Анна Малышева - Дом у последнего фонаря

– И дальше комедия пошла как по маслу. Мы втроем разыгрывали ее для вас, а вы ни о чем не догадывались… Жалели меня… А я молчала, хотя видела, как вас с головой втягивают в омут. Если бы вы слышали, что мама говорила следователю! Речь шла только о вас! «Проверьте, где эта негодяйка была, что делала… За копейки спустила все коллекции мужа, а тот ничего и не знал… В ее интересах было, чтобы он умер поскорее!» Даже дядя Олег считал, что она переигрывает. На другой день он приехал в Сокольники, мама заговорила про то, как надежней утопить вас, и он ее остановил. Сказал: «Не заражай меня своей чумой!» Велел, чтобы она следила за мной, потому что я с расстройства могу ляпнуть что-нибудь… Решил, что на похороны мне лучше не ходить. Тогда же мама начала давать мне таблетки… Я их принимала. Спать было приятнее, чем думать и вспоминать. Вы говорите, нужно было отказываться от лекарства… Но мне в те дни хотелось уснуть навсегда. Я уже поняла, что мира между мной и мамой не будет. Иногда я ловила на себе ее взгляд… И тогда понимала, кто станет следующей жертвой Бафомета.

О Бафомете, семейной легенде и родовом проклятии, Александра немало услышала в ту исповедальную ночь. Подвеска, которую Лыгин, не снимая, носил на шее, наконец перекочевала к его единственной наследнице. Александра отдала ее Лизе, наказав бережно хранить и не продавать за бесценок.

– Сдается мне, она все-таки настоящая, – сказала женщина.

– Конечно, настоящая! – улыбнулась Лиза. Улыбка удивительно шла к ее бледному заплаканному лицу. – Ее несколько раз воровали, она терялась, но всегда возвращалась в семью. Она вернулась даже из хранилищ Ватикана. Отец еще до моего рождения купил у подпольного торговца две краденки – подвеску и средневековый трактат об алхимии. Обе вещи из Ватикана, из архивов инквизиции. И что вы думаете, подвеска оказалась наша, родовая! Прежде у отца были только рисунки и описания, копии из архивов барона Варнбюлера. Представьте, сколько случайностей должно было переплестись, чтобы подвеска из Рима попала в Москву, и не к кому-нибудь, а к законному владельцу!

– А как назывался трактат? – с замиранием сердца спросила женщина.

– Не помню точно. Что-то про ворона. Оттуда папа и вычитал про птичьи жертвоприношения.

– Он действительно, из Ватикана? Из архивов инквизиции?

– Папа так говорил. А он никогда не врал, – с гордостью заявила девушка. – Но трактат меня мало интересовал, а вот о нашем демоне я слушать любила… Мне так нравилось, что у нас есть свой демон! Собаку родители не заводили, кошку тоже, с птицами сами понимаете, что было… Так хоть какая-то замена!

Легенду о двуликом божестве, охраняющем род Моле – Варнбюлеров из поколения в поколение, девушка помнила наизусть, как дети помнят любимые сказки. Она рассказывала Александре, не сводя блестящих глаз с подвески, покоящейся на ее узкой, подрагивающей ладони:

– Демон-хранитель может даровать долголетие, ясновидение, предупреждать об опасности, но, призванный в мир людей особым образом, начинает убивать. И всегда берет двоих, мужчину и женщину. Одно его лицо – это прошлое, которого уже нет. Другое – будущее, которого еще нет. Но есть и третий, сокровенный лик, взгляд которого вечно устремлен в настоящее. Ни один смертный человек не осознает смысла того, что происходит с ним в настоящий момент. Что такое настоящее? Как только ты подумаешь о нем, оно уже стало прошлым. Когда ты еще не думаешь о нем – это темное будущее. Все невидимо, неуловимо, все вечно.

Лиза произносила слова, которые Александра уже слышала некогда от Лыгина, но теперь они звучали иначе. Если в голосе отца отчетливо слышалась ирония, то в голосе дочери звенела надежда.

– И я верю, – говорила девушка, – верю, что он не исчез навсегда. Мы все-таки сможем когда-нибудь поговорить. У меня осталось о нем так мало воспоминаний… Но они значат больше, чем вся моя жизнь. И я верю – ничто не кончено. И когда я умру, после меня тоже останется след, по которому пройдет кто-то другой…

– Непременно, – тихо откликнулась женщина, также глядя на подвеску. Впервые за последние дни ее покинуло мучительное ощущение, что реальность рассыпается, как замок, построенный из песка. – Что-то всегда остается.

…Александра не заметила, когда уснула. Разбудил ее голос соседки, спускавшейся с верхней полки:

– Через час Москва, так что если хотите умыться…

Вернувшись в купе, женщина позвонила врачу, наблюдающему Олега. Его телефон она попросила перед поездкой в Питер. В тот день пациент пришел в себя, но посетительницу к нему не пустили, пообещав разрешить встречу через пару дней.

– Я как раз на обходе, – сказал молодой врач. – Он в сознании. Можете приехать, в общие часы посещений. С четырех до шести.

И ровно в четыре Александра вошла в палату, куда Олега перевели после того, как ему стало лучше. Здесь, кроме него, было еще пятеро больных. Буханков лежал у самой двери, в полутемном углу. Женщина, чувствуя себя очень неловко, подошла и остановилась у кровати, не зная, куда деть пакет с передачей. Тумбочка в изголовье была заставлена чашками, завалена свертками. Ближайший сосед сочно, внушительно храпел.

– Саша! – обрадованно воскликнул Олег и сделал попытку приподняться на локте. – А я гадал, придет ко мне кто-нибудь или нет? Пока только следователь и был. Вчера вечером.

– Лежи, не прыгай. – Александра показала ему пакет: – Я купила гранаты, яблоки, апельсины. Ты столько крови потерял.

– Саша… – Мужчина пытался поймать ее взгляд, а она упорно отводила глаза. – Я думал, ты не придешь… Мне столько нужно тебе объяснить! Садись, не бойся, – он похлопал рукой по краю постели. – Видишь, комфорт относительный. Стульев не предусмотрено.

Художница присела.

– Надеюсь, через недельку меня выпустят, под расписку, – с воодушевлением продолжал Олег. – Потому что, понимаешь ли, нет резона тут загорать. В этой больнице еще хуже заболеешь. Надо будет – в Москве долечусь. Ты… о Светлане знаешь?

– Подписка о невыезде до суда, – понизив голос, ответила Александра.

– А откуда знаешь? Следователь сказал? Мужик мировой, кстати.

– Нет, мне сказала Лиза. Мы с ней общаемся. Можно сказать, подружились.

Прищурившись, Олег ожидал продолжения, но Александра дипломатично хранила молчание. Наконец мужчина не выдержал:

– Ну и хорошо, а то она осталась совсем одна.

– Тебе бы с самого начала ее пожалеть, Олег! – с упреком заметила художница. – Зачем эти крокодиловы слезы? Ты же все время наводил меня на мысль, что отца убила она!

– Тсс! – Олег, дернувшись, оглянулся на храпящего соседа. – Да это все Светлана задумала, при чем тут я? Она настаивала, чтобы впутать девчонку. Ей хотелось, чтобы мы с ней были заодно. Знаешь, такие люди все рассчитывают и в конце концов ставят тебе подножку…