Ингрид Нолль - За борт!

— Меня полностью устраивает то, чем я занимаюсь, — ответил Уве. — Ты хоть знаешь, как мне бывают рады после нескольких часов безрезультатной битвы со своим компьютером, когда его уже готовы швырнуть в окно! В эти минуты я чувствую себя ангелом-спасителем. А ты? Чем бы ты хотела заниматься?

— Я бы хотела учиться, но для этого нужно сдать экзамены на аттестат зрелости. В школе я не особо напрягалась. Теперь жалею. Пошла бы учиться, например, на… — Взгляд девушки блуждал вслед за мыслями и в какие-то мгновенья выражал явное неодобрение. — … На дизайнера по интерьерам. Моя мама мечтала стать актрисой, но бабушка отговорила.

— Почему?

— Наверное, так было разумнее. На административной службе много не заработаешь, но, по крайней мере, платят регулярно. Могла ли она стать суперзвездой и получать астрономические гонорары? Сомневаюсь.

— Вот так разбиваются мечты… — философски заметил Уве.

Через две недели после посещения лаборатории Маттиасу позвонил приятель-врач. И вот они с Гердом снова в пути.

— Ну и? — с нетерпением спросил Маттиас у врача. — Мы кровные братья?

— С вероятностью, близкой к уверенности. Ты доволен такой формулировкой?

— Вполне, — заверил его Маттиас. — Спасибо тебе. А ты проанализировал пробы моей племянницы?

— Разумеется, и неоднократно, так как результат не удовлетворил меня в полной мере. Но каждый раз я приходил к одному и тому же заключению: твоя племянница не состоит в родстве с твоим кровным братом.

— Именно такой результат мы предвидели! Чертовка хотела нас обмануть и послала пробу не своей слюны! — торжественно воскликнул Маттиас.

— Вполне вероятно. Потому что по твоей пробе близкородственная связь определяется довольно четко. Я и сам не могу точно объяснить, что это значит. Как бы то ни было, подобные исследования довольно часто раскрывают темные семейные тайны. Поэтому вам самим решать, стоит ли продолжать исследование или лучше поставить точку.

— Само собой разумеется, я хочу продолжить! — выпалил Маттиас. — Это же крайне интересно! Но ты точно уверен, что сюда не могла вкрасться техническая ошибка?

— Для подстраховки можно было бы взять мазок слюны еще и у твоей сестры — то есть матери этой девушки. В подобных случаях я всегда так делаю.

— Моя сестра Эллен в этом деле предпочла занять позицию стороннего наблюдателя. Сомневаюсь, что мне удастся ее сюда затащить. Но в качестве эксперимента можешь дать мне с собой набор для анализа, возможно, у меня получится взять у нее пробы на дому.

Школьный приятель вытащил несколько коробок и произнес:

— Честно говоря, меня самого ваш случай несколько заинтересовал. И, само собой, я в любое время готов выполнить дополнительные тесты или дать совет.

При этих словах доктор изобразил легкий игривый поклон, не лишенный иронического смысла.

Маттиас поблагодарил приятеля, и они с Гердом уехали. По дороге он все ломал голову: если его приятель — как ни крути, опытный и уважаемый специалист — пришел к такому результату, то наверняка на то были причины. Однако тем самым он пошатнул все существовавшие до сих пор теории. Раз Амалия приходилась ему племянницей, то и с его кровным братом у нее должна прослеживаться родственная связь, пускай и чуть меньшая в процентном отношении. Врач назвал ему цифры, которые Маттиас опять забыл. Выходила арифметическая задачка, которую он не в состоянии решить. Как же теперь быть? Предложить пройти тест всем братьям и сестрам? А если выяснится, что кто-то из них был усыновлен? Или кого-то сразу после появления на свет случайно перепутали? Он хорошо помнил две последние беременности матери, помнил, как крестили Лидию, Хольгера и Эллен. Если начать всех пристально сравнивать между собой, то лабораторные исследования выльются в копеечку, рассуждал он, хотя все, кроме Эллен, и небедные люди.

Герд, видя озабоченность брата, с тяжелым сердцем попытался его отвлечь:

— Хорошо, что сегодня прояснилось дело относительно нас двоих. И все же я сожалею, что ненароком растревожил осиное гнездо.

Да, думал в этот момент Маттиас, что-то не сходится. И что это за семейная тайна, на которую намекал врач? Появление нового кровного брата — уже большая неожиданность, но выходит, что нужнее готовиться к следующим сюрпризам.

Маттиас решил для себя, что сначала посвятит в ситуацию Хольгера, потом — Кристу и Лидию. А лишний раз действовать на нервы Эллен пока воздержится.

Проживавшего в Шотландии Хольгера тем временем выписали из больницы. Дело увлекло его не меньше самого Маттиаса — не каждый день обретаешь нового брата. Хольгер потребовал, чтобы Маттиас подробно рассказал, как выглядит новый родственник и насколько он симпатичен. Историю с Амалией он посчитал второстепенной: не все ли равно, состоит она в родстве с Гердом?

Старшая из сестер, Криста, увидела вещи по-другому: в ее голове тут же стали громоздиться разные фантастические теории.

Лидия, напротив, выразила свою точку зрения кратко и лаконично:

— Пора поговорить с мамой! Если вы этого не сделаете, струсите, то я это сделаю сама и уже сегодня ей позвоню!

— С этим в любом случае надо обождать, — воспротивился Маттиас. — Мы же не хотим причинить ей боль! Не исключено, что она понятия не имеет о похождениях папы.

— Если мы действительно собираемся организовать семейную встречу, то без мамы никак не обойдешься! Нельзя же, в конце концов, вот так взять и поставить ее перед фактом на семейном обеде: вот, мол, наш новоиспеченный кровный брат — словно вытащить кролика из цилиндра. В общем, так: можешь делать что угодно, но с этого момента я беру маму на себя. У женщин такие вещи все равно лучше получаются.

И Лидия повесила трубку.

Каждый раз одно и то же: три его сестры, к сожалению, имели привычку прерывать разговор властно и на полуслове. После слов сестры Маттиас несколько пал духом. Ну что ж, осталась Эллен, которая каждый день ужинала с мамой за одним столом; кому, как не ей, подобрать слова и осторожно, не травмируя, объяснить, в чем дело? К тому же Лидия умеет говорить только напрямик, дипломат из нее никчемный.

Таким образом, осталась лишь одна, последняя возможность уладить все миром: Эллен должна опередить Лидию. Но ни той, ни другой, как назло, дома не оказалось. Ох уж эти женщины, вздохнул Маттиас и повесил трубку.

Хильдегард Тункель не услышала, как телефон несколько раз разрывался от звонков, потому что она работала в саду. Когда на дворе стало смеркаться, на прогнившую скамейку к бабушке подсела Амалия. Обе хотели бы послушать соловья, но соловьи не пели, и слушатели довольствовались последними тактами песенки дрозда и оглушительной музыкой из проезжавшего мимо автомобиля. Хильдегард по опыту знала, что цветы начинают пахнуть сильнее, если их опылил ночной мотылек. Ее цветы не могли произвести на мотыльков впечатление яркими красками, зато обладали другим преимуществом — сводящим с ума запахом, которым заманивали летающую живность не менее эффективно. Наверное, поэтому почти все цветы были белыми, а тяжелый аромат начинали испускать лишь в вечерние часы. В саду Хильдегард росли ослинник, белые лилии и декоративный табак. Вот и сейчас, в этот теплый вечер, она с удовольствием вдыхала насыщенный ароматами воздух.