Инна Бачинская - Поджигательница звезд

– Нормально! – обрадовался Алик, чувствуя себя в своей стихии. – Пока не доказана ложность утверждения – оно истинно, и наоборот!

– Например?

– Например, я утверждаю, что на Марсе есть жизнь. Или что человек произошел не от обезьяны, а в результате панспермии.

– Или что есть Бог. Принимается. Давай, доказывай истинность этого или ложность!

…Шибаев вышел на балкон. Они даже не заметили, что он исчез. Ночь была теплая и влажная. Мириады звезд висели над его головой, приколоченные к своду космическими силами тяготения. Время от времени то одна, то другая срывалась и неслась к Земле, прочерчивая длинную дугу.

До Шибаева долетали всякие умные фразы, вроде «теория эволюций», «эволюции не существует в принципе, что давно уже доказано», «теория катастроф» и «кривое зеркало познания»…

Они засиделись далеко за полночь. Около трех вышли проводить Федора. Постояли несколько минут, дожидаясь такси. После душной комнаты дышалось удивительно легко. В природе посвежело. Звезды побледнели, небо подсветилось розовым на востоке. Чувствовался близкий рассвет.

Федор вдруг простер руку и произнес нараспев, слегка завывая:

– Ты не волен в желаньях своих и делах? Будь, однако, доволен: так хочет Аллах! Следуй разуму: помни, что бренное тело – только искра и капля, только ветер и прах… – Он помолчал и добавил уже нормальным тоном: – Вот так, сыскарь!

– Четвертая стадия, – определил Шибаев. В первой Федор называл его «Саша», во второй – «Сашок», в третьей – «Ши-Бон», а в четвертой – «сыскарь». Хорошо посидели, называется.

– И чего? – спросил Алик.

– А того! Саша меня понял. Понял?

– Понял, – отозвался Шибаев, нащупывая в кармане ключ от дачи Кристины. – Я тебя прекрасно понял…

Тут подъехало заказанное такси, и философ Федор Алексеев убыл восвояси.

– Ты, Алик, иди, я сейчас, – сказал Шибаев и стремительно пошел в сторону площади. Дрючин остался один на пустой улице.

– Ребята… Сашок, ты куда? – напрасно взывал он вслед скрывшемуся Шибаеву. Тот был уже далеко.

Человек сидел за столом на кухне, чутко прислушиваясь к шорохам, поскрипываниям, всяким маленьким звучкам, наполнявшим дом. Дом был чужой, и явился он сюда без приглашения – около часа назад осторожно открыл чужим ключом дверь, постоял, прислушиваясь, на пороге и бесшумно прошел по коридору, поочередно открывая двери в комнаты. Убедившись, что дом пуст, он отправился на кухню. Уселся за стол и принялся ждать. Кромешная вначале, тьма разбавилась слабым светом далекого уличного фонаря, и он уже стал распознавать предметы вокруг. Слабо светились стекла буфета, хромированный кран тянул вперед длинную блестящую руку, высокий и белый как привидение холодильник застыл в углу. В доме давно не проветривали, и запах здесь был затхлый.

Отсюда он видел крыльцо. Он сидел неподвижно, как манекен, положив перед собой руки в кожаных перчатках. Он умел долго сидеть неподвижно и ждать.

…Он спросил:

– А если клиент не явится?

А тот ответил:

– Значит, будешь ждать завтра. И послезавтра. И снова. Понял? Его нужно… дезавуировать.

– Чего? – не понял он.

Тот засмеялся:

– Устранить.

– А если он вообще не появится?

– Тогда считай, что тебе повезло. На нет и суда нет. Ни пуха!

– К черту! – пробурчал он. – А ты уверен, что хуже не будет? Начнут копать…

– Не будет хуже, – кратко ответил тот. – И копать никто не станет. Я все беру на себя, понял?

«Все! Ну и шел бы сам…» – подумал он, но ослушаться не посмел – их слишком многое связывало. Этот всегда был лидером, а он лишь исполнителем. Иногда он с содроганием думал, что ему далеко до него… Господи, спаси и помилуй!

