Марина Крамер - Привилегия женщин (сборник)

Рядом устроился мужчина — домашний, основательный и внушающий доверие. С кольцом. Таких Лера особенно не любила, хотя тут же мысленно осеклась — и сама ведь такая, домашняя и с кольцом на безымянном пальце. По-хорошему оно не могло считаться обручальным, ведь официально расписаны они с Сергеем не были. Но вот уже два года все считают их семьей, да это и было правдой. Он был не просто хорошим, он был особенным, что Лере было лестно — она сама себя никогда особенной не считала и это качество в других людях высоко ценила. Глупо было отвергать любовь Сережи после всего, что между ними случилось за годы, предшествующие совместной жизни. Лера ни на минуту не забывала, каким терпением ему досталась, что обязана ему покоем, счастьем, наконец, просто устроенной жизнью — своей и своих детей. Ее преувеличенная благодарность и постоянная настойчивая забота о муже хорошо скрывали даже от нее самой то, что лежало камнем на дне души, — понимание того, что Сергей не предназначен ей судьбой, он — не ее человек. Попросту Лера не любила мужа.

Да и зачем она нужна, эта любовь? К двадцати семи годам Лера хлебнула «любви» уже несколько раз, оставив на память сувениры в виде разнообразных душевных травм, материальных потерь и двух сыновей от разных мужей. Со всем этим багажом, частыми сменами профессий, болезнями, родственниками и квартирными проблемами Лера хотела только покоя. И Сергей дарил ей покой и свою любовь ежедневно, ежечасно, словно не уставал, не раздражался, не замечал ее благодарного, но холодного сердца.

Лера вздохнула, готовясь к очередному «спектаклю». Отработанная улыбка, смазанная слегка помада, усталые ее глаза, счастливые — его. Она твердо знала, что он приехал заранее и ждет до ломоты в затылке, когда же она выйдет из зоны прилета и встретится глазами с ним. Когда они посмотрят друг на друга — такими разными взглядами. Впрочем, это сейчас было не так важно, важен был дом и временная передышка. Дальше всегда следовало примерно одно и то же.

— Лерик! Лерочка моя…

— Сережа, здравствуй…

— Что, сначала домой или вместе заедем за мальчишками?

— Давай заедем, я так соскучилась по ним.

«А еще я не хочу оставаться наедине с тобой», — мысленно добавляла она. Чувство вины перед мужем было невыносимо. Присутствие детей как-то разряжало обстановку, давало возможность отвлечь от себя его внимание, перевести дух и расслабиться. Но еще большее чувство вины Лера испытывала перед самой собой — за то, что добровольно заперла себя в эту тюрьму без любви, но с постоянными отлучками, добровольными командировками и пустотой каждого часа ее существования. От мысли, что весь этот диалог уже через полчаса повторится снова, Леру передернуло. Она неотрывно смотрела в окно, казалось, что внимательно рассматривала пустоту. Внутри у нее зрело решение, самое важное, как ей казалось на тот момент. «Мне всего двадцать семь лет, я еще могу влюбиться, зачем я мучаю себя и его? Пусть все говорят, что неблагодарная, пусть он сам обижается, но не люблю я его, не хочу с ним жить». В глубине души она осознавала, что Сережа все понимает. Но его любви, как он говорил, хватит на двоих. И ведь сколько лет хватало, даже на четверых хватало.

Самолет снижался. Лера совсем не боялась летать, но сейчас она выглядела даже более встревоженной, чем ее нервные соседи — только совсем по другой причине…

Снизу было видно, как самолет превращался из нескольких огоньков в сумерках весеннего неба в огромную белую птицу, с ровным гулом проносящуюся над лесом. Освещение еще не включили, поэтому Сергею приходилось неотрывно следить за дорогой, тем более что постоянной привычки к вождению машины у него не было — уже давно его возил Карл Иванович. Он был шофером всю жизнь, дружил с Сережиными родителями, и душой болел за парня. Одним словом, был гораздо больше, чем просто наемной обслугой. Но встречать Леру Сергей ездил без него — не хотелось показывать Карлу Ивановичу ту, чужую Леру, которая словно нехотя возвращается каждый раз домой. Не жена, а заложница обстоятельств — натужная улыбка, несчастные глаза и нарочитая болтливость. А как это объяснишь? Всю жизнь знакомы, всю жизнь добивался ее, а она только смеялась, выходила замуж, разводилась, рожала детей, а про него и не думала. А он был рядом, ждал, караулил момент, когда сможет доказать свою преданность. И доказывал не раз. Она в конце концов согласилась жить с ним, но оба чувствовали — отдает долг.

Сергей остановился на обочине, вышел покурить — никогда не мог курить в машине. И хотя времени уже оставалось в обрез, он впервые за последние годы и за все многочисленные Лерины командировки никуда не хотел торопиться. Ведь жил же он как-то до нее, сможет и сейчас. Что поделать — не любит она его, ну и черт с ней, сколько же можно друг друга мучить, каждый раз бояться встретиться с ней глазами, чтобы не увидеть в них боль и пустоту? Принял решение — и сразу полегчало. Только вот как ей сказать?

Резко включили освещение, дорога сделала два поворота, показалось вдалеке здание аэропорта. Путь привычный, странно было думать, что сегодня он едет по нему в последний раз. «А ведь впервые опоздал», — мелькнуло в голове Сергея, и в глаза неожиданно ударил свет фар встречной машины.

Уже полчаса одиноко стояла Лера посреди зала прилета. Ей в голову не приходило даже сесть, не то что позвонить или вызвать такси. Злобы на Сергея не было, но было странно, почему он так опаздывает, тем более сегодня, когда она наконец решила освободить их друг от друга. Он конечно же приедет, он приезжает всегда. Прошло еще полчаса, Лера сообразила, что можно позвонить ему и спросить, не забыл ли он о своей жене? Едва она достала из сумки телефон, почувствовала, что сзади кто-то подошел и взял ее чемодан.

— С приездом, Лера.

— Карл Иванович! А где Сережа? — она внезапно поняла, что почти кричит. — Что-то случилось?

— Случилось, Лера, случилось. Пойдем-ка в машину.

В больничном дворе тоже пахло весной. Возвращаться сегодня в отделение смысла уже не было — врач велел приехать утром. А тем временем утро уже наступило, и Лера, так и не сомкнув глаз, ехала с Карлом Ивановичем уже обратно в больницу, из дома, где двоим собственным сыновьям она побоялась сказать о том, что случилось с их приемным отцом — потому что был он им дороже родного, дороже и самой ее, Леры. Карл Иванович был растроган ее горем, но и удивлен — чего так убиваться-то, травмы ведь пустяковые, через месяц максимум выпишут. Утро было прохладное, магазины только открылись, Лера вышла из супермаркета с сумкой, положила в нее взятый из дома пакет с Сережиными тапочками, бритвой и зубной щеткой. Напротив был вход в ювелирный. Лера часто проходила мимо, но сегодня ей впервые захотелось зайти.