Кирилл Казанцев - Блатная верность

– Тебя где носит? – чмокнув Марину в щеку, поинтересовался Андрей Павлович.

– По городу ходила, – женщина неопределенно махнула рукой. – А в мобильнике аккумулятор сел.

– Понятно. Мы так и подумали. Другой раз заряжай на ночь, – Бирюков достал телефон и нащелкал номер, поднес трубку к уху. – Какого хрена так долго не берет?

Марина поняла, что обман удался, ситуация для нее разрулилась.

– Ты чего так долго не отвечал? – строго спросил в телефон Андрей Павлович. – …Искал, значит? И что, нашел?.. В парикмахерской сказали, что она в солярий собралась? И теперь ты под дверью торчишь, ждешь… Не там ищешь, сыщик, и поменьше баб из парикмахерской слушай… Она у тебя в номере отыскалась… Чего, чего? Связь пропадает? Не слышишь меня?.. В номере она у тебя… Быстро возвращайся. Мигом.

Побледневший Портнов постучал в дверь и только потом боязливо зашел в номер, замер в прихожей.

– Ты чего сам к себе стучишься? – удивился Бирюков. – Мы что, в твоем номере с Маринкой будем сексом заниматься с самого утра? Дел у нас других нет.

Марина поняла, что сейчас Портнов на грани срыва, как и она десять минут тому назад – в шкафу с пистолетом в руке. По его ошалевшему взгляду было понятно, что он все еще подозревает самое худшее – будто Бирюков обнаружил жену голой в шкафу. Она скользнула за спину Андрею Павловичу и стала оттуда подавать знаки, мол, все в порядке.

– Собирайся, все вместе на пляж поедем. Машина в порядке?

– Не только машина, Андрей Павлович. У нас все в полном порядке, – бодро доложил Николай.

– А как же еще? Тогда выдвигаемся.

Петр Матульский сидел у кухонного окна и смотрел на улицу. В последние дни он стал замечать за Машей странности. И это не могло его не беспокоить. То, считай, на половину ночи исчезла. Вот и теперь уехала. А ведь раньше такого не случалось. Дочь почти все время проводила рядом с отцом.

«Уж не влюбилась ли?» – подумал инвалид.

С одной стороны, такой возможности следовало радоваться. Петр не хотел быть обузой для дочери. Но, как каждый родитель, он с подозрением смотрел на всех, кому могла приглянуться Маша. И тут он услышал звук двигателя ее скутера. Матульский мог бы различить его среди сотни других. Петр уже хотел высунуться из окна, чтобы приветственно махнуть дочери рукой, однако та почему-то не стала подъезжать к дому. Двигатель смолк. Отец не увидел Машу, она остановилась, так и не объехав дом.

«Может, не одна приехала, а с парнем?» – предположил он.

Любопытство взяло верх. Петр покатил на инвалидной коляске в комнату дочери, куда обычно вообще не заглядывал. Окно выходило на другую сторону дома, напротив которой стояли сараи и гаражи жильцов. Матульский выглянул в щель между неплотно сдвинутыми шторами. Нет, Маша приехала одна. Но сзади к сиденью скутера оказалась привязана его старая инвалидная коляска, которая уже несколько лет пылилась в сарае. Если бы дочь сейчас вела себя как обычно, возможно, он бы даже высунулся в окно и спросил бы, зачем ей понадобилась коляска. Но поведение Маши настораживало. Она, во-первых, была накрашена, во-вторых, воровато осмотрелась и быстро спрятала старую коляску в сарай. На улицу не выходила довольно долго. Когда вышла, то вся косметика была старательно смыта с лица.

Петр задумался и покатил на кухню. Когда Маша вошла в квартиру, Матульский не стал ее расспрашивать, напустив на себя беззаботный вид.

– Есть будешь? Я обед приготовил.

– Перекушу немного. – Маша приобняла отца и поцеловала его в темечко. – Ты у меня самый лучший. Ты сиди, я сама себе положу.

Маша ела торопливо и, как чувствовалось, без особого аппетита. Так всегда бывает с людьми, чьи мысли витают далеко от того места, где они находятся.

– Гулять сейчас пойдем или ближе к вечеру, когда солнце сядет? – спросил Петр как бы невзначай.

– Ой, папа. Боюсь, не получится у меня даже вечером. Я сейчас подруге обещала подъехать, ей надо помочь обои поклеить. Не обижайся, ладно? Буду поздно.

Матульскому хотелось спросить про коляску, а заодно напомнить Маше, что подруг у нее практически нет. Во всяком случае, таких близких, чтобы можно было им допоздна помогать с ремонтом.

– Я-то думал… – сказал он и замолчал.

– Я же тебе говорила об этом. Ты что, забыл?

– Может, и забыл, – голос у Матульского стал грустным.

– Не волнуйся, папа. Все у нас будет хорошо, – Маша быстро убрала со стола, но даже посуду не стала мыть, чего с ней практически никогда не случалось. – Не волнуйся за меня и не скучай. – Она вновь чмокнула отца на прощание и выбежала из квартиры.

Петр дождался, пока она выедет со двора, а затем и сам выкатился на площадку. Подъемник, сделанный Войничем, исправно спустил его к выходу из подъезда. Как можно быстрее он сумел забраться в машину.

Маша на скутере еще виднелась в конце улицы. Петр ехал в отдалении, чтобы не бросаться дочери в глаза. Чувствовал себя отвратительно – следил за дочерью, которая мало того, что его любила, так еще и практически лучшие годы жизни посвятила уходу за ним. Слава богу, Маша не заметила слежки. У Матульского немного отлегло от сердца, когда дочь свернула на дорогу, ведущую к дачам. Хотя бы стало ясно, куда она направляется. В сам поселок Петр заезжать не стал. Свернул на пустырь, заглушил двигатель, раскрыл дверцы. Морской ветер врывался в салон, неподалеку шелестели тростники.

«Раньше или позже все девушки покидают родительский дом, обзаводятся семьей, – думал он. – Но при чем здесь моя старая инвалидная коляска?»

Маша, хоть у нее и был свой ключ от дачи, постучала в дверь. Чуть приоткрылась занавеска на окне. Открыл ее Михаил.

– Быстро ты обернулась.

– Тебя хотела увидеть, – сказала она и тут же отвела взгляд.

– Давай не будем сейчас об этом, – Войнич взял ее за руку. – Стас наверху. Мы уже обсудили кое-что.

– Без меня?

– Не сидеть же нам молча. Если и ты что-нибудь за это время придумала, выслушаем.

– Идем.

Хрущ сидел за столом в мансарде. Рядом с ним стояла большая чашка с остывшим кофе. В пепельнице белела горка окурков.

– Привет, – сказал он, даже не подумав подняться навстречу хозяйке. – Отец ничего не заподозрил? Мы специально наверху решили позаседать. Он же сюда не поднимется?

– Не поднимется, – сказала Маша, хотя и чувствовалось, что обсуждать отца за глаза ей неприятно. – Он ничего не заподозрил.

– Ну и отлично, – Хрущ указал взглядом на стулья, мол, присаживайтесь.

Войнич зашелестел старой строительной «синькой» с каким-то планом.

– Что это? – глянула на истертый чертеж Маша.

– План квартала, где живет Гнобин, со всеми коммуникациями.

– Где ты его взял?

– При должном финансировании достать можно все, что угодно, – ухмыльнулся Хрущ.