Лидия Ульянова - Размах крыльев ангела

– Ничего, придется оторваться, после досовещается и с женой разберется, если будет себя хорошо вести. А на нет и суда нет, тебе одной не так страшно здесь лежать будет. Ха-ха. Представляешь, найдут двоих, полуразложившихся. Знаешь, что подумают? Подумают, покончили с собой от несчастной любви, и Карина подтвердит. Всячески. И мне спасибо скажет.

Строил из себя опереточного злодея, чувствовал, что это должно на нее подействовать. Она к собственной жизни относится как плохая хозяйка, а других благополучие высоко ценит, даже выше, чем нужно. Она, если что и знает, все теперь должна выложить, лишь бы он распрекрасного Михал Юрича не трогал.

Видать, переиграл где-то, как плохой актер, пережал ситуацию. Маша почувствовала фальшь, готова была по-станиславски закричать: «Не верю». В самом деле, он же обычный воришка. Мишка, безусловно, с такими не раз дело имел, и с людьми посерьезней дело имел. Вадику бы, если собственная шкура дорога, от Мишки подальше держаться, не лезть на рожон. Просто пугает, никакой Мишка ему тут и в помине не нужен. Это она, Маша, должна бы Мишей прикрываться, а не наоборот. А что, если попробовать использовать эту ситуацию? Раз он хочет, чтобы Машка испугалась, что он и Мишу убьет, пусть по-его будет. Степаныч говорил, когда блефуешь, самое главное – самому поверить.

– Вадичка, миленький, – вполне натурально взмолилась Маша, – не надо Мишу трогать. Хоть его в покое оставь! Давай мы как-то без Миши разберемся, он все равно ничего нового не скажет. Я сама тебе все-все расскажу, что только знаю. Пожалуйста, Мишку не трогай.

Уф, кажется, сдвинулось с мертвой точки. Осталось только выяснить, что же она реально знает. Хорошо бы что-то путное. Вот ведь коза! Казалось бы, говори, рассказывай все подряд, вдруг поможет, а она знает и молчит.

– Ну говори, – милостиво разрешил Вадим, вроде бы нехотя. Боялся спугнуть удачу, вдруг услышит сейчас бесполезное что-то.

– Я, Вадим, не хотела тебе рассказывать, – медленно начала Мария после паузы. – То есть нет, я сразу же хотела сказать, как Мишка ушел, но что-то удержало. Наверно, я начала догадываться, что что-то не так… Сама не знаю. Я подумала, пусть ты пока ничего не знаешь, я тебя потом зато обрадую. И еще… Мишка с меня слово взял, что я никому ничего не буду показывать. Он сказал, что это опасно, когда у девушки дома такие ценности, сказал, что все нормальные люди такое в банке держат. Он даже хотел их с собой забрать, а потом оставил. Ты знаешь, они красивые такие, глаз не отвести, мне из рук их было жалко выпускать, он и оставил. Представляешь, они на солнце переливаются так красиво, даже глаза слепит. Даже представить трудно, что это кто-то носил. У меня раньше было много украшений, мне муж покупал, и бриллианты были неплохие, но даже сравнивать нельзя, это… это…

От избытка чувств Мария принялась хватать ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.

– Понятно, – перебил Вадим, его не прельщало выслушивать о красоте находки, достаточно было самого факта ее существования. – А сколько их, на сколько лавэ потянут?

– Я не знаю, – в растерянности протянула Маша, досадуя на то, что перебил, – много, надо думать. Там колье с сапфирами и бриллиантами, серьги с крупными рубинами и еще такая штучка, как масоны на грудь вешали, тоже с драгоценными камнями. Мишка сказал, что его мама их оценивать ходила, сказали, что особенно эта штучка ценная, она имеет отношение к религии и выполнена каким-то очень известным мастером.

Марию, что называется, понесло, врала она легко и вдохновенно, рисуя в собственном воображении все эти предметы, особенно «масонскую штучку». Элементарно: сокровища Алмазного фонда сложить с сокровищами Золотой кладовой, поделить, и получается как раз то, что нужно.

– Нет, они все прямо-таки неземной красоты, ты не представляешь!

– Понял, красивые. И где они все время лежали?

– В сейфе. У меня в спальне, в сейфе. Там, оказывается, сейф с секретом. Что-то надо нажать, и открывается вторая камера, маленькая совсем. Там они и лежали. Хорошо, что Карина про вторую камеру не знала, только Миша знал.

Ох, какое это, оказывается, упоительное занятие – блефовать. Прав был Степаныч, главное – самой верить.

– И что, он все так, с бухты-барахты, тебе оставил? Самому не надо, что ли? – с недоверием спросил Вадим. Трудно представить, что нашли они вместе, а досталось одной Машке.

– Так ведь это мое, моя часть. Бабушка с сестрой из-за них поругались, Миша сказал. Бабушкина сестра их нашла и отказалась делиться, сказала: кто нашел, тому и принадлежит. А потом, когда узнала, что бабушка умерла, пожалела. Ей-то казалось, что бабушка долго будет жить, успеется поделиться, а вон как все вышло. Она мне хотела отдать, но, когда собралась, у нас уже финансовые трудности в семье начались, мы квартиру продали, и бабушкина сестра решила, что Македонский драгоценности промотает. Короче, не отдала. Она, бабушкина сестра, свою долю продала и жила много лет на эти деньги, а мое осталось нетронутым.

– А что же тебе твой дружок целый год мозги пудрил? – не уставал допытываться Вадим. – Почему сразу не сказал, что ты у нас наследница?

Ох ты! Довралась, называется. Действительно, если все так, как она напридумывала, то почему же до сих пор никто ей не сказал? Да, бред получается.

Маша замялась, потупила глазки, жеманно повертела в руках салфетку.

– Ну… Ну, в общем… – Надо как-то понатуральней, как Степаныч умел делать, когда у него на руках одни мелкие карты. – Они все считали, что я… что я маленькая еще. Я для них для всех всегда была маленькой, самой младшей. Они все думали, что потом скажут, когда я вырасту.

Вот уж вправду бред бредячий!

Но Вадим, как ни странно, поверил. Кто же тут не поверит, на нее глядя? Он бы тоже считал ее маленькой и несмышленой, если бы все по-другому повернулось. Долго бы считал, всю жизнь…

– Маш, так делись давай. Че, ты делиться не хочешь? Даже маленькие девочки знают, что нужно делиться. Показывай красоту неземную, авось и я проникнусь.

Легко так сказал, в шутку, но смысл был совершенно не шуточный, и оба они это понимали.

Вот мы и приплыли, Мария Константиновна. Как веревочке ни виться… И что теперь делать прикажешь? Эх, была не была!

– Что, не терпится? – спросила заинтересованно. – А чего тебе больше не терпится – полюбоваться или заграбастать побыстрей?

– Маш, не тяни, – миролюбиво попросил он, – ты же знаешь, для меня они художественной ценности не представляют. Не подначивай.

– А у меня их нет, – внезапно поведала Мария, дурашливо разводя в стороны руки. – Нету.

– Погоди, что значит нет? Куда же они делись? – Тьфу ты, снова-здорово.

– А то и значит, что нет. Мне Мишка сказал, что нельзя дома держать, я их утром с собой взяла, хотела в банке ячейку арендовать и положить. А в банке сказали, что можно только завтра будет положить, и я на работе оставила, в сейфе.