Кирилл Казанцев - Блатная верность

– Вот и посмотрим. – Хрущ неторопливо разложил инструменты, открыл дверцу щитка, пощелкал предохранителями.

– С ними проблем быть не должно. Лучшие мне ставили, французские.

– Ага, французские, – передразнил Хрущ. – Китайцы тебе все что угодно написать могут. Надо, поставят и «мадэ ин на Марсе». Запомни, батя, вся эта хрень в Чине делается. Соберутся всей деревней в сарае и на бамбуковых табуретках отвертками скручивают из готовых деталей. Ну, в лучшем случае, в Гонконге соберут из китайских комплектующих. Но, кажется, это не твой случай, – и он принялся с умным видом тыкать щупами тестера в щиток.

Войнич прекрасно слышал разговор Гнобина и Хруща, хоть те и стояли далеко от него. В кармане у Станислава лежал включенный мобильник, а в ухе у Михаила торчал наушник. «Парализованный» уже давно покинул инвалидное кресло и спустился в подвал. Войнич стоял и осматривался. По информации Станислава, бункер-хранилище находился именно здесь, но, похоже, что Дуремар чего-то напутал. С первого взгляда было видно, что подвал занимает все пространство под домом. Никаких дверей, кроме выхода на улицу, в нем не имелось. В углу стояла старая стиральная машина, неподалеку от нее верстак с инструментами. Вдоль одной из стен шел стеллаж, сколоченный из фанеры и досок, на нем сиротливо поблескивали несколько банок с овощными закрутками и высилась картонная коробка из-под блоков сигарет.

В наушнике продолжал витийствовать Хрущ, убеждая хозяина особняка, что протекшая через кровлю вода и коротнула проводку. Долго так продолжаться не могло. Присматривающиеся к объекту грабители рисковали, что кто-нибудь из жителей позвонит в аварийную службу и приедут настоящие электрики. Вот тогда их и разоблачат.

Войнич уже отчаялся и хотел выходить наверх, как взгляд его уперся в стеллаж, вся задняя стенка которого была сделана из сплошной фанеры. С одной стороны, такое конструктивное решение являлось логичным. Фанера придавала конструкции жесткость. Но с другой стороны, зачем зря портить строительный материал? Для нужной жесткости хватило бы и нескольких досок-раскосов. Михаил ухватился за стеллаж, потянул его на себя, тот не сдвинулся с места, словно прирос к полу.

Голос Гнобина, лившийся из наушника, уже звучал нервно.

– Вы ничего не понимаете в своей профессии, – выговаривал он Хрущу. – Я вашему начальству позвоню…

Это не предвещало ничего хорошего. И тут Войнича осенило. Он понял, почему такой большой стеллаж сделан из легких материалов и почти ничем не пригружен. Михаил приподнял один край, ножки вышли из гнезд в бетонном полу. Стеллаж легко сдвинулся в сторону.

– Дайте мне номер вашего начальства! – неслось из наушника.

– Да хоть десять, – нагло заявлял Хрущ.

– Вы выпили, а находитесь на работе!

– Все равно не выгонят. Кто за такую зарплату им работать станет?

Войнич сидел на корточках, разглядывая замок. Подобную конструкцию он видел впервые. Было бы у него пару часов времени поковыряться в ней отмычками, разобрался бы, но сейчас счет шел в лучшем случае на минуты. Наушник тем временем накалялся от эмоций.

– Дайте телефон вашего начальства!

– Чего вы такой нервный? Я диктую, набирайте.

Гнобин набрал названный Хрущом номер. Бронислав Францевич стал с кем-то ругаться по телефону, причем трубка у него была выставлена на громкую связь, чтобы хоть что-то расслышать. К своему удивлению, в «начальстве Хруща» Войнич узнал голос Маши, она стояла во дворе и общалась с хозяином особняка по телефону.

– …да, конечно, я понимаю, что это безобразие, – урезонивала она Гнобина под видом диспетчера энергосетей. – Но у нас проблемы с работниками. Мы прислали еще лучшего…

Войнич поставил стеллаж на место, замаскировав им массивную дверь бункера. Он взбежал по лестнице и прыгнул в инвалидную коляску, прикрыл ноги пледом, уронил голову на грудь. Сделал это вовремя. Маше не удалось удержать Гнобина на линии, тот, разгневанный, вытолкнул Хруща на двор.

– Ухожу, ухожу… – Станислав пятился к воротам.

Маша катила следом коляску. Войнич вскинул голову и негромко затянул пьяным голосом песню:

– Нас извлекут из-под обломков…

Стальная калитка в высоких воротах с грохотом закрылась за ними. Хрущ сплюнул под ноги.

– Голова от него пухнет, – после чего вскарабкался по стремянке к разводному щитку, недолго поковырялся в нем отверткой.

Банкомат в магазине напротив особняка ожил. Замигал экран. Деньги он так и не выплюнул, просто завис, выбросив на экран заставку. Женщина неуверенно постучала по нему кулачком:

– Слышь, банкоматик, ты мне хоть карточку отдай. С чем я в магазин пойду?

Но бездушный аппарат оказался глух к просьбе. Из калитки высунул голову Гнобин.

– Я же говорил тебе, батя, что все исправлю, – крикнул ему Хрущ. – А мое слово, как топор, сказал – отрубил. Иди смотри свой телевизор. Футбол скоро начнется.

Ничего не ответив, Бронислав Францевич закрыл калитку. Он постоял во дворе, задумчиво потер подбородок. Ну, не любил коллекционер, когда его отрывали от любимого занятия – осмотра экспонатов тайного собрания реликвий и раритетов. Это то же самое, что приставать к рыбаку с расспросами во время поклевки. Гнобин неторопливо анализировал ситуацию. Что-то странное было в этой троице, навестившей его дом, обычно закрытый для посторонних. Уж слишком напористо они ворвались к нему.

«Нет, все в порядке, – решил, поразмыслив, Бронислав Францевич. – Я же их ни на секунду из поля зрения не выпускал».

Спустившись в подвал, он присел, осмотрел стеллаж-маскировку. Ножки надежно стояли в гнездах.

«Ну да. Показалось. Слишком я подозрительным стал. Столько лет ничего не случалось. Ведь и не знает никто про мою коллекцию».

Коллекционер открыл толстую металлическую дверь. В хранилище ровно горел верхний свет. Настольная лампа высвечивала оставленный на столе лист пожелтевшей бумаги с нервными строчками гения поэзии. Гнобин сел в любимое кресло, поднял автограф и негромко, нараспев стал читать:

– …как мимолетное виденье, как гений чистой красоты…

Маринка Бирюкова проскользнула в номер к Портнову и тут же закрыла дверь на ключ изнутри. В ванной шумел душ. Звуки разбивающейся воды смешивались с негромким пением бывшего мента.

– …на горе стоит корова…

Женщина тут же заулыбалась похабной частушке. По жизни она редко когда ругалась матом, ну, разве что ударив мизинец на ноге о камень. Однако, когда «заводилась», то непристойные ругательства сексуального свойства из нее так и начинали сыпаться. Маринка почувствовала, что ей хочется материться. Она на цыпочках, чтобы не выдать своего присутствия, подошла к большому – до самого потолка – зеркальному шкафу-купе и, загадочно улыбнувшись своему отражению, спустила с плеч края широкого выреза летнего платья. Шелк с шуршанием соскользнул на пол.