Евгения Михайлова - Бегущая по огням

– Давай этот вопрос пока не решать, ладно? Ведь тут у тебя еще много дел… Я вообще считаю, что жизнь сама нам стелет под ноги наши дороги. Нам только кажется, что мы их выбираем…

– Понятно. Фаталистка. Что и требовалось доказать. Ты что-то сегодня рано. Ничего не случилось?

– По делу кое-что есть, по мелочам. Но, возможно, и случилось! Я не нахожу Аллу. Она поехала вчера к своей заведующей, чтобы та помогла ей снять квартиру, но телефон у Аллы недоступен. И, ты представляешь, она не приезжала к этой Ларисе Николаевой. Я утром звонила в редакцию, там был только охранник, я наплела, что ищу Аллу, будто я ее сестра из деревни. В общем, много правдоподобной ерунды, он поверил и дал телефон Ларисы. Аллы там не было, и она ей даже не звонила. Почему ты так смотришь? Почему ты спокоен?

– Тебе лучше сесть, Настя. И как можно удобней. В кресло. Я обожаю сообщать подобные новости. Но от этой можно и упасть.

– Сережа!

– Все нормально. Продолжаю. Вчера после общения с Земцовым я, как это часто бывает, решил заехать к Масленникову. Кстати, Алке я тоже не дозвонился. А ей нужно срочно писать заявление насчет Оли. С показаниями жены Рахима, информацией о больнице, чтобы всех вызывали в качестве свидетелей. Ну, это потом. Короче, я приехал, усталый и голодный, с ужасной жаждой, как одинокий степной волк…

– Сережа, не увлекайся.

– Ты не поверишь. У него Алка была! Они ели, ворковали и пили коньяк!

– Ты знаешь, я почему-то не очень удивлена. Я заметила, как он на нее смотрел, когда она пришла к тебе, помнишь?

– Конечно, нет! То есть я помню сей факт глобальной проверки моей деятельности, но чтобы Масленников смотрел на кого-то, кто не является трупом…

– Сережа, ты в своем уме?

– Извини. Заносит. Это нервное. В общем, посмотрел я на них, говорить там не с кем в принципе. Они меня не особенно заметили. Дали коньяка рюмку и кусок мяса, по поводу которого я сомневаюсь, что это было мясо. Подошва, одним словом. Это у него не для разового использования.

– Ужас, Сережа, что ты говоришь.

– Главное, что я делаю! Работаю. В свой долгожданный отпуск! А тот, кто вроде являет собой само служение делу… И та, что нас презирает за бездействие, они… Настя, мне кажется, они, еле вытерпев мой короткий визит, сразу…

– Не надо! – решительно сказала Настя. – Ты не сможешь остановиться. Если честно, Алле этот мужчина встретился как награда за все ее испытания.

– Ты что, тоже на него запала? – грозно спросил Сергей. – Вы ж обе – не совсем стандартные. Среднестатистическая женщина никогда не назовет мужчиной Масленникова. Он мужчина для нас, коллег, потому что делает самую тяжелую работу. Но для женщины это потрошитель в законе…

– Так. Или ты перестаешь говорить ужасы и пошлости, или я…

– Ты не уйдешь! Это ужас и пошлость – так меня пугать. И шантаж. Я просто с тобой поделился новостью. А с кем еще мне делиться? Впрочем, это будет интересно половине Москвы. Я просто не успел.

– Только попробуй. Наверняка между ними вообще ничего нет. Ей нужно было с кем-то посоветоваться. Она нам перестала доверять.

– Ничего нет? В тот момент не было. У них не было для этого времени. Они ели, пили и переглядывались. Но сейчас… Настя, если бы я не заметил надвигающийся шквал…

– Понятно. И как ты поступил?

– Ну, как. «И пошли они, солнцем палимы, повторяя: «Суди его Бог… Где же русский мужик не стонал…» В общих чертах – так.

– А ведь здорово, – вдруг мелодично рассмеялась Настя. – И то, что произошло, и то, что ты, как всегда, в каждой бочке – затычка…

– Это комплимент? – Сергей схватил ее и поднял с кресла. – Или что?

– Только не вздумай сказать пошлость. Убью!

– Верю, – скорбно сказал Сергей. – Почему-то сразу поверил. Хотя глаза у тебя добрые… Слушай, пока мама спит… Может, потом поработаем? Чтобы она видела наш трудовой экстаз? А не какой-то другой…

Марина Евгеньевна проснулась, вышла в коридор, сразу поняла, что к Сергею пришла Настя и им пока лучше не мешать. Она приняла душ, приготовила завтрак, прибрала немного. И только потом постучала в дверь комнаты сына.

– Мамочка, сейчас, – радостно проорал Сергей и открыл дверь, запертую изнутри на ключ. Он так не поступал никогда в жизни.

Марина Евгеньевна подавила вздох и вошла к ним, улыбаясь. Настя поздоровалась с ней, но по лицу ее – нежному, более яркому, чем обычно, – прочитать было ничего невозможно. Все такая же загадочная, вся в себе. Сережа уставился преданно. Он за минуту изобразит любое чувство, чтоб развлечь кого-то или порадовать. Артист, что с него взять.

– Вы такие странные, – вдруг вырвалось невольно у Марины Евгеньевны. – Когда у тебя, Сережа, закончится отпуск и ты уедешь к себе… Не знаю, есть ли у вас совместные планы. Но мне хотелось бы, чтобы когда-нибудь мне оставили красивого малыша, похожего на вас, только у меня он не стал бы странным. Это был бы настоящий малыш!

– Ничего себе! – опешил Сергей. – Настя, я ничего не пропустил? У нас никого такого нет? И не появится в ближайшее время какой-нибудь подходящий маме малыш?

– Нет, – серьезно ответила Настя. – Хотя в принципе это бывает.

– Да ты что! – изумился Сергей. – Мама, один вопрос. А почему ты меня не воспитала менее странным? Я даже не подозревал, что кажусь тебе таким.

– Понимаешь, – задумчиво сказала Марина Евгеньевна. – Я, наверное, слишком много времени отдавала ученикам. А ты… Ты страшно доминировал буквально с пеленок. Ты и сейчас непредсказуем и неуправляем.

– И ты хочешь отыграться на моем бедном несуществующем детеныше?

– Да, – печально ответила Марина Евгеньевна. – Я хочу отыграться. Твой отец ушел из жизни, а у меня осталось столько любви. Ты улетел в свою свободу, а я осталась со своей любовью. У меня ее столько, сколько может принять только маленький ребенок… Вам, наверное, непонятно. Но дети рождаются с невероятной потребностью в любви, которая просто гасится временем, окружающими, средой.

– Какой грустный у нас получился разговор, – сказала Настя, посмотрев на Сергея и его маму взглядом «Неизвестной». – Оставшаяся любовь… Невостребованная. И мы действительно странные. Мне очень жаль, Марина Евгеньевна.

– Да бросьте, – сказал Сергей, обнимая маму. – Все у вас печально и неразрешимо. Делов-то. Малыш! Смешно! Да ради бога!

– Ну, какой же он! – рассмеялась Марина Евгеньевна.

– Ужас, – согласилась Настя.

Марина Евгеньевна вышла из комнаты, сказав, что ждет их к завтраку.

– Может, тебе сбегать за тортом? – спросила Настя. – Чтобы мы казались твоей маме менее странными. Получилось, что мы вдвоем в вашей квартире, а она одна. От этого ей грустно.

– Отличная мысль! И шампанского куплю! Меня взволновали все эти разговоры про малыша, даже захотелось под кровать заглянуть: вдруг он там прячется.