рассказали, и новой рукописью, крупных неприятностей избежать уже не удастся. Но не войти значило не получить объяснения загадки, почему больной абориген упорно твердил на языке майя слово, означавшее «кодекс», на следующий день после того, как Гутьеррес явился к ней и принес, вероятно, один из самых важных письменных документов в истории человечества. И как это часто с ней случалось, любопытство пересилило страх.

Но уже через десять минут, когда она рядом с доктором Тэйн стояла в палате на шестом этаже, от любопытства не осталось и следа. Они склонились над постелью пациента, наблюдая невыносимые страдания этого мужчины, который обильно потел и явно испытывал мучительную боль. Как он попал сюда, Чель, разумеется, понятия не имела, но умереть в чужом краю, вдали от семьи и родного дома — такой судьбы врагу не пожелаешь.

— Нам необходимо выяснить, как его зовут, каким образом он здесь оказался, давно ли в США и долго ли уже болеет, — объясняла Тэйн. — И получить любую другую информацию, которой он с вами поделится. Каждая мелочь может оказаться важной.

Чель снова посмотрела на пациента.

— Чаки’й, и ячи… — с трудом пробормотал он на к’виче.

— Мы можем дать ему немного воды? — спросила Чель.

Тэйн указала на стоявшую у изголовья постели капельницу:

— Его организм и без того насквозь сейчас пропитан жидкостью.

— Но он говорит, что хочет пить.

Доктор взяла с тумбочки Джона Доу графин, наполнила его водой из крана над раковиной, а потом перелила часть содержимого в чашку. Он вцепился в нее обеими руками и мгновенно опорожнил.

— К нему не опасно подходить близко? — спросила Чель.

— Так его болезнь не передается, — заверила ее Тэйн. — Она переносится с испорченным мясом. А маски мы надели потому, что боимся заразить чем-нибудь его самого, ведь его организм слишком ослаблен, чтобы защищаться.

Чель поправила завязки на своей маске и подошла еще ближе. Первый вывод напрашивался сам собой: этот человек не был торговцем, потому что майя, продававшие сувениры туристам вдоль дорог в Гватемале, быстро начинали говорить по-испански. На нем отсутствовали татуировки и пирсинг, что выдавало бы в нем шамана или жреца. Но вот руки его покрывали жесткие мозоли, а на больших пальцах кожа даже потрескалась от костяшек до самых ногтей. Это указывало на привычку орудовать мачете. Аборигены, конечно же, использовали этот инструмент для расчистки полей под посевы, но он же служил мародерам, чтобы прокладывать в джунглях тропы к неизвестным и затерянным руинам.