Наталья Александрова - Ожерелье казненной королевы

– Ваша душа ей не понадобится, – проговорила Жанна совершенно деловым тоном. – Все куда проще. Проще и обыденнее. Королева хочет купить себе новое ожерелье, а Его Величество не в духе и не желает за него платить.

– Если бы я мог подарить это ожерелье королеве, я сделал бы это, не раздумывая ни минуты. Впрочем, если это ожерелье мне по средствам, я так и сделаю…

– Постойте, Ваше Преосвященство, – остановила Жанна кардинала. – Для начала учтите, что ожерелье весьма дорогое. Но королева вовсе не хочет, чтобы вы подарили его ей. В конце концов, есть правила приличий. Она всего лишь желает, чтобы вы от ее имени переговорили с ювелирами, внесли аванс и договорились о рассрочке платежа. Мария-Антуанетта готова расплатиться с ними в двухлетний срок, что и заверит своей личной подписью.

– В таком случае располагайте мной по своему разумению! – торжественно проговорил кардинал.

– Что ж, Ваше Преосвященство, я передам ваши слова королеве. Думаю, она будет весьма довольна. А вам я сообщу, когда можно будет отправиться к ювелирам.

Уже на следующей неделе кардинал де Роган прибыл в особняк на Вандомской площади, принадлежащий знаменитому ювелиру Жану Бассанжу. Сам хозяин особняка вместе со своим компаньоном Жеромом Бемером ожидал кардинала в круглой гостиной.

– Мы рады приветствовать вас, Ваше Преосвященство! – проговорил ювелир, приложившись к руке кардинала. – И вдвойне рады приветствовать в вашем лице Ее Величество королеву, которую вы сегодня представляете. Хотите ли вы взглянуть на это ожерелье, прежде чем мы перейдем к формальностям?

– Да, я хотел бы увидеть его! – проговорил кардинал, чувствуя необыкновенное волнение.

Он с новой силой ощутил то доверие, которое оказала ему королева, и подумал, что, если оправдает ее доверие, его ждет великое будущее, и возможно, даже любовь Марии-Антуанетты…

Бассанж удалился в соседнюю комнату и вскоре вернулся.

На лице его было выражение гордости и достоинства. С таким выражением гордый отец представляет знатным гостям своего любимого ребенка.

В руках у ювелира была черная бархатная подушка, на которой лежало, сверкая и переливаясь, поразительное ожерелье, усыпанное сотнями первоклассных бриллиантов. В центре его красовался крупный овальный камень необыкновенной красоты, обрамленный бантами из чудес-ных синих сапфиров.

– Не правда ли, удачная работа? – с показной скромностью проговорил Бассанж.

– Оно великолепно! – выдохнул кардинал, обретя дар речи. – Поистине, оно достойно только королевы!

– Что ж, Ваше Преосвященство, – вступил в разговор Бемер, потирая руки, – позвольте ознакомиться с бумагами.

– Извольте. – Кардинал повернулся к своему секретарю, тот положил на стол рядом с ожерельем несколько листов, исписанных ровным почерком нотариуса. – Итак, полная стоимость ожерелья составляет миллион шестьсот тысяч ливров. Сто тысяч я внесу немедленно, на остальную сумму передаю вам заемные письма, подписанные самой королевой. Ее Величество обязуется полностью расплатиться с вами за два года, первый платеж вы получите не позднее конца июля…

– Прекрасно, прекрасно! – Бемер склонился над бумагами, внимательно разглядывая подпись королевы.

– Не беспокойся, мой друг! – проговорил Бассанж. – Мы имеем дело с Его Преосвященством, поэтому можем быть совершенно уверены, что дело пройдет без сучка без задоринки. Род де Роганов – один из древнейших в королевстве, и его слово так же надежно, как слово короля. Может быть, даже надежнее.

– Разумеется, – кивнул Бемер. – Тем не менее прошу вас, Ваше Преосвященство, поставить здесь свою подпись. Ведь в данном случае вы выступаете как поручитель.

– Разумеется. – Кардинал взял перо и размашисто начертал внизу документа:

«Луи Рене Эдуард де Роган-Гемене».

– Прекрасно! – проговорил Бемер, пересчитывая деньги, которые передал ему секретарь кардинала. – Все же сумма очень большая, поэтому следует быть чрезвычайно внимательным… Все в порядке, здесь сто тысяч, Ваше Преосвященство.

– Значит, я могу забрать ожерелье?

– Без сомнения. И не забудьте, что следующий платеж должен поступить в конце июля.

По лестнице я поднималась с трудом, потому что все тело болело, как будто меня целый день лупили палками.

Все-таки работа актера – очень тяжелая, даже если тебе нужно всего лишь изображать труп!

Дома все было спокойно.

При моем появлении Федор выглянул в коридор и проговорил:

– А, это ты!

– А ты кого ждал? – огрызнулась я.

– Дверь закрой как следует!

Я закрыла дверь на замок, на крюк и на задвижку. Теперь к нам никто не проникнет.

Успокоившись на этот счет, я прошла в свою комнату.

Вид развороченной печки и пулевое отверстие в стене напомнили мне о странных событиях в этой комнате, о вторжении каких-то злоумышленников, о перестрелке…

Так, подумаем еще раз. Эти двое шли с целью открыть тайник в печке.

Но в этом тайнике не было ничего, кроме старой тетрадки в коленкоровом переплете. Неужели из-за этой тетрадки они устроили весь этот переполох?

Это вряд ли.

Тогда, возможно, в тайнике было еще что-то, кроме этой тетрадки?

Я вытряхнула из пакета тетрадку на стол.

При этом из нее выпала открытка с портретом Марии-Антуанетты.

Ну вот, теперь я, по крайней мере, знаю, кто эта красивая дама на открытке… Я вспомнила хозяина особняка и загрустила. Вот ведь, приятный такой мужчина, вежливый, кино любит, богатый и, кажется, не женат. Как было бы мило нам с ним познакомиться поближе! И что? Да ничего, он забыл о моем существовании, как только вышел за порог библиотеки. Такой мужчина не для меня. А для меня – подлец Генка. Вспомнив своего бывшего муженька, я заскрежетала зубами и, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, села за стол и еще раз оглядела открытку.

Королева на этом портрете сидела за небольшим столиком. Это был не то туалетный столик, не то письменный – кажется, такие столики назывались бюро. На нем лежало недописанное письмо и еще стояли очень красивые часы. По бокам столик был украшен двумя бронзовыми негритятами в чалмах.

И как я уже говорила, на шее Марии-Антуанетты красовалось то самое изумительной красоты ожерелье.

Надо же, а Андрей Константинович сказал, что королева этого ожерелья никогда не держала в руках! Тоже мне, историк!

Тут я почувствовала неловкость: человек мне ничего плохого не сделал, немножко развлек и скрасил долгое ожидание.

Рассмотрев лицевую сторону открытки, я перевернула ее.

Как и положено на открытке, здесь размещался адрес и коротенький текст. И то и другое было написано выцветшими лиловыми чернилами. И я, конечно, не специалист по почеркам, но мне показалось, что почерк на открытке был очень похож на тот, каким была заполнена тетрадка в коленкоровом переплете.