Дастин Томасон - 21.12

— Но никто не будет следить за мной, — подхватила Тэйн, понявшая наконец, с какой целью ее пригласили. — В нашем отделении интенсивной терапии все еще содержатся больные, к которым у меня свободный доступ.

Только за создание этой нелегальной лаборатории каждый из них мог пожизненно лишиться медицинской лицензии, но любой хороший врач знает, что иной раз нужно быть готовым пойти на риск ради спасения жизни. Стэнтон успел понаблюдать, как относилась Тэйн к пациентам и другим сотрудникам больницы. Чутье подсказывало, что он может ей доверять.

— Но об этом не должна знать ни одна живая душа, — предостерег Дэвис. — Поверьте, долго в американской тюрьме я не протяну.

— Тест ведь можно провести на любой группе инфицированных, к которой у нас есть доступ, верно? — спросила Тэйн.

— Но только при условии, что болезнь у них не успела зайти слишком далеко, — ответил Стэнтон. — После двух-трех дней не поможет уже ничто.

— Тогда я согласна, но при одном условии.

— И правильно, — съязвил Дэвис, — почему не выдвинуть условие, когда идешь на профессиональное самоубийство?

Стэнтон только устало посмотрел на Тэйн и спросил:

— И каково же это ваше условие?

После того как по городу прокатилась волна поджогов и погромов, в музее Гетти удвоили число охранников. В 2003 году багдадский музей лишился во время осады города бесценных сокровищ, и никто не хотел, чтобы подобное повторилось, если положение Лос-Анджелеса станет по-настоящему критическим. А потому теперь музей, откуда Чель и ее сподвижники не выходили уже два дня, стал одним из самых безопасных мест во всем городе.

Но Чель волновала судьба иммигрантов из числа аборигенов-майя. В выпусках новостей, которые они смотрели по телевизору, перенесенному ею из кабинета в лабораторию, сообщали, что «декабристы» и прочие сторонники теории апокалипсиса устраивали митинги, нарушая указание властей сидеть по домам. До появления ФСБ на подобных сборищах обычно обсуждали пути выживания и необходимые приготовления к «Судному дню». Теперь же, как рассказывали репортеры Си-эн-эн, введение карантина заставило митингующих сменить тематику и тональность выступлений. Отчаявшиеся люди искали козлов отпущения. А быть может, это вовсе не случайность, что как раз накануне 21 декабря именно представитель народа майя стал причиной появления в США смертельной инфекции? — вопрошали они.

В Сенчури-Сити местные майя слышали в свой адрес угрозы, а их дома изуродовали враждебными по содержанию надписями. В восточном Лос-Анджелесе некий мужчина жестоко избил своего соседа майя после перебранки относительно конца цикла Долгого отсчета времени. Пожилой гондурасец тоже стал жертвой нападения и лежал в коме. Лидеры «Братства» приняли решение, что городские аборигены нуждаются в убежище, где они могли бы чувствовать себя в безопасности. И с присущим ему христианским великодушием архиепископ согласился предоставить им такое место. Вскоре около 160 майя поселились в стенах храма Богоматери Всех Ангелов.

Но матери Чель среди них не было.

— Нам внушают, что лучше всего не покидать своих домов, чтобы не заразиться, — возразила она, когда Чель позвонила и стала уговаривать ее перебраться под защиту церкви. Работа фабрики Хааны была приостановлена, однако она отказывалась уехать из своего бунгало в западном Голливуде.

— Но там врачи на входе проверяют на ФСБ каждого вновь прибывшего, мама! Сейчас тебе не найти более безопасного места, чем храм.

— Я прожила в этом доме тридцать три года, и не было случая, чтобы меня хоть кто-то потревожил.

— Тогда сделай это хотя бы ради меня, — упрашивала Чель.

— А где будешь ты сама?

— На работе. У меня нет выбора. Я занимаюсь проектом, где крайне важен фактор времени. Но там тоже совершенно безопасно. Музей взят в кольцо надежной охраной.

— Ты будешь работать одна во всем городе, Чель. Долго тебе придется еще там пробыть?

Чель уже побывала дома и захватила с собой целый чемодан одежды. Она останется в музее ровно столько, сколько понадобится.

— Мне будет гораздо спокойнее, если ты укроешься в храме, мама.

Закончив разговор, обе женщины остались недовольны друг другом. Чель, чтобы унять эмоции, позволила себе сигарету, которую выкурила рядом с прудом в саду музея. И как раз в этот момент ее сотовый телефон сообщил, что пришло эс-эм-эс от Стэнтона. Чель и не ожидала, что текст будет длинным и эмоциональным, но он оказался совсем лаконичным: «Есть что-нибудь?»

Чель стала набирать пространный ответ, описывая трудности расшифровки, но потом одумалась. Стэнтон не нуждался в лишних деталях. У него самого забот был полон рот.

«Перевод продвигается. Место пока не определено. Будем продолжать, пока не установим». А потом чисто автоматически добавила: «Как вы там?» — и отправила сообщение, прежде чем успела понять абсурдность своего вопроса. Глупо было задавать его человеку, который занимался борьбой со смертельной болезнью. Она могла и так прекрасно себе представить, каково ему приходилось.

Но, к невероятному ее изумлению, в течение нескольких секунд пришел ответ: «Трудимся на пределе. Пожалуйста, держите меня в курсе. Берегите себя. Вы и ваши люди нужны мне здоровыми. Позвоните, если что-то нужно. Габриель».

Вроде бы тоже лаконично, но в его письме было нечто, что успокоило и ободрило Чель. Похоже, он наконец стал рассматривать ее работу как важную часть решения проблемы? А быть может, так оно и обстояло на самом деле? Чель затушила сигарету и вернулась внутрь.

Роландо пинцетом продолжал выкладывать новые мелкие фрагменты кодекса на стол для реконструкции. Ранее они извлекли из коробки все ее содержимое и сфотографировали каждый обрывок рукописи, чтобы уже ничто не могло быть случайно утрачено. С тех пор как им удалось понять смысл пары глифов «отец-сын», Чель, Роландо и Виктор успели расшифровать первые восемь страниц. И хотя большая часть документа все еще оставалась не собранной воедино и не прочитанной, каждый из них уже знал: эта находка навсегда изменит представление об истории майя. Рукопись не только содержала личные размышления писца. Книга Пактуля была политическим протестом — в ней открыто обвинялся Властитель и высказывалось беспрецедентное сомнение в существовании одного из богов.

Чель почувствовала огромное облегчение, когда она осознала: что бы ни случилось с ней самой и с ее научной карьерой, мир все равно теперь узнает об этом сенсационном историческом памятнике. Данный труд был примером высокой морали, готовности образованного человека рискнуть жизнью во имя того, во что он верил, несомненным свидетельством глубокого гуманизма, проявленного одним из ее древних предков. Но сейчас перед лингвистами стояла гораздо более срочная задача. Им надо было определить, где создавался кодекс, чтобы помочь ЦКЗ найти первоначальный источник инфекции. Ни Чель, ни ее коллеги никогда не встречали такого топонима, но автор называл свою родину Кануатабой и в нескольких местах упоминал, что город раскинулся рядом с террасами. Вообще говоря, террасы были более характерны как способ ведения сельского хозяйства, когда древние майя создавали новые участки для посевов, вырубая в склонах холмов площадки, подобные ступеням. Однако так поступали на всей территории империи майя, а потому без уточняющих деталей это мало что давало для определения местоположения города.