Анна Малышева - Дом у последнего фонаря

Улика тяготила Александру, и она обрадовалась возможности от нее освободиться. Убрав телефон обратно в пакет, Олег сунул сверток в карман куртки.

– А тебя для отдельного разговора приглашали? – осведомился он.

– Мне никто не звонил.

– Если позовут, не говори там лишнего о Лизе. Ей и так нелегко придется.

– Разумеется, я не заикнусь ни о каком гипнозе, – поежилась Александра. – Это было бы дико. И об экспериментах с бессмертием упоминать тоже лишнее. Самое главное, чтобы Лизе удалось оправдаться. Ведь ее в чем-то подозревают?

– Боюсь, да. Она сама виновата. «Не помню, не знаю» – только от нее и слышно. Между прочим, на даче эта прекрасная Ирина Вячеславовна поинтересовалась у меня, нет ли у девушки проблем с наркотиками, с психикой? Представляешь, какое впечатление произвела Лиза?!

– А у нее правда нет таких проблем?

– Как ни странно, нет.

– Тебе-то откуда известно? – усомнилась Александра. – Ты сто лет с ней не общался.

– Задал вопрос ее маме.

– Но они с матерью уже два года живут порознь. Светлана не может знать всего. Тем более Лиза не слишком ей открывается, она ее боится…

– Помнишь, что я тебе говорил о Лизе? – Мужчина невесело улыбнулся. – Некоторым людям нужно бояться только самих себя. Они до краев полны несчастьями и неудачами. Стоит им сделать лишнее движение, и все плещется через край…

Буханков неожиданно начал застегивать куртку:

– Спасибо за компанию, поеду-ка я спать. Денек будет тот еще… Снова кладбище, вдовушка, и показания опять давать. А послезавтра похороны.

Александра двинулась следом, провожая гостя к двери:

– Спроси Ирину Вячеславовну, отчего и когда умер Лыгин, пожалуйста!

– Отчего – ты видела, по-моему. А когда… Утром или вечером, какая тебе разница?

– Я не знаю, какие провалы в памяти могут образоваться у человека под гипнозом, – художница остановилась на пороге, широко распахнув дверь, чтобы на крутую железную лестницу падал свет, – но чтобы Лиза тем вечером приехала ко мне, после того как совершила убийство, тем самым ножом, и не помнила ничего, совершенно ничего… Осторожно, не сверни шею!

Олег уже ступил на первую ступеньку, гулко отозвавшуюся на тяжесть его тела. Обернувшись, он с сожалением произнес:

– Если бы я предвидел, что все обернется так скверно…

– Что бы ты сделал? – усмехнулась женщина.

– Я бы никогда не порекомендовал тебя Лыгину, для того чтобы избавиться от коллекций.

Он начал спускаться прежде, чем Александра осознала смысл услышанных слов. Запоздало очнувшись, женщина перегнулась через перила:

– Постой! Так это был ты?! Каким образом?! Почему же ты молчал?!

Снизу, из темноты, поглотившей старинную лестницу, как со дна ямы, негромко донеслось:

– Твой телефон мне как-то дала Альбина. Я с ее слов сразу понял, что это ты, но все не решался позвонить. А когда решил бросить дела с Лыгиным, взамен сосватал ему тебя. Как видишь, услуга не стоит благодарности…

И вновь раздались шаги. Александра стояла на площадке до тех пор, пока внизу не хлопнула входная дверь подъезда. Только тогда она преодолела сковавшее ее оцепенение и вернулась в мастерскую.

Кошка, выбравшаяся из своего убежища, как только люди покинули комнату, манерно расхаживала по столу, доедая остатки сыра и ветчины. Она упорно делала вид, что не замечает хозяйку, устало присевшую рядом, облокотясь на спинку стула.

– Так-то, – сказала ей женщина. – Больше никаких тайн.

Следующее утро началось неожиданно удачно. Позвонила старая знакомая и сообщила, что готова расстаться с несколькими русскими пейзажами, наследством покойного отца. Александра, отлично помнившая, о каких картинах идет речь, обрадовалась, не сомневаясь в том, что продаст их быстро и с выгодой. Затем, с промежутком в полчаса, раздался звонок из Питера. Ей предлагали реализовать серию фарфоровых пасхальных яиц 1915 года с патриотической символикой, посвященной победам русского оружия. Цена, назначенная владельцем коллекции, была так гуманна, что Александра мгновенно согласилась приехать за товаром.

– Но завтра я освобожусь только вечером, – оговорилась она, вспомнив о похоронах. – Значит, двадцать девятого утром я буду у вас.

Согрев на плитке большую кастрюлю воды, Александра вымылась, стоя в тазу и отчаянно дрожа от холода. Растирая короткие волосы полотенцем, женщина попутно одевалась и собирала сумку. Выбросив на стол ненужные книги и бумаги, она затолкнула в парусиновый «мешок» каталоги ближайших выставок, которые твердо решила сегодня показать Евгению Игоревичу. Предупреждение Олега не общаться с Эрделем ничуть не впечатлило женщину. Она по опыту знала, что один и тот же человек может честно сотрудничать с одним партнером и жульничать с другим.

«Заодно расскажу Эрделю про пейзажи и пасхальные яйца, старик может заинтересоваться!» Склонившись перед зеленым от времени, мутным зеркалом, женщина просушила волосы феном и заодно направила горячую волну воздуха на грудь и шею, чтобы согреться после купания в ледяной мастерской, пронизанной сквозняками. «Недурно начинается неделя… А где это я слышала, что покойники приносят счастье?»

Но ей снова вспомнился потусторонний голос Лизы, прозвучавший последний раз в трубке. «Двуликий заберет двоих. Второй будет женщина… Он может прийти за вами…»

Пытаясь унять дрожь, Александра натянула второй шерстяной свитер поверх первого и торопливо застегнула куртку. «Бедная девочка, она вся в отца – тоже умудряется заражать своим безумием окружающих…»

Спустившись на третий этаж, художница постучалась к Стасу. Открыла его домработница.

– Нету дома, – сурово ответила старуха, делая попытку тут же закрыть дверь.

– Вот деньги на похороны, от двух моих знакомых.

– Давай сюда. – Марья Семеновна протянула грубую темную ладонь. – Кто это расщедрился?

– Эрдель и Буханков.

Старая уборщица, более полувека кочевавшая по московским мастерским в качестве модели и прислуги, знала всех и вся. Она авторитетно кивнула:

– С Эрделем наш Сергей, покойник, был знаком. А вот Буханков – это кто такой?

– Мы вместе в Питере учились.

– Ах, в Питере… – протянула домработница с таким видом, будто художница призналась в совершенном некогда преступлении. – Тогда, конечно, я его не знаю.

Деньги были приняты, и Александра узнала время похорон.

– Завтра в десять, – вздохнула Марья Семеновна. – Ты-то хоть придешь? А то соберутся одни дармоеды и алкоголики.

– Приду обязательно, – пообещала Александра.

Спускаясь по лестнице, она размышляла о том, что ей придется очень постараться, чтобы поочередно присутствовать на двух похоронах, хотя обе церемонии были назначены не одновременно.