Ирина Градова - Врачебные связи

– То есть, гол… «Канвенол», получается, ожиданий не оправдал?

– Первоначальные клинические испытания дали потрясающие результаты, но впоследствии препарат начал проявлять тяжелый побочный эффект – рекордно быстрое развитие хронической почечной недостаточности. И это при том, что против рака он действовал невероятно эффективно! Процентное соотношение пациентов, достигших устойчивой ремиссии без осложнений, к тем, кто пострадал от побочного эффекта, – один к пяти, и это говорило о невозможности запуска «Канвенола» в продажу. Доработать его не представлялось возможным, и он исчез так же быстро и неожиданно, как появился. А теперь вот, выходит, «всплыл» у вас?

– Похоже на то. Вы не пытались узнать, почему от «Канвенола» отказались? Может, ему следовало дать шанс…

– Конечно, выяснял, ведь за такие открытия дают Нобелевскую премию! Но, видно, как ни старались лучшие люди фармацевтической промышленности, номер, как говорится, был дохлый: «Канвенол» просто невозможно было довести до ума. Очень жаль! Занимаясь освещением фармацевтического рынка, я могу с точностью заявить, что до сих пор еще не появлялся препарат, который помогал бы всем группам пациентов, ведь лечение от онкологии обычно требует индивидуального подхода, одним лекарство помогает, другим – нет. А «Канвенол» был универсален.

– Это легально? – спросила я. – В смысле, продавать препарат, доказавший свою опасность, в другую страну?

– Если есть покупатель, найдется и продавец, – пожал плечами Авнер. – Таков принцип рыночной экономики. Никаких запретов на продажи такого рода не существует, ведь продается некое безымянное лекарство, вернее, даже не лекарство, а «сырье», можно сказать, и покупатель волен делать с ним все, что ему заблагорассудится. Естественно, что ответственность за дальнейшую судьбу препарата полностью ложится на плечи приобретателя. Кстати, если вам требуются материалы по «Канвенолу», буду рад вам их переслать, Анна: я как чувствовал, что это «чудо-лекарство» еще всплывет, но не думал, что в Европе – возможно, где-нибудь в банановых республиках…

– Дожили! – воскликнула я, когда мы с Авнером тепло попрощались, поблагодарив его за помощь. – Россия – банановая республика!

– Не расстраивайся так, – улыбнулся Генрих, гладя меня по руке. – И в Германии подобное случается – да в любой стране мира, где правит капитал! Злоупотребления неизбежны, просто нужно их вовремя пресекать. Ты, к примеру, можешь собой гордиться, потому что помогла раскрыть серьезную аферу!

– Да уж, есть чем гордиться! – кисло откликнулась я. – Куча людей оказались в ситуации, когда требуется трансплантация, а никому и дела нет, что их до этого довело!

– Ну, теперь-то будет дело…

– Но это никак не повлияет на состояние их здоровья! Сколько из них умрут, так и не дождавшись пересадки почки?

Мы помолчали. Наконец Генрих сказал:

– Давай-ка поднимайся!

– Чего это? – насторожилась я.

– Увидишь. Можешь особенно не наряжаться. Я отвезу тебя кое-куда – надеюсь, тебе понравится.

У меня и не было настроения «наряжаться», поэтому я решила ехать в чем была – в джинсах и свитере, только куртку накинула. Погода стояла отменная, и, если бы меня не одолевали мысли о печальной судьбе жертв истории с «Голудролом», я непременно насладилась бы последними солнечными деньками, оставленными осенью «на десерт» петербуржцам перед тем, как небо на долгие месяцы заволокут тяжелые тучи, из которых периодически будет сыпаться то дождь, то снег. И так до поздней весны.

Пока мы ехали, я все пыталась добиться от Генриха ответа на вопрос, куда же он меня везет, но тщетно. На подъезде к метро «Площадь Мужества» он прижался к обочине, въехал в «карман», притормозил и сказал:

– Смотри!

Сначала я не поняла, куда он показывает: передо мной был только газон с пожухлой травкой и остатками цветочных стеблей.

– Да нет, ты выше смотри!

Подняв глаза, я едва удержалась от громкого возгласа, настолько странным показалось мне собственное изображение на громадном плакате, прикрепленном к рекламной тумбе.

– Это… это я? – пролепетала я, вновь обретя способность говорить.

– А что, разве не похожа? Мы же вместе одобрили это фото!

– Да, но…

Как объяснить, что я испытывала в этот момент? Одно дело – видеть себя на снимках журнального формата, и совсем другое – гигантскую себя посреди оживленной улицы! Казалось, даже птицы с высоты своего полета могут обозревать мой портрет… И не только обозревать, между прочим. Ну вот, это и свершилось – то, чего я боялась. Может, меня не узнают? Я пристально вгляделась в собственное улыбающееся лицо, прикидывая, насколько эта, рекламная Анна напоминает меня настоящую.

– Вы очень похожи, – улыбнулся Генрих, словно поняв, о чем я задумалась. – Просто одно лицо!

С Сережей мы встретились в ирландском пабе на Васильевском острове. За много лет это был наш первый совместный «выход в свет», так как Сергей боится ранить чувства жены. Раньше такое отношение меня задевало. И все же в этот раз он почему-то изменил своим привычкам и предложил встретиться на людях. Я пришла раньше и, решив побаловать себя стаканчиком темного, уже цедила напиток потихоньку, когда в помещение вошел Сережа. Окинув орлиным взором полутемный зал, он с легкостью, какой трудно ожидать от столь высокого и грузного мужчины, двинулся ко мне.

– Ты не представляешь, кто сегодня ко мне пожаловал! – сказал он, на ходу скидывая пальто.

– Неужели сам губернатор? – предположила я.

– Да нет, – отмахнулся он, – с ним я и так частенько встречаюсь! Нет, подруга, ко мне сегодня, прямо с утречка, заявился гражданин Глеб Усманов в сопровождении аж двух адвокатов!

Я не сразу сообразила, о ком речь.

– Ну, Усман, Усман ко мне пришел, веришь? – пояснил Сергей, пока я с усилием морщила лоб.

– Усман?!

Заявление Сережи показалось мне более чем неожиданным.

– Вот и я говорю, – кивнул он удовлетворенно. – Волк в лесу сдох! Я, правда, Усману сразу сказал, что ему не ко мне, а в Следственный комитет надо, но он настаивал на разговоре именно со мной. И я понял, почему.

– И что ему надо?

– Слушай все по порядку, а то непонятно будет. Когда освобождали Светланку, помнишь, мы нескольких парней взяли?

– Ну?

– Так вот, никак они не «кололись», как мои ребята ни старались.

– Почему?

– Теперь-то я знаю, почему – Усмана боялись!

– И все-таки он сам пришел к тебе? – недоверчиво спросила я. – Убийца Ильи Митрохина явился с повинной?

– Ошибаешься! – крякнул Сергей, делая большой глоток из литровой кружки. – Усман не убивал Илью Митрохина!

– Как – не убивал? Но Елена…

– Думаю, Елена не в курсе. А может, ей просто удобно думать, что убийца Усман? Напротив, Усман надеялся, что Илья предотвратит слияние «Фармаконии» с «Евромедом», потому-то он и отправился к нему в конце того дня, когда Митрохина застрелили, – поговорить и показать запись, которой уже шантажировал Елену и Рожкова.