Ольга Баскова - Вуаль темнее ночи

– Конечно, – Юрка бросил на стол папку. – Вот оно. Девяносто седьмого года.

Катя, Костя и Павел уселись на диван. Киселев открыл папку, и Зорина вздрогнула. Смотревшая с черно-белой фотографии женщина была хороша собой: огромные светлые глаза, темно-русые волосы, красивый овал лица, пухлые губы, тонкий нос. Вот только ее взгляд просвечивал насквозь, словно рентгеновскими лучами, и вызывал неприятные ощущения.

– Ничего дамочка, – отреагировал Павел. – В такую можно и влюбиться.

– Если бы ты попробовал это сделать, вряд ли сейчас сидел бы тут, – усмехнулась Катя. – Ну, давайте просматривать материалы.

В принципе, документы не сказали ничего нового. Елена Скобина из поселка под Залесском действительно приехала учиться, не поступила, вышла замуж за дальнобойщика, устроилась продавцом и, вероятно, была бы счастлива по-своему, если бы муж не умер прямо в дороге от внезапной остановки сердца. Подстраивать каким-то образом его убийство у нее не имелось никакой выгоды. Супруги снимали квартиру и стояли на очереди. Когда первый супруг скончался, Елена осталась без гроша. А тут грянула перестройка. Ей повезло, что не выгнали с работы. Обычный совдеповский овощной с гнилыми помидорами и мятой картошкой выкупил предприниматель и набил его заграничными товарами: жвачкой, которую в больших количествах везли из Сирии, разными чупа-чупсами, «марсами» и «сникерсами». Всех пожилых дам он уволил, а Елену оставил благодаря ее приятной внешности. Вот только платил, несмотря на хороший оборот, нерегулярно. Скобиной пришлось съехать с квартиры, которую она снимала еще с мужем, и поселиться на окраине в коммуналке с пьяным алкашом и тихой полусумасшедшей старушкой. Алкаш каждый день водил гостей. Они устраивали оргии, не обращая внимания на протесты соседей, напивались до чертей, а потом ломились в дверь к Скобиной. Вызвать милицию она не могла: не было телефона. Один раз приятели алкаша уже прижали ее к стенке, подловив после работы, и обязательно бы изнасиловали, если бы ее крики о помощи не привлекли внимания соседа из отдельной квартиры напротив. Он разогнал пьяниц обещанием позвонить в милицию. Когда Лена, вытерев слезы, стала его благодарить, он замахал руками:

– Ерунда. Настоящий мужик на моем месте поступил бы так же, – сосед вдруг озабоченно почесал лысеющий затылок. – Но ведь, девушка, это не конец твоим мытарствам. Они обязательно повторят свои попытки.

– Я куплю газовый баллончик, – сказала Скобина.

– Купи, – кивнул мужчина. – И все равно будь осторожна. А сейчас пойдем ко мне в гости. Чайку попьем.

– Хорошо, – согласилась она.

Мужчина годился ей в отцы и был непривлекательной внешности: плешивый, с крупными чертами лица и редкими зубами. Впрочем, тогда она и не задумывалась, что он станет ее мужем. Они попили чаю, и девушка засобиралась домой.

– Завтра на работу, – пояснила она.

– А мне уже никуда не нужно, – он как-то смущенно улыбнулся и развел руками. – Вот только на пенсию вышел. Скучно и одиноко. Жена уж лет пять как умерла. Инфаркт. Деток нам Бог не дал. Вот и маюсь в одиночестве. Раньше хоть работа спасала, а теперь и попроситься обратно некуда: завод закрыли. Раньше технику ремонтировали, а теперь новый хозяин собирается пепси-колу делать. Да какая у нас в стране пепси-кола? Однако он счел, что ее производство даст большую прибыль. Поживем – увидим, – он положил ей руку на плечо. – А ты заходи, когда время будет. Ты же ведь тоже одинокая. Мужа твоего я помню, царствие ему небесное. Хороший был парень.