Сначала он заметил тень – длинную черную тень, упавшую на пол веранды. Потом скрипнула половица, и появился человек. Он остановился и замер, прислушиваясь. Подошел к двери, нажал на ручку. Дверь подалась, и сидящий за столом чертыхнулся – забыл закрыть! Прокол. Теперь ночной гость, если не дурак, рванет отсюда. И тут главное – не упустить. Он привстал, решая, что делать. Замер. И сразу же перевел дух облегченно – человек перешагнул порог. Он слышал его дыхание. Гость привыкал к темноте. Вот он сделал шаг, другой…

И тогда он метнулся вперед. Резкое движение рукой – и нож вошел под левую лопатку пришельца. Тот сдавленно вскрикнул, взмахнул руками и стал медленно оседать на пол. Убийца нагнулся и вытер нож о его одежду. Человек хрипел. Его пальцы царапали пол. Страшный скребущий звук разбил тишину и заполнил дом…

Когда звук прекратился, убийца переступил через труп и направился к двери. Вышел на веранду, настороженно всмотрелся в пустой двор. Не заметив ничего подозрительного, не торопясь закрыл за собой дверь на два оборота ключа…

Ирина Рудницкая металась по квартире, внося последние штрихи в интерьер и накрытый стол. Японская посуда с деликатным рисунком – журавли и бамбук, столовое серебро, ослепительный хрусталь, жесткие льняные салфетки. Она мельком пожалела, что гостей всего четверо, а не десять – тогда можно было бы поставить маленькие таблички с именем гостя на специальных подставочках. Ладно, это уже выпендреж.

Благородно сияет темной полировкой мебель. Много цветов. Цветы везде – на столе, на журнальном столике, в высокой керамической вазе на полу. Георгины – черно-бордовые, красные, желтые. И громадный желтый граммофон хибискуса – расцвел, как почувствовал. Полузадернутая желтая портьера колышется от вечернего сквознячка, горит люстра, привезенная из Египта – стеклянное дутье по старинным эскизам, – разноцветная райская птица с подвесками, которые слегка позвякивают. Красота и бездна вкуса!

Ирина застыла на пороге, с удовольствием рассматривая гостиную. Даже зануда Дашка, которой все не так, признает, что вкус у нее отменный. Такой интерьер отгрохать своими руками! Весь день вчера она, как заведенная, драила квартиру и перемывала посуду и хрусталь. Пусть видят! Особенно эта… лахудра! Ленка Коваль! Неудачница. Да на ее унылой физиономии всегда было написано, что она неудачница. А туда же! На Пашку Кухара замахнулась! Не смешите! Ему переспать, что плюнуть. А она губы раскатала, сцены в лесу устраивала со слезами и соплями. Последнее дело реветь при мужике, и, главное, это без толку. Если не судьба, хоть ты залейся слезами, хоть тресни, не поможет. Говорят, на них слезы действуют… ну, действуют – смотря на что, по мелочи, может, и действуют, а чтобы надавить на чувство ответственности, жалость, растрогать – фиг! Рванут куда подальше, а ты, дура, реви одна. Она, Ирина, никогда не опускалась до слез и соплей, наоборот, они плакали! Максим рыдал, когда она вмазала ему, что он слабак и ничтожество! В ногах валялся. Ей вдруг приходит в голову, что стихи бывший муж написал под ее влиянием, от несчастной любви, потому что от счастливой никто еще стихов не написал. Ирина вздыхает. Может, поспешила она с Максимом… Нет! Все правильно! Слабак, как с ним жить. Вот Пашка Кухар… это личность. Лидер. Сильный, жесткий, умный, циничный, все схвачено. И никаких сантиментов. Жаль, не срослось у них. Но кто знает, он, говорят, развелся, еще не вечер… Она тогда была уверена, что уведет его, утрет нос Ляльке, а он отодвинул ее… спокойно, деловито, с усмешкой, типа – ну, ты же сама, Иринка, понимаешь, ты хорошая девчонка, но жениться мне рано, надо институт окончить, карьеру делать… А она застыла как каменная, и улыбка приклеенная, даже скулы свело, лишь бы не показать, как больно. «Конечно, понимаю, да и мне рано, ты тоже хороший… трахальщик», и все это со смешком, гримасами, ужимками, лишь бы не показать, как больно, а голосишко-то просел – сиплый, натужный, как будто куском подавилась. Причем и любви-то никакой не было, а только обида, ярость от унижения, хотелось закричать, затопать ногами, вцепиться ему в волосы и завыть!