Леена Лехтолайнен - Чертовы котята

Задумалась, на чем ехать: Сюрьянену мог понадобиться его джип, а просить «ягуар» у Юрия не хотелось. Он наверняка догадался бы, куда я собираюсь. Тут я вспомнила, что у хозяина в гараже стоит маленький пикап с регистрационным знаком УСК-07, на котором не ездили всю зиму. У него наполовину спустились колеса, но до ближайшей заправки я добралась без приключений, а там все быстро исправили.

Давид ждал меня на веранде гостиницы, перед ним стояла чашка чая и вазочка с печеньем.

— Будешь? — спросил он, поднявшись и обнимая меня.

Но я хотела вовсе не печенья. Он, не торопясь, допил чай. Темные очки скрывали от меня выражение его глаз.

— Пойдем прогуляемся, — предложил он. — Только сначала зайдем в комнату, мне надо переобуться.

В гостиничном номере не стоило обсуждать такие вещи, как радиоактивный изотоп, звукоизоляция здесь была далека от идеальной. Однако, войдя в комнату, Давид принялся раздевать меня. Я стащила с него куртку, затем футболку поло, и мы упали на кровать. Мы старались не шуметь, но казалось, что даже кровать скрипит слишком громко. Я уселась на Давида верхом и принялась скакать на нем, как наездник на дикой лошади, его руки ласкали мою грудь, гладили спину, шею, бедра. Затем он лег на меня сверху, сомкнул руки у меня над головой и принялся целовать так, что я чуть не задохнулась, изнемогая от наслаждения. Я хотела его все сильнее и сильнее и, обвив ногами его торс, прижималась к нему теснее, и в какой-то момент мне показалось, что мы слились в единое целое. Мы оба были молоды, сильны и голодны, Давид кусал меня за плечи, а я, как дикий зверь, впилась ногтями ему в спину, оставляя на ней красные царапины.

Мы одновременно подошли к пику наслаждения, затем какое-то время еще полежали, прижавшись друг к другу, чувствуя, как по разгоряченным телам, смешиваясь, стекают струйки пота. И очнулись от звука пылесоса в коридоре.

— И все-таки надо поменять обувь, — улыбнулся Давид и пружинистым движением спрыгнул с кровати.

В комнате не было душа, так что я обтерлась полотенцем и оделась.

— Давай прогуляемся к песчаному пляжу, — предложил Давид, когда мы вышли во двор.

Взявшись за руки, мы отправились по дороге на восток. По обочинам цвели первые весенние цветы, Давид сорвал белую фиалку и сунул мне за ухо. Я давно не была в парикмахерской, волосы у меня уже порядочно отросли и завивались. Через поле мы прошли в лес, углубились в чащу, там Давид свернул на грунтовую дорогу, которая привела нас на полянку. Здесь я никогда раньше не была. Давид бросил на землю куртку и жестом пригласил меня сесть. Было тепло, нежно светило солнце, весело чирикали птицы, я села, и Давид устроился рядом, положив голову мне на колени.

— Итак, я написал тебе, что нашел его. Разумеется, я не открывал ящик, поскольку не хочу получить дозу радиоактивного излучения. Но упаковка абсолютно такая же, которую Гезолиан передал Васильеву. Он даже не потрудился ободрать с нее наклейки на русском языке, из которых я понял, что изотоп родом из ядерных запасов бывшего Советского Союза. США долгое время пытались заставить правительство Белоруссии передать им весь свой обогащенный уран, поскольку боялись, что из него сделают ядерную бомбу. Дело дошло даже до экономических санкций. Но хитрый Гезолиан успел стащить и спрятать изотоп еще много лет назад. Получив доступ к документам Васильева, я понял, что тому досталась только часть.

— Но какой смысл было отвозить изотоп в Финляндию и прятать его в развалинах старого коровника? Тем более что эту территорию уже много раз тщательно исследовали.

— Наверно, у Гезолиана такое извращенное чувство юмора, ведь когда-то в Коппарняси планировалось построить атомную электростанцию. А может, ребенком он играл здесь на развалинах усадьбы, хотя, насколько я знаю, в то время где-то поблизости располагалось стрельбище. Да и к тому же он понимал, что, если здесь устроят заповедник, вряд ли кто-нибудь будет рыться и что-то искать.

— Опасная игра. — Я погладила Давида по голове. — На месте Гезолиана я бы положила изотоп в хранилище швейцарского банка. И что ты сейчас собираешься делать? Возьмешь его с собой?

— Нет. Просто перепрячу на вершину самой высокой каменной башни, где хранил свою часть вещества. Это было не так-то просто, поскольку я не рисковал делать что-либо днем. Но, к счастью, у меня была лампа с инфракрасным излучением и хорошая лопата. Кстати, ночью возле башни раздавались характерные звуки. Уверен, что вокруг бродила рысь.

Я поцеловала Давида, и мы немного поговорили про рысей.

— Так что ты собираешься теперь делать?

— Знаешь, надо немного отшлифовать наш план. Ты говорила, что Гезолиан собирается приехать в Финляндию на Первое мая?

— Вроде бы.

— Отлично. Вот и посмотри, отправится ли он проведать свой тайник. Хорошо бы, конечно, если бы тебе удалось поехать с ним, если Юлия, например, изъявит желание отправиться в Коппарняси.

— Вряд ли. Юлия терпеть не может прогулки по лесу, к тому же здесь еще не так тепло. Но я поняла, что ты имеешь в виду. Надо заставить Гезолиана поверить, что я готова продать ему тебя. Но что я скажу Юрию?

— От Транкова следует избавиться. — Давид вздохнул.

— Надеюсь, ты не имеешь в виду, что его следует убить? — Я с такой силой сжала его плечо, что он даже вздрогнул.

— Нет, конечно! Может, ты поговоришь с Хеленой Лехмусвуо — пусть она попробует организовать его высылку из страны.

— Не хочу вмешивать в это дело Хелену. Кроме того, Юрий искренне раскаялся в том, что тогда организовал ее похищение. От этого у него потом были одни неприятности.

— Может, тогда Лайтио мог бы рассказать, что Транков был в одной упряжке с Рютконеном? Это произвело бы нужное впечатление на эмиграционных чиновников, тем более что правила въезда в страну постоянно ужесточаются. Ты же сама говорила, что на Лайтио можно положиться.

— Лайтио уже никому ничего не расскажет. Он застрелился и унес тайну смерти Рютконена с собой в могилу.

— Застрелился? — Давид сел и обнял меня. — Почему ты не рассказала раньше?

— Не успела.

И я выложила ему всю историю, начиная с просьбы Лайтио достать пистолет, случай с русской рулеткой, и закончила звонком его зятя.

— Я даже не знаю, похоронен ли он уже. В газетах не было объявления о смерти или некролога…

Я прижалась головой к груди Давида, глотая непрошеные слезы. Он гладил меня, утешая вперемешку на финском, шведском и эстонском языках.

«Не надо плакать, — услышала я внутренний голос. — Я сам сделал свой выбор».

— Это меняет ситуацию, — наконец произнес Давид. — Но можно ли доверять Транкову? Он, конечно, во многом наш союзник, но я так и не понимаю, чего он хочет, в конце концов.