Возвращаясь домой, Лена, по ее словам, не знала, зайдет ли еще к Ивану Тимофеевичу – так звали соседа, но зашла. И снова они пили чай и разговаривали о жизни. Вопрос о замужестве возник, когда пьяные напали на нее еще раз. Иван Тимофеевич подоспел и теперь, потом пригласил к себе и неожиданно даже для себя сказал:

– А что, если нам пожениться? Если хочешь, после свадьбы пальцем тебя не трону. Твоя обязанность – убирать, стирать да еду готовить. А я на тебя квартиру перепишу… Сколько еще протяну – одному Богу известно.

Скобина немного подумала и согласилась. Они расписались без гостей и потом возвратились в квартиру. Муж сдержал слово: переписал ее на Елену и вскоре переселился в мир иной. Рассказывая свою историю на суде в тот момент, когда ей дали слово, Елена плакала и божилась: в смерти Ивана Тимофеевича она невиновна. Не призналась Скобина и в убийстве второго мужа, с которым познакомилась в сквере летним вечером. Сначала они просто пообщались с пожилым мужчиной, коих там было множество, потом еще несколько раз пересеклись с ним, затем он пожаловался на одиночество и на то, что очень болят ноги, а продукты кончаются, и Елена предложила свою помощь. Судья задал вопрос: почему он не просил соседей помочь ему по хозяйству. И на это Елена ответила, что ее будущий муж заявил: дескать, они такие мелочные и нечистые на руку. Одни запросят за обычный поход в магазин немыслимую сумму, другие купят по дешевке некачественные продукты, а деньги заберут себе. Прокурору тоже показалось странным, что так боявшийся соседей человек вдруг доверился незнакомой женщине, однако Скобина гнула свою линию. Так она вошла в дом к очередному мужу, который, расписавшись с ней и оставив завещание, благополучно почил. Со следующим супругом Скобина встретилась на пляже. Он не купался в речке, а просто сидел на лавочке и с тоской смотрел на отдыхавших. Лена подсела к нему якобы просто передохнуть после купания, потом завязался разговор, пожилой мужчина тоже пожаловался на одиночество, а чем закончилось дело – не нужно было и договаривать. После ее рассказа прокурор просто пел соловьем и сыпал доказательствами. Черная вдова впервые просчиталась и поверила мужу на слово. А дедушка вовсе не был абсолютно одиноким: у него имелся родной племянник. Они никогда не ладили только из-за того, что старик хотел, чтобы племянник бросил свою работу в соседнем городе и вместе с семьей переехал к нему. Однако племянник отказался. Сначала он отправился в Приреченск, разведал обстановку насчет работы, а потом заявил: мол, о переезде нет и речи. Пенсия у дяди самая обычная, а у него двое детей и жена. Всем на эти деньги не прожить. Впрочем, имелись и другие причины. Присосаться к старику всей семьей – это выглядело неприлично. Дядя остался недоволен. Он еще при живой жене привык жить так, как ему нравилось. И поэтому племяннику был поставлен строгий ультиматум – или он переезжает и решает вопрос с деньгами как угодно, или квартира ему не достается. Парень посоветовался с женой, и они решили остаться. Прокурор поинтересовался: а если бы они рискнули сорваться с места, сдать свою квартиру и все же переехать к дяде, не лучше ли это было бы для всех? Племянник замотал головой и ответил: мол, они с супругой знают очень много случаев, когда старики срывали своих родных с мест, селили их у себя, а потом на них что-то находило, и они ссорились, как говорится, в пух и прах. Между прочим, в проигрыше всегда оставались молодые. Вот почему он счел нужным остаться дома, однако наведывался к дяде и регулярно звонил. Во время одного из таких звонков дядя ответил: больше в общении нет надобности, потому что он женился на молодой женщине и желает отписать квартиру ей. Племянник, естественно, испугался и рванул в Приреченск. Он почему-то почуял неладное. Дядя встретил его холодно и не скрывал желания поскорее спровадить родственника. При нем он всячески демонстрировал заботу о новой жене, а она смотрела на племянника глазами хищного зверя. Перед отъездом родственник попробовал уговорить старика хотя бы быть осторожнее, не переписывать на нее жилплощадь сразу, немного подождать или даже блефовать: сказать, мол, я все оставлю родне, чтобы увидеть ее реакцию, однако дядя не хотел и слушать. Под конец он выгнал родственника из дома, и на том общение закончилось. О смерти дяди племянник узнал от соседа и приехал, когда тело было предано земле. Тогда он пошел к молодой вдове и стал расспрашивать, отчего умер дядя. Та охотно пояснила: сердечный приступ, и случился он, к несчастью, тогда, когда она была в магазине. Это показалось родственнику подозрительным, и он отправился в прокуратуру и заявил: дело нечисто. Можно поднять все амбулаторные карты старика и увидеть: на ноги он жаловался, а вот на сердце – нет. Племянник умолял эксгумировать тело и даже был готов понести необходимые расходы. Один из следователей счел его рассказ заслуживавшим внимания (тем более ему обещали заплатить) и стал ковыряться в прошлом вдовы. Ему показалось странным, что двое ее прежних мужей умерли от подобных сердечных приступов. Впрочем, удивительным было еще и то, что она искала именно одиноких старичков с квартирами. На счастье племянника, следователь очень жалел пожилых людей, так пострадавших от государства, и всеми силами желал им помочь. Вот почему он поднял все свои знакомства, убедил в своей правоте нужных людей и получил разрешение на эксгумацию. Елена противилась, как могла, однако следователь предъявил ей положение, по которому эксгумация разрешалась: а) когда возникает необходимость осмотреть труп; б) когда возникает необходимость предъявить труп для опознания; в) когда возникает необходимость провести судебно-медицинскую экспертизу трупа в связи с тем, что первичное судебно-медицинское исследование трупа не производилось. Сунув вдове под нос документы, он вынес постановление о возбуждении перед судом ходатайства о разрешении извлечения трупа и это разрешение получил. Несчастного мужа после процедуры повезли на вскрытие, и тут выяснилось: старику помогли умереть. Судмедэксперт оказался дотошным и проверил ткани трупа на все препараты, которые могли вызвать сердечный приступ. Ему повезло. Старика умертвили при помощи атропина, алкалоида, который сохраняется в тканях трупа до двух лет. Скобину, естественно, тут же привезли в прокуратуру, и она клятвенно заявила: ни о каком атропине даже не слышала. А вот племянник мог отравить дядю. Когда он приезжал в гости, они говорили на повышенных тонах. Родственник кричал на старика, дескать, тот совсем выжил из ума, если собирается оставлять квартиру молодой жене. Они страшно рассорились, и ее муж даже запретил называть имя своего родственничка. Но однажды она услышала, как муж с кем-то общается по телефону, и поняла: с племянником. Он несколько раз назвал его по имени, потом объявил, что не сердится и ждет его в гости. При ней молодой человек не приезжал, однако она человек занятой, хотя и не работает. То есть родственник мог заявиться и без нее, отравить дядю, умчаться к себе, а потом заявить на нее, бедную женщину. Племянник же клялся, что после того разговора они с дядей больше не общались и в Приреченск он не приезжал. Следователь не сомневался в виновности Скобиной, однако на всякий пожарный проверил причастность молодого человека и не нашел никакого подтверждения, что в день дядиной смерти тот был в городе. Чтобы быть уверенным на все сто, он получил разрешение на эксгумации трупов ее пожилых мужей, и в их тканях тоже обнаружили атропин. Теперь ее виновность не вызывала сомнений. Кроме того, разыскали человека, который доставал ей это лекарство, – медсестру Валентину, ее подругу по поселку. Валя клялась, что не знала, зачем Скобиной атропин, та говорила: мужу для лечения язвы желудка, и женщина верила. Под напором таких улик судья вынес обвинительный приговор. В последнем слове Скобина сначала снова отрицала свою вину, говорила о каком-то роковом стечении обстоятельств, а потом словно сорвалась с цепи и обрушила на голову прокурора и судьи поток брани и угроз. Под конец Елена заявила: она обязательно отомстит всем, кто причастен к ее смерти, явившись с того света даже через пятнадцать лет. Женщина кричала, что после всего ненавидит мужчин, которые, даже будучи трупами, свидетельствовали против нее, и поэтому станет убивать всех подряд, особенно молодых и красивых. На ее слова и своеобразную логику не обратили внимания. Апелляцию отклонили. Приговор суда вскоре вступил в силу. Преступлениям черной вдовы положили конец.