Елена Логунова - Бонд, мисс Бонд!

– Все так все, – присев на кровать и расправив полы халата, согласилась Ольга Павловна. – С какого момента начинать? С сотворения мира?

Громов снова выругался.

Ольга Павловна внутренне усмехнулась.

Спокойствие, только спокойствие! Хладнокровная невозмутимость Снежной королевы – это то, что надо, чтобы урезонить распоясавшегося хулигана.

Во всяком случае, с шестиклашками это всегда срабатывает.

– Чего вы хотите? Что вам нужно? Денег? Вы же взяли деньги! Зачем вы ее убили?

– Стоп, стоп! – Оля вскинула руку – не ту, что в гипсе.

Ту, что в гипсе, она выставила перед собой на манер барьера.

Сохранить спокойствие ей не удалось.

– О чем это вы говорите? Какие деньги? Кого убили?! – ввиду серьезности всех этих сумбурных обвинений Громова Ольга Павловна заметно встревожилась.

– Мою сестру.

Громов отвернулся, с силой провел рукой по лицу и бешено пнул мягкий пуфик.

– Вашу сестру?! Какую сестру?!

– Родную! Марину!

Оля нервно сглотнула:

– Андрей Павлович, я не понимаю, о чем вы говорите! Я не знакома с вашей сестрой!

– Врете, – прошипел Громов и неловко, как будто это у него были травмированы руки, полез в карман своего безобразно измятого пиджака.

Попал в него с третьей попытки, вытащил помятую бумажку, швырнул ее Оле в лицо:

– Что, и это вам не знакомо?

Оля наклонилась и подобрала спорхнувшую на пол бумажку.

Половинку тетрадного листа в клеточку.

С примитивным изображением креста на могиле и размашистой подписью Жанны Марковны.

«Красная метка»!

– Откуда это у вас?!

– Из сумочки моей сестры.

– Я ничего не понимаю, – беспомощно повторила Оля.

Громов сверлил ее взглядом.

Некоторое время они так и смотрели друг на друга – он с ненавистью, она с недоумением, потом Громов шумно выдохнул, сел на пол, привалился спиной к стене и крепко зажмурился. Оле показалось, что он сдерживает слезы.

– Этой ночью мою сестру Марину нашли на улице мертвой. Ее убили, ударили в спину шилом, – не открывая глаз, сказал Громов. – При себе у нее была очень крупная сумма денег, я точно знаю, я сам ей их дал, вчера она приезжала за ними ко мне в офис. Деньги из сумочки исчезли. Зато появилась эта бумажка. – Он открыл глаза и уставился на Олю: – Та самая «красная метка», которая прежде была у вас!

– Не совсем так. – Ольга Павловна сосредоточилась, стараясь говорить просто, понятно и убедительно. – Мы нашли ее, я и Ксюша. Но ни ей, ни мне не захотелось оставить зловещую «красную метку» у себя, и бумажку забрала Люсинда… Вы позволите, я сделаю один звонок?

– Вы не в полиции, – Громов пожал плечами. – Пока что!

– Спасибо, – она предпочла проигнорировать этот язвительный выпад.

Люсинда еще не спала.

– Как здорово, что ты позвонила, я как раз хотела рассказать тебе такое, такое! – заторопилась она.

– Секундочку, – попросила Ольга Павловна и демонстративно придавила на аппарате кнопочку, включающую громкую связь.

Теперь азартное тарахтение Люсинды слышал и Громов.

– Люся, все рассказы потом, ладно? – попросила Оля. – У меня к тебе очень важный вопрос. Скажи, та бумажка, «красная метка» Жанны Марковны, она еще у тебя?

– Так я об этом и хотела тебе рассказать! Нет, не у меня! Одна девчонка утащила ее и – представь! – стала жертвой проклятья!

Громов заворочался, но Ольга Павловна пришпилила его к стене пронзительным взглядом и покачала головой:

– Какая девчонка, как стащила? Объясни толком, все по порядку, только, пожалуйста, без этих твоих фантазий! Только факты!

– Ну, как именно она это сделала, я не знаю, не видела, – вынужденная придерживаться фактов, Люсинда заговорила медленнее: подрезанные крылья фантазии не позволяли ей поддерживать привычную скорость повествования. – Если по порядку, то дело было так. На кладбище я встретила знакомую, и за поминальным столом мы с ней сидели рядом. Старики толкали печальные речи, все было так грустно, и, чтобы отвлечься, я рассказала Мари про «красную метку».

– Мари? – повторила Оля, вопросительно взглянув на Громова. – А как ее фамилия?

– Фамилию не помню, какая-то польская.

– Странно, – сказала Оля.

Будучи филологом с университетским образованием, она не усматривала в фамилии «Громова» ни единого польского корешка.

– Еще как странно, – охотно согласилась Люсинда. – Пока я ходила в туалет, эта самая Мари зачем-то стащила у меня из кармана пальто писульку Жанны Марковны и ушла с ней – по-английски, не прощаясь. А теперь самое странное и одновременно страшное! Ты готова?

– Всегда готова, – вздохнула Оля.

– Так вот: той же ночью эту самую Мари убили и ограбили! Это ли не подтверждение моей теории о том, что «красная метка» есть обещание скорой смерти?!

– Опять фантазируешь, – с досадой сказала Оля. – Вернемся к фактам. Откуда ты знаешь, что Мари убили?

– Из самого что ни на есть достоверного источника – от старшего лейтенанта Колобкова! – похвасталась Люсинда. – Он приходил ко мне расспросить про убитую, а я послала его к Ксюше, потому что это она познакомила меня с Мари.

– Какая Ксюша? – одними губами спросил Громов.

– Какая Ксюша? – повторила вопрос Ольга Павловна.

– Ну, ты даешь, Ольгапална! – возмутилась Люсинда. – С глаз долой, из сердца вон! Наша Ксю, Ксюша Марковцева, Ксениванна, с которой мы вместе в школе работаем!

Громов снова закрыл глаза и несколько раз крепко и звучно стукнулся затылком о стену.

– И что Ксю?

– Ксю припомнила фамилию, только я опять ее забыла, – призналась Люсинда. – Начинается с «ново». Новокакойская, типа того. Мари Новокакойская. Или Новокакая-то.

– Понятно. У тебя все?

– Как это – все? А обсуждать ситуацию мы разве не будем? – обиделась Люсинда. – Держать военный совет и все такое?

– Потом подержим, – пообещала Оля и выключила связь.

Громов сидел, свесив голову на руки.

– Мне кажется, теперь ваша очередь давать объяснения, – мягко, но решительно сказала ему Ольга Павловна. – Мне особенно непонятно про польскую фамилию.

– Важенска, – сквозь пиджачные рукава голос Громова звучал невнятно и глухо. – Марина любила представляться девичьей фамилией матери, у нее и странички в соцсетях такие были.

– Важенска? – повторила Оля. – А где же тут «ново»?

Громов поднял голову:

– Я думаю, ваша подружка так услышала: Марина Важенска – Мари Новоженская.

Они помолчали. Оля думала о том, что на месте Громова, безобразно напившегося и учинившего дикий скандал, она бы теперь, пожалуй, извинилась за свое поведение, а внутренний голос внушал ей, что на месте Громова, потерявшего близкого человека, она бы еще не так разошлась. Напряженный внутренний диалог не просочился наружу ни звуком. Тем не менее Громов неохотно произнес: