Лидия Ульянова - Размах крыльев ангела

– Ты ему все рассказал, да? Зачем? – вяло спросила Маша, вертя в руках пустую чашку. Она боялась поставить ее на стол – вдруг еще нальют. Вот теперь и Пургин будет знать, какая она непутевая кляча. Пургину отказала, а поверила проходимцу. Дура и есть.

– Я сперва просто звонил, просил его пробить Вадима: где сидел, куда поехал, когда вернулся. А потом рассказал вкратце, просил, чтобы он за Сашкой-шалавой присмотрел. Так вот, Вадим твой в Талом срок мотал…

– Я знаю, догадалась. А ты-то как узнал?

– Я? Хе-хе. – Степаныч реденько захихикал. – Я, когда понял, что у тебя кто-то завелся, мужичок какой-то, я значения не придал сперва. Но только ты за столом мне рассказывала что-то и словом обмолвилась. Одно слово сказала, «всячески», вот тут я подозревать и начал, откуда у твоих бед ноги растут. Мишане рассказал…

– А Мишке то с чего рассказал? Его-то ты откуда знаешь? – Хоть и слабая, Маша не теряла интереса к происходящему. Понятно, значит, теперь и Мишка в курсе ее амурных дел.

– А познакомились мы. На лестнице встретились и познакомились. Я же теперь как курица ночью вижу, вот и принял Мишаню за Вадима. Похожи они обличьем. Это, кстати, нас на мысли тоже навело. Но это не я, это Мишаня догадался…

Маше было удивительно, что всего из себя яппи Михал Юрича кто-то называет запросто Мишаней. То ли Степаныч его не распознал, что вряд ли, то ли что-то в нем увидел, что Маша перестала замечать. Мишка, кстати, охотно на его обращение откликался, хотя Маша точно знала, что панибратства он терпеть не может.

– Мы, когда сопоставили все, что с тобой происходит, догадались об опасности. Я тогда слежку и приставил за ухажером твоим. И оказалось, что он утром выходит, якобы на работу, а сам к дружку своему едет, до вечера у него сидит. Или по городу болтается. Мой человек дважды его разговор с женой слышал, еще больше понятно стало.

– Это такой дядечка неприметный, лет сорок, да? Я его видела. Три раза видела. Я решила, что он за мной следит, и Вадиму рассказала. Не нужно было, наверно? – Маша расстроилась, она ведь хотела как лучше.

– Ты его заметила? – удивился Миша. – Вот тебе и профессионал! У него вообще-то репутация хорошая, у их агентства…

– Эх, Миша! Они же, видать, за неверными женами все больше следят, за гламурными блондинками, которые и не подозревают о слежке. А Мария ваша – Шерлок Холмс. Это же надо, узнать в человеке преступника по повадкам!

– Не хвалите меня, Дмитрий Семенович, я должна была раньше догадаться, – с досадой перебила профессора Маша. – Если бы я Мишку не подозревала все это время…

– Меня? – Изумлению Михал Юрича не было предела. – Меня подозревала? Мурка, почему меня? Ты что, решила, что я могу тебя обидеть?

– Решила, Миша, – виновато подтвердила она. – Я почему-то так с самого начала решила. Из-за квартиры, наверно. Сам посуди, твою квартиру оставили в наследство первой встречной, я думала, ты считаешь, что я на нее права не имею.

– Машка!!!

– Прости меня. А потом, когда это началось, мне все на тебя указывали. Говорили, что ты приходил, когда меня дома нет. А ты ведь никогда раньше без предупреждения не приходил, ты вообще не приходил, мы где-нибудь в ресторане встречались. Мне казалось, что ты не хочешь заходить, не можешь видеть, как я в твоем доме живу.

– Да нет же, Маша! Мне казалось, что тебе должно нравиться в ресторане, женщинам же всегда нравится в ресторанах. Я даже специально выбирал каждый раз новый, для тебя. А ты меня старательно избегала, я думал, что тебе со мной неприятно. А потом я разводиться начал, а потом у тебя этот гад появился. Слушай, Мария, и ты что, поверила, что я всех по голове лупил?

– Вот как раз это я плохо себе представляла. Но поверила. Как тут не поверишь, когда и жена твоя заявляется в сейфе шарить? Я еще думала, что твоя секретарша – это сообщница…

Михал Юрич окончательно расстроился. Эх, не знал он раньше, что является в ее голове предводителем банды мокрушников! Как он мог бросить ее одну, не помочь и не поддержать, позволить связаться с каким-то упырем? Почему, ну почему ему целый год казалось, что он ей неприятен, что лучше держаться от нее в стороне? Видимо, потому, что сам за себя боялся, боялся сказать лишнее, получить отказ и выглядеть смешным. Она так влекла его к себе, так манила, что он боялся нарушить установившееся между ними хрупкое равновесие, боялся потерять хотя бы то, что существовало между ними. Он всеми силами пытался дистанцироваться, решал свои проблемы, ссорился с женой, проводил время с сыном, а его Мурка-Мурашка все это время была совершенно одна. Отчего он решил, что у нее все хорошо? Оттого что у нее этот хмырь, с которым, кстати, до сих пор не все ясно? То есть совершенно понятно, что хмырь – подонок и преступник, но неясно, перестала ли она любить хмыря. Оттого, что она не жаловалась? Так она никогда в жизни не жаловалась, даже в детстве. А теперь лежит и светит фингалом вполлица, и у Михал Юрича от вида кровоподтека на ее лице, от разбитой губы до боли сжимается сердце.

– Алла Петровна не сообщница, ей пятьдесят лет, и у нее внуки, – устало сообщил он, снимая очки и двумя пальцами протирая глаза. – Она просто отличный секретарь.

Как будто в пятьдесят лет и с внуками нельзя быть сообщницей!

– А где он сейчас? – Маша избегала называть Вадима по имени, не могла.

– В отделении милиции. За попытку угнать автомобиль и ограбить магазин. Завтра пойдешь в отделение и напишешь заявление, что украл у тебя автомобиль и ключи от магазина, что пытался отравить и избил. Вон, у тебя синяк вполлица. Справку от врача я тебе обеспечу.

– Ничего я писать не буду и никуда не пойду, – твердо заявила Маша. Мысль о том, что придется еще хотя бы раз встретиться с Вадимом, даже если на суде, вызвала новый приступ дрожи. – Пусть катится.

– Мария, как же так? Его нельзя просто взять и отпустить, а без вашего заявления милиция ничего не сможет сделать.

– Пусть катится, – упрямо повторила она, стуча зубами.

– Что, знобит? Дмитрий Семенович, будьте так добры, принесите ей из спальни еще одно одеяло.

– Хе-хе. А ведь верно, – авторитетно и хитро заявил Степаныч. – Пусть катится. Прямо в Лошки, под светлы очи Пургина, примут с распростертыми объятиями. Главное, его тут в самолет посадить, а там уж встретят. Это, поверьте мне, пострашней милиции будет. Он сейчас там, в кутузке, сидит и мечтает, чтобы в «Кресты» отправили, а не в Лошки обратно.

Из спальни вернулся профессор Заблоцкий, одеяло он так и не принес. Зато прихватил с собой два прабабушкиных рисунка в рамках, что давно повесила на стену Мария. Вид у профессора был совершенно удрученный и растерянный.

– Мария, что это? – спросил чужим голосом, тонким и отрывистым. – Вот это вот, что такое?