Лидия Ульянова - Размах крыльев ангела

Зеркало было большим, действительно старинным, с помутневшим стеклом и деревянной рамой в мелких завитушках. Оно висело на толстой металлической цепи, намотанной на вбитый в стену мощный горбыль. Когда Вадим снимал этот антиквариат, чуть было не уронил себе на ноги, мрачно выругался сквозь зубы: не хватало только ноги переломать. Машка в ответ на это только рассмеялась, сидя на полу у входной двери. Кричать и звать на помощь она даже не пыталась, да и что толку, дом дореволюционный, слышимость нулевая. Вадим со знанием дела изучил предмет мебели, простучал костяшками пальцев, ощупал каждый деревянный завиток, выковырял с обратной стороны лист посеревшей от времени фанеры, отогнув мелкие сапожные гвозди. Зеркало не таило в себе ничего интересного, совсем ничего, за исключением просыпавшихся из-за фанеры засохших букашек прошлого, возможно, века. Машка тихонько потешалась, вытянув по полу ноги, прислонившись к стене спиной. От ее колкостей Вадим начал потихоньку заводиться, но бросать начатое не собирался. После зеркала настал черед столика красного дерева, столик был безжалостно разбит на несколько составных частей, но и это не принесло удачи.

– И что же теперь делать? – ехидно поинтересовалась Мария из своего угла. – Думай, Вадим, думай. Ты же отличный опер, майор внутренней службы как-никак. Ты же за несколько дней, на глазах у изумленной публики, преступление раскрыл – заговор против бедной девушки.

Вадим резко дернулся в ее сторону: нельзя же так, в самом деле. Ее скоро убивать будут, а она сидит и потешается над ним. Хотел отвесить оплеуху, чтобы помалкивала, но передумал, встретившись с ней взглядом. Не пожалел ее, нет, но наткнулся глазами словно бы на острые шипы, какие в войну перед танками выставляли. Зараза какая, как будто ему сейчас легко! Он же не мокрушник, он вор, никогда раньше в мокрых делах не участвовал. Даже когда на зоне кошку ловили и разделывали для пикника, и то уходил, не мог смотреть. Александре легко командовать по телефону: заканчивай со всем этим, домой возвращайся, концы в воду – и назад, бестолочь. Сама бы попробовала. Да и сидеть, ежели что, снова ему, Сашка в стороне останется, вся в белом.

– Послушай, а что ты будешь делать, если не найдешь? – не унималась она. – Все равно меня укокошишь? Уконтрапупишь? – Как ни веселилась, а произнести применительно к себе коротенькое слово «убить» не могла. – Вадя, мой тебе совет, хоть квартиру к рукам прибери, сам говорил, отличная квартирка.

– Ага, и что потом со мной твой дружок детства сделает? Голым в Африку пустит? Ты что, хочешь, чтобы я себе приговор подписал?

Тема эта уже рассматривалась и обсуждалась, вариант с квартирой был глухим.

– Ну да, ну да. Вадь, а ты как, меня тоже по голове приголубишь тяжеленьким? А после на кусочки меня порежешь и ночью в Неву повыкидываешь? Я ведь тебя на днях как человека просила ножи наточить, а ты «потом». Надо было не откладывать, а то теперь придется…

– Да заткнись ты! – Вадим все же не выдержал, подскочил и дал подзатыльник. Не хватало ему от нее выслушивать этот бред. – За кого ты меня принимаешь? Я тебе что, мясник? – ответил зло, мстительно. – Я тебя в квартире оставлю, полежишь в тепле, в одиночестве. Когда тебя твой дружок найдет, будешь редкая красотка, вот он полюбуется. Раздувшаяся от жары спящая красавица. Всплакнет небось, дружок твой? А что, за такую хату можно и поплакать, зато будет ему где кантоваться после развода. Все как ты хотела, Маша.

А что, он прав, с ее исчезновением и у Мишки будет проблем меньше. Похоронит он ее, разумеется, рядом с мамой, папой и бабушкой, Лизина мама будет за ними ухаживать. Цветы сажать, осенью листья убирать, весной свежий песок сыпать. Маша вспомнила, как впервые после возвращения пошла на кладбище и встретила там маму Лизы в смешном, бесформенном плаще. А еще вспомнила, как разговаривала с бабушкой, а сверху на нее ворона ветку уронила. Ой, она ведь тогда как раз рассказывала про Гавриловну. Гавриловна сказала, что все у Маши будет хорошо, потому что у нее на плече ангел сидит.

Маша подняла голову вверх, обвела глазами потолок. На потолке не было ничего примечательного, только легкое светлое пятно, отбрасываемое косо прислоненным к стене зеркалом. Ангела не наблюдалось.

– Вадим, а зачем ты со слежкой придумал? Какой-то «Форд» дурацкий, только лишние подозрения вызывал, – продолжала выпытывать она.

Вадим поглядел с жалостью: какая уж теперь разница, когда все предрешено.

– Ну расскажи, что тебе стоит. Я столько времени голову себе ломала, а тебе жалко рассказать. Пойдем на кухню, что здесь сидеть?

Вадим послушно направился из прихожей, только вздохнул:

– Ты, Машка, хоть и дурочка, но какая-то неуемная. Это только казалось, что с тобой проблем не будет. С тобой же одни хлопоты, туда-сюда мотаться. Только на билеты сколько денег угрохали! Я первый раз весной приехал, думал, что сразу все проверну. А у тебя даже ключи от квартиры не выудишь, ты сумку нигде не оставляешь, а на улице ее носишь, будто в ней красная ядерная кнопка президента. Да и я не карманник. Хорошо, у меня здесь кореш есть, сидели вместе, он вписался. Он к тебе в магазин пришел, познакомился. Мы думали, он за тобой приударит, и ты его в квартиру пустишь, а ты ни в какую. Фактурный мужик, чем он тебе не понравился, скажи?

– А-а! Это тот, который в магазине ошивался? Он, Вадя, выпендривался много, крутого из себя строил, а у меня был уже один крутой, хватит. Александром Македонским звали, как полководца. То ли дело ты…

Последнее утверждение, вырвавшееся у Маши совершенно спонтанно, было, по крайней мере, спорным. Крутой полководец Македонский, Бешеный Муж, был не подарком, слов нет, но на жизнь не покушался. Так, поколачивал иногда под горячую руку…

– Если решила слушать, так не перебивай, – с обидой заметил Вадим. Ему действительно захотелось ей рассказать обо всех своих здешних злоключениях, чтобы не думала, что ему легко. А то сидит, дразнит. – Петруха, когда вы вместе обедать ходили, ключики у тебя подрезал и в туалете слепки снял, а потом обратно в сумочку кинул. Он, кстати, на это мастер, он любые ключи вытачить может. Так вот, я как раз тогда тебя засек вместе с твоим Мишей, а дальше все было просто. Твой Миша и я одного склада, похожи мы. Он-то, конечно, весь из себя папик навороченный, но если у него «Порше Кайен» отобрать, одеть попроще, очочки его снять, то мы похожи. Я зашел в магазин, купил себе костюм светлый, как у него, – и готово дело. Ну не как у него, обычный костюм, но незаметно без бирки и издали. А еще очки себе купил, за пятьсот рублей, китайские, но как будто золотые. Взял ключики от твоей квартиры и пошел себе спокойно, даже с консьержкой поздоровался. Света внизу мало, в подъезде. А главное, она мне такая «Здрасте!» говорит и улыбается, как старому знакомому, так что без проблем прошел. Квартира у тебя большая только, с одного раза не сообразишь, где что лежать может. Я бы, разумеется, подольше пошарил, да Петька позвонил, мол, ты с работы вышла и домой собралась, пришлось ноги уносить. Я, Маша, ходил бы себе да ходил, искал бы спокойно, если бы не твоя, блин, любовь к чистоте. Пыль у нее, видите ли, не на тех местах лежит! Переполох подняла, замки поменяла…