Ингрид Нолль - За борт!

— Кончилось тем, что мне донесли, будто подруга Рудольфа понесла от него ребенка. Это едва не свело меня с ума, я потребовала развода, но Рудольф этот вариант отверг. Он снова упрекнул меня в лицемерии и ханжестве. Мол, ни один мужчина не сохранит верность жене, если его будет соблазнять молодая красивая девушка. Даже я со своими мещанскими представлениями о морали дам слабину, подвернись подходящий случай. Впрочем, Эллен, когда ты узнаешь, как все произошло, то поймешь, почему я придерживаюсь невысокого мнения о мужчинах. Кофе я сейчас не хочу, не могла бы ты принести мне чашку чая?

Естественно, Эллен тут же помчалась на кухню. У нее все еще не было никаких предположений о том, кто мог быть ее отцом — священник, домашний врач или учитель.

Хильдегард маленькими глотками пила травяной чай. Наконец она решила продолжить покаянный рассказ:

— Как-то раз Рудольф вручил мне билет в театр. «К сожалению, в выходной у меня заседание», — сказал он; знакомый журналист оставил для него билет в места для прессы, и он якобы сразу подумал обо мне, ведь раньше я любила бывать в театре, а дети уже достаточно взрослые, чтобы самостоятельно занять себя вечером на пару часов. Маттиас с Кристой смогут позаботиться о беспокойном Хольгере, если возникнет такая необходимость, Лидия так и так засыпает здоровым глубоким сном.

Честно сказать, его предложение меня не сильно обрадовало. Когда Рудольф куда-либо уезжал, то непременно в сопровождении своей беременной приятельницы. И все же через пару дней я не только смирилась с подозрениями, но и пришла к мысли, что могу позволить себе немного радости; в конце концов, поход в театр — это повод снова пощеголять в элегантном платье.

В тот вечер давали какую-то современную комедию, которая мне не показалась слишком смешной, да и актеры были не из венского Бургтеатра. Правда, главную роль исполнял красивый мужчина. Вот он-то, пожалуй, и был единственным, чью игру можно было с натяжкой назвать смешной. Должна признаться, он мне понравился с первого взгляда. Но я была уже не тем восторженным подростком, кто после представления встает в очередь за автографом. Тем не менее я уговорила себя на бокал шампанского в фойе с тем журналистом, который подарил билет. Ах, как я была рада, что к нам в какой-то момент присоединился тот самый актер! Мужчины были, очевидно, знакомы, отпускали шуточки, болтали о всякой ерунде, балагурили, осыпали меня комплиментами… и так вышло, что я выпила больше одного бокала. Под конец, опомнившись и посмотрев на часы, я сказала, что должна немедленно идти: пора на автобус, мне нужно домой. Журналист уже попрощался.

Эллен было решила, что ее отцом стал балаганный комедиант. И, затаив дыхание, стала слушать продолжение мужественного признания матери.

Артист, разумеется, пообещал подбросить меня до дома. В любом случае он собирался взять такси. Нельзя же допустить, чтобы хорошенькая женщина шла совсем одна в темной ночи. Долго уговаривать меня не пришлось. Понятно, что вариант с доставкой к самым дверям дома на такси был гораздо удобнее. Должно быть, и шампанское с непривычки слегка ударило в голову, так как по дороге мы пели «Мой маленький зеленый кактус» [11] «Мой маленький зеленый кактус» (Mein kleiner grüner Kaktus (нем.) — песня из репертуара популярной в 30-е годы группы «Комедиан Хармонистс». и вели себя все развязней. Я ощутила в себе молодость, а обычную в это время усталость как рукой сняло. Перед самым домом артист попросил поставить ему пластинку «Комедиан хармонистс», потому что он якобы не слышал эту песню целую вечность. В общем, он отослал такси, мы тихонько, чтобы никого не разбудить, пробрались в дом, выпили еще по бокалу вина, слушали музыку и танцевали. Наконец дошло до поцелуев.

— Это было начало большой любви? — спросила Эллен.

— Вынуждена тебя разочаровать, — сухо ответила на иронию Хильдегард. — Скорее это был конец. Он хотя и оказался в моей постели, но лишь на несколько часов. Потом он уехал, так как служил в труппе гастролирующего театра и на следующий день ему предстояло играть на сцене другого города. Сейчас эта история кажется мне чудным сном, который резко прервался, а за ним наступило отрезвление.

— Ты забеременела, — закричала Эллен, — и даже не знаешь точно, от кого!

— Этот вопрос меня вообще не волновал, поскольку мой муж мной пренебрегал. Куда большей проблемой было то, что я уже нарожала достаточно детей. Но поскольку Рудольфу в любом случае предстояло стать отцом в пятый раз, я придумала тактику поведения, которой решила держаться категорически твердо, опираясь на принцип: как ты мне, так и я тебе. Однако после первых месяцев беременности я уже чувствовала, что буду любить тебя так же, как и остальных своих детей, и даже больше.

— Так как все-таки звали актера? Он хоть известная личность, его имя всплывает в каждом втором телефильме? — торопила мать разволновавшаяся Эллен.

— Он умер примерно год назад, был немного старше меня. С того дня мы ни разу больше не встречались. Но я следила за его карьерой в прессе. К сожалению, он не стал звездой, но то и дело мелькал на экране в ролях второго плана. Можешь набрать его имя в Интернете и почитать, я в этом ничего не понимаю.

Хильдегард выдвинула ящик комода и почти сразу нашла что искала — папку с газетными вырезками и открытку и передала их дочери. Эллен с растерянным видом рассматривала портрет юного мужчины, подписанный «Карл Зигфрид Андерсен». Имя ей ни о чем не говорило, лицо казалось совершенно чужим. Зато сразу стало понятно, откуда у нее неодолимое желание играть героиню на сцене. И почему мама в столь резкой форме ее отговорила от актерской карьеры.

В этот момент с улицы донесся шум подъезжающего автомобиля. Эллен выглянула в окно и увидела Амалию, вылезавшую из машины Уве. Дочь стремительно нацепила рюкзак и захлопнула дверцу машины, не поцеловав Уве на прощание, как делала обычно. Эллен попросила мать прерваться на минуту и побежала вниз по лестнице:

— Я ждала тебя не раньше вечера. Что-то случилось?

— Уве — придурок! — вырвалось у Амалии раздраженно.

По счастливой случайности осталось немного чая, приготовленного для Хильдегард, и Эллен налила дочери, чтобы та пришла в себя. Мало-помалу выяснилось, что у Клэрхен была веселая вечеринка.

— Почти что одни художники, — сказала Амалия. — В определенном смысле мне комфортнее с ними, чем с тупыми типами из нашего…

— Уве, конечно, критерию не соответствует, — перебила ее Эллен.

— Он жутко ревнивый! В Кёльне вообще эти его дурацкие сцены неуместны. Надо было сразу отослать его домой.

Амалия заплакала навзрыд. «Да уж, сегодня говорить с ней бесполезно, — решила Эллен. — Не сомневаюсь, что она, не теряя времени, стала открыто флиртовать с одним из этих художников, и Уве понял, что потерпел поражение». Ей было немного жаль бедолагу, по-своему он был неплохим парнем. Куда ни посмотри — всюду волокитство и супружеские измены, ложь и интриги, Содом и Гоморра, подумала Эллен про себя и обняла плачущую дочь.