Евгения Михайлова - Бегущая по огням

– А может, посидим у тебя? – вдруг фамильярно сказал Виктор. – Я взял бутылочку винца, есть еще кое-что.

– Нет, – резко сказала Настя. – Извините, у меня нет времени с вами сидеть.

Она повернулась к двери, стала доставать ключ из кармана, но они не уходили. Настя не открыла дверь, просто развернулась к ним и улыбнулась:

– Вам лифт вызвать?

– Вызови себе санитаров, – вдруг зло сказал Игорь и пнул ногой один из пакетов. – Правду говорят, что ты чокнутая.

Они вызвали лифт, уехали, Настя вошла в прихожую, закусив до крови губу. За что они ее обидели? Кто говорит, что она чокнутая? Она поставила в кухне пакеты, и ей, как обычно, захотелось убежать в свою комнату, закрыться, спрятаться от людей, от света, звуков… Нет, наверное, у нее сегодня не получится приготовить образцовый обед. Может, потом. И тут позвонил Сергей.

– Ты дома?

– Да, только что вошла. Была в магазине.

– Что с голосом?

– Меня два парня обозвали чокнутой. Ну, сначала сумки донесли, хотели посидеть, а потом…

– О! Это действительно конец света. Надо уходить в подполье, рыдать и страдать. Какое горе! Два дебила не совпали с тобой в желаниях.

– Но почему – чокнутая? Он сказал, что так говорят…

– Кто он?

– Игорь и Виктор, снимают где-то у нас квартиру. Занимаются компьютерами. Знают меня. Я тоже видела их мельком. Сначала были вежливые, а потом…

– Ты хочешь, чтобы я сказал, что ты не чокнутая? А я скажу, что ты самая прекрасная чокнутая на свете. Но это не помешает мне начистить морды носильщикам твоих пакетов.

– Не вздумай.

– Ты собиралась плакать?

– Нет… То есть – да. А сначала я хотела обед приготовить. Полный. Семейный.

– Передумала?

– Да… То есть нет. Я приготовлю! Приходи через час-полтора. Мама как раз вернется. И Марину Евгеньевну приведи. Хочешь?

– Во дела! Все-таки хорошая учительница моя мама. Как она тебя на путь истинный ненавязчиво, со слезой наставила. Так и до малыша недалеко.

– Ну, какой же ты невозможный, – рассмеялась Настя. – Так мы вас ждем!

– Только очень жди! – Сергей лихо украл строчку у Симонова и быстро прикинул: – Мне нужно часа три. Есть секретное дело, для которого мне необходим Масленников, а потом, если получится, – ненадолго Земцов. Для координации.

– А почему ты мне не сказал про это дело?

– Ну, допустим, я не хотел тревожить вас ничем. Извини. Со мной бывает. Плагиат просто вытесняет собственные мысли. Тем более плагиат бывает намного лучше моих мыслей, вот в чем беда.

– Сережа, ты, что называется, пудришь мне мозги. Я обошлась без красивого плагиата. Это связано с Назаровым?

– Женщина в роли доктора Ватсона – это катастрофа. Отвечу: если ты хочешь, чтобы это было с ним связано, значит, будет связано. Но всегда имей в виду: он может быть ни при чем! По любому поводу. Ну, кроме… В общем, прости меня. За твоего отца он ответит.

Впервые за последние годы – может, вообще за всю свою жизнь, – Александр Васильевич проснулся в полдень! И лежал, не открывая глаз. Это событие вселенского масштаба, – то, что с ним произошло. Женщины заходили в его жизнь и выходили из нее, ничего в ней не меняя. Они даже не всегда были замечены им по-настоящему. Он принадлежал делу. Всегда! Он жил под грузом невероятной ответственности: только он должен назвать точную причину чьей-то смерти, указать на конкретного убийцу, исключить разные варианты. Он женился, когда одна из женщин на этом настояла. Но все, кроме штампа в паспорте, ее не устроило. Его не сильно радовал и штамп. Расстались они с обоюдным облегчением, она – с немаленькой денежной компенсацией. Квартиру в доме девятнадцатого века, который когда-то принадлежал полностью его предкам-дворянам, он легко отстоял.

Эта ночь стала для него потрясением. И он хотел это скрыть. Он не произносил про себя слово «влюбленность». Он предпочел жестокий термин «зависимость». Эта девушка, юная женщина, которая уже побывала замужем, а похожа на подростка, может сделать то, что не удавалось никому, – подчинить его себе. Она может оказаться не такой уж слабой и нежной. Она может оказаться обычной охотницей за головами, на которых он всегда смотрел не без презрения. Просто у нее необычный стиль. А он так увлечен, что не заметит, как попадет в ловушку. Весь его опыт – это поиск подводных камней, скрытых мотивов, острые, как скальпель, подозрения. Если Алла на самом деле ранимый, отзывчивый человек, то ей не нужен такой мужчина. Ей нужен веселый и добрый, с приятной профессией, с возможностью отдыхать, развлекать, и все такое… Ей нужен молодой человек. Все казалось Александру Васильевичу пропастью между ним и женщиной, с которой он провел ночь. Самую невероятную ночь в своей жизни.

Он открыл глаза и посмотрел на Аллу, свернувшуюся в клубочек и сладко посапывающую. Во сне она еще больше походила на ребенка. А ему скоро пятьдесят. Он боялся, что она проснется и придет в ужас. Седина, морщины, прокуренные пальцы… Он хотел тихонько встать, но она проснулась.

– Ой, уже двенадцать? Как это получилось? Когда мы уснули? Я вдруг провалилась… Сто лет так не спала.

– Значит, я тысячу лет не просыпался в двенадцать, – ответил он, точно зная, что прикасаться к ней нельзя. Нужно сделать вид, что ничего не было, и дать ей возможность легко уйти в свою жизнь.

– Я, наверное, сейчас страшная, неумытая, с размазанными ресницами, с колтуном вместо волос, – она сказала это с детским отчаянием. – Тебе противно на меня смотреть, да?

– Мне страшно на тебя смотреть, – сказал он. – Ты – ангел. Ты осчастливила меня, нудного, скрипучего старика с чудовищной профессией, которая и есть – вся моя жизнь. Алла, я хочу, чтобы ты знала: я ни на что не рассчитываю. Ты можешь жить здесь, сколько тебе понадобится. Так, как будто меня нет.

– Почему? Почему так, как будто тебя нет? Ты – старик? Ты – нудный? Ты – скрипучий? Ты шутишь! Я не встречала никого красивее и умнее. Это скажет любая женщина. Просто ты где-то там, вверху… Ты меня отшиваешь?

У него растаяло сердце. Ну, пусть на день, но это рай. И они оба поняли, что лишь одна женщина может настолько подойти одному мужчине. Настолько, что они уже не два человека, а один.

У него на тумбочке много раз звонил телефон, но он взял его только на особую мелодию Кольцова. «К Элизе». Работает под благородного.

– Приветствую вас, Александр Васильевич. Очень стесняюсь спросить, где вы находитесь. Поскольку вас точно нет на рабочем месте, а также у Земцова, который сообщил мне об этом голосом подкидыша.

– Привет, Сережа. Умеешь ты озадачить. Теперь буду думать, какой голос у подкидыша. И что имеется в виду. Я дома, а что? Решил поспать.

– Ой, мама дорогая! Я вонзаю себе в ногу нож, чтобы сдержать второй вопрос.