Виктор Пронин - Высшая мера

- Ну ты даешь! Садись, - сказал Кандауров, отодвигая стул, стоявший рядом с Юферевым. - Знакомься… Это мой друг, Саша его зовут. Саша, знакомься, это Наташа, совершенно обалденная баба!

- Александр Юферев, - капитан привстал.

- Вот, Наташа, как надо знакомиться… Сразу и имя, и фамилия. Ты сама-то по фамилии кто будешь? - Не зря, ох не зря Кандауров отстрадал в своей жизни сотни допросов, очных ставок, опознаний. Юферев не мог не отдать ему должное - правильно себя вел Кандауров, грамотно.

- Максимова, - улыбнулась Наташа, не почувствовав в вопросе подвоха. - Наташа Максимова, - повторила она. - Телефон дать? Адресок?

- Не помешало бы, не помешало бы, - произнес Кандауров, но что-то остановился, не стал записывать. Может быть, просто усовестился - ведь выпытывал он, выспрашивал, раскручивал девочку, и эти ментовские повадки смутили его самого. - Что будешь пить?

- Конечно, шампанское!

- Какое?

- Холодное. И если можно - настоящее. Остальное - не важно.

- Неплохо сказано. - Кандауров озадаченно склонил голову. - А на закусь?

- Хотелось бы рыбки…

- Тоже холодной? - спросил официант, неслышно возникший у стола и уже что-то чиркающий карандашиком в маленьком блокнотике с отрывными листочками.

- Да, - кивнула Наташа. - Холодной. Но копчения - горячего.

- И все?

- Если говорить обо мне… - Наташа помолчала, в раздумье взяла губами уголок салфетки, как бы снимая излишки помады. - Нет-нет, больше ничего.

- У нас тоже все есть, - сказал Кандауров. - Саша, ты как… Выпьем за знакомство? У тебя когда-нибудь была такая красивая женщина?

- Будет, - проворчал Юферев.

Официант принес шампанское и осетрину.

К столику подошел парень от того самого стола, от которого Кандауров пригласил Наташу, и остановился в нескольких шагах.

- Она подойдет через пять минут, - сказал Кандауров. - Годится?

Парень склонил голову, удалился, так и не произнеся ни единого слова.

- Твои ребята? - спросил Кандауров.

- Эти? - Наташа удивленно посмотрела на него. - Конечно, нет. Случайная публика.

- Совсем случайная?

- Сегодня познакомились.

- Но у тебя наверняка есть постоянная свита?

- Конечно! Как и у каждого приличного…

- Понятно. - Кандауров не стал дожидаться, пока Наташа найдет нужное слово. - Не обижают?

- Смотря что иметь в виду.

- Если обижают… Намекни.

- Разберешься?

- Немедленно.

- Они крутые ребята, - неопределенно улыбнулась Наташа.

- А о нем ты ничего не слышала? - спросил Юферев, указывая на Кандаурова.

- Слышала, что он хозяин этого заведения.

- Значит, ты его совершенно не знаешь. Проверь. Дай телефон, адресок… Если они захотят разобраться с Костей… Сразу все станет ясно. - Юферев придвинул к Наташе салфетку и положил рядом ручку. - Давай, - сказал он. - Сказанное слово - это кирпич в стене.

- Ты так думаешь?

- Уверен.

- А мне больше нравится кирпич в свободном полете, - задумчиво проговорил Кандауров.

- Мне тоже, - сказала Наташа и, взяв ручку, быстро набросала несколько цифр. На секунду рука ее задержалась в нерешительности - стоит ли писать адрес. - Нет, на первый случай этого вполне достаточно, - сказала она. - Давайте на посошок… Мне пора. Надо же соблюдать хоть какое-то приличие. До скорой встречи! - сказала Наташа, поднимая бокал с шампанским.

На следующий день около одиннадцати утра в кабинете Юферева раздался телефонный звонок.

- Привет, Саша, - услышал следователь голос Кандаурова. - Скажи, на Ульяновской улице твои ребята работают?

- Нет, а что?

- Значит, ничего не знаешь… - Голос у Кандаурова был непривычно печален, даже с какой-то обреченностью. - Полчаса назад я позвонил по телефону, который дала Наташа.

- И что?

- Значит, ты все-таки ничего не знаешь… Она убита.

- Наташа?!

- Она убита. Представляешь… А я почти втрескался. Так долго не влюблялся, так долго… Лет десять, наверное, а может, и больше.

- Подожди… Как убита?

- Ножом по горлу. От уха до уха.

- Так, - сказал Юферев, тяжело опадая в кресле. - Ты уже был там, в квартире?

- Менты не пустили. Но тебя пустят. Не надо было мне вчера к ней подходить.

- Мы бы все равно на нее вышли.

- А не подойди я к ней, не влюбился бы.

- Ты заметил, какая у нее помада?

- Красная.

- У нее привычка - брать губами уголок салфетки, - сказал Юферев как-то некстати.

- К чему это ты?

- Она была в доме Апыхтина в день убийства.

- Это доказано?

- Да. Экспертиза подтвердила. Помада совпала. Я вчера прихватил со стола ее салфетку.

- Хорошо… И что из этого следует? - уже с раздражением спросил Кандауров.

- У вас в любом случае не было бы счастливой жизни.

- А кто тебе сказал, что я стремлюсь к счастливой жизни?! - заорал Кандауров, уже не сдерживаясь.

- Все к этому стремятся, - ответил Юферев, нисколько не задетый тоном Кандаурова.

- И ты тоже?

- И с тем же успехом. Я выезжаю. - И Юферев положил трубку.

Апыхтин сошел с самолета в аэропорту Шереметьево в том же состоянии легкости и какого-то душевного подъема.

Что-то произошло с ним и происходило постоянно, он совершал странные действия, сам при этом нисколько не удивляясь, не готовясь к ним, не затевая этих действий.

Он был трезв, давно трезв, пить не хотелось. Даже на Кипре в последние дни единственное, что он мог выпить, так это стакан холодного сухого вина, да и то не для хмеля, а из желания утолить жажду.

Выйдя на плошадь аэропорта, он некоторое время стоял, подняв голову, снова, как на Кипре, ловя лицом жар солнца. А потом, не сознавая странности своего поступка, прошел к автобусу и сел где-то в середине салона у окна, хотя минуту назад даже не думал об этом. Если бы кто-нибудь из прежней его жизни увидел Апыхтина в автобусе, то был бы немало удивлен - самое естественное для него было бы подойти вон к тому серебристому «мерседесу», бросить сумку на заднее сиденье, а самому устроиться рядом с водителем. Но сейчас это не пришло ему в голову, он поступил как какой-нибудь несчастный турист, купивший на последние два доллара тапочки для жены и маечку для дочки.

Что-то происходило с Апыхтиным, что-то происходило, а он и не пытался понять, что с ним, куда катится так быстро и неудержимо. Иногда его лицо принимало напряженное выражение человека, которому что-то поручено, а он никак не может вспомнить - что же именно, когда и для кого он должен это сделать?

- С югов? - спросил толстый, верткий мужичок, устроившийся рядом с ним в автобусе.

- А что, похоже? - откликнулся Апыхтин, не сознавая даже, что отвечает совсем не так, как прежде. Раньше он бы мог усмехнуться снисходительно, мог бы промолчать или сказать нечто такое, что сразу поставило бы мужика на место. А сейчас… Он вполне доброжелательно повернулся к нему и произнес слова не только не обидные, а даже поощряющие соседа к разговору